Игра в «кошки-мышки»

Глава 21

Когда я с Никитой, то даже не представляю себе утро, которое началось бы без его нежного шёпота «Мия, любимая» и поцелуя. Я буквально дышу ним. Наверное, это не совсем нормально, быть такой зависимой от другого человека, но чувства переполняют мое сердце, возможно, затмевая разум. Я безумно люблю своего Тома, и иногда мне даже становится страшно, когда думаю, насколько сильное это чувство. Один человек не может в одночасье стать смыслом жизни другого. Это не правильно. Или это и есть любовь?

Последующие дни мы проводим в основном дома, если не считать ежедневных посещений мамы Никиты, но все же, однажды выбираемся в Нью-Йорк. Я влюбляюсь в этот город с первого взгляда, не смотря на то, что он такой динамичный. А, может, просто это все эффект Никиты, и я люблю все, что связано с ним. Мы посещаем зоопарк в Центральном парке, и Тайм Сквер, греемся в кафе, и все время целуемся.

А за день до отъезда, мы возвращаемся из медицинского центра, и нас останавливает здоровяк с рыжими волосами.

— Hey! What's up, Dude? (Как дела, приятель/чувак?) — Произносит он, улыбаясь.

— Hey, Man! Awesome! (Все отлично, мужик/приятель) My girl — Mia, — обнимает меня. — Мия, это Алекс, мы вместе учимся.

— Hi, Alex! Nice to meet you! (Привет, Алекс! Приятно познакомится!) — Отвечаю с улыбкой.

Мне немного неловко, так как мой разговорный английского не так хорош, поэтому я просто слушаю болтовню парней, понимая урывками. Затем мы прощаемся и идем к дому.

— Он зовет нас на студенческую вечеринку в кампусе. — Объявляет Никита. — Если не хочешь, не пойдем. Ты решаешь.

— Мне интересно, давай сходим. — Отвечаю, замечая, что Никита как-то приуныл, но не понимаю причины.

— Может, все же, останемся дома? — спрашивает Ник, пытаясь отвлечь меня ласками и поцелуями от сборов на вечеринку.

— Вот теперь я точно хочу пойти. — Отвечаю и убираю его руку с бедра. У меня тут же появляется паранойя, что он почему-то не хочет, чтобы я пошла. Но я упрямая, и мы идем на эту вечеринку.

Когда мы подъезжаем к дому братства — огромному коттеджу в Викторианском стиле, громкая музыка слышна на весь квартал. Мы заходим внутрь, и музыка буквально оглушает нас. Ника приветствуют разные ребята, но больше всего меня напрягает, что и множество девчонок к нему подходят, некоторые просто приветствуют, другие обнимают. Одна же красивая мулатка, вообще с визгом бросается ему на шею. Она вопит что-то о том, как рада, что он пришел, и улыбается во все 32. А мне вот совсем не смешно, смотрю на него со злостью, но он, кажется, этого не замечает, а тоже улыбается в ответ.

— Мия, это Лин, мы учимся вместе, а еще ее отец работает в медицинском центре, где лечится Мария.

Когда она слышит, мое имя, она бросается уже ко мне и обнимает, говоря что-то о том, как рада нашему знакомству. Я нахожусь в ступоре. Это что еще такое? Мне хоть кто-то объяснит?

— Ник? Почему она так рада? — спрашиваю удивленно.

— Я рассказывал о тебе, она рада познакомится, — отвечает и притягивает меня ближе.

— Ясно. Дома поговорим. — Решаю отложить разговор на потом.

— Пошли, потанцуем, Джерри, — смотрит на меня сияющим взглядом, чуть закусив губу, и утаскивает в толпу танцующих.

Мы танцуем, общаемся с его знакомыми, просто дурачимся. Ник где-то добывает безалкогольное пиво, и мы, сидя на крыльце, пьем, болтая с Лин, и еще каким-то парнем. Понимая, что мои опасения были напрасны, и она в моем парне совсем не заинтересована, выдыхаю. Опять идем танцевать, чтоб согреться, мне нравится эта вечеринка, давно я так не отрывалась, но вдруг чувствую, что все начинает кружиться вокруг. Хватаюсь за Никиту, он смотрит на меня и, видимо поняв, что я вот-вот отключусь, выводит на свежий воздух.

— Малышка, ты уже устала, пора домой. — Говорит он, и, попрощавшись с тем-то из знакомых, ведет меня к машине.

— Давно я так не танцевала. — Говорю, когда мы подъезжаем к его дому.

— О чем ты хотела поговорить? — спрашивает Никита, когда мы входим в квартиру.

— Глупости… — отмахиваюсь я.

— Я хочу знать, Мия, — настаивает Ник, заглядывая в глаза.

— Я решила, что у тебя с Лин… — начинаю я и закрываю лицо руками, — Прости, это было глупо…

— Мышка, послушай, пожалуйста, — он убирает мои руки от лица, и смотрит пристально в глаза. — Мне кроме тебя никто не нужен. И я на все согласен, только чтобы тебя не потерять. Ты — мое все, Мия!

От этих слов мое сердце готово вырваться из груди, а на душе становиться как никогда тепло. И я даже не замечаю, как по моим щекам начинают бежать ручейки слез.

— Люблю тебя! — выдыхаю, обхватываю его шею руками, запрыгивая на него словно обезьянка, и начинаю целовать. Он отвечает мне с таким же пылом, осушает поцелуями слезы. Мне нужна наша близость, чтоб забыть обо всех страхах и подозрениях, это словно подтверждение того, что все хорошо, что ничего не изменилось, что мы любим друг друга. Никита, как будто понимает это, или же чувствует тоже, потому что он больше ничего не говорит, а доказывает свою любовь моим любимым способом. И мы снова растворяемся друг в друге.

— Не хочу уезжать, — произношу тихо, выводя узоры пальцем на его груди.

— А я не хочу тебя отпускать, — отвечает он, играя с прядью моих волос.

Мы оба понимаем, что я не могу остаться. Остается только ждать, когда Никита сможет вернуться ко мне.

— Еще немножко, Джерри, несколько месяцев и мы будем все время вместе. Обещаю, я тебе еще надоем своим постоянным присутствием.

— Никогда. — Тянусь к нему с поцелуем.

— Обещай, что дождешься меня, — в голосе мольба.

— Глупый, я же люблю тебя. — Буквально набрасываюсь на него, чтоб стереть лаской эту грусть с лица.

Утром после завтрака в ближайшем «Старбаксе», мы едем к Марии. Завтра утром у меня самолет, поэтому хочу попрощаться. Она сейчас проходит курс химиотерапии, поэтому очень сильно выпадают волосы, которые и так мало отрасли после операции. Поэтому она заказала себе много разных цветных шелковых шарфов, из которых делает что-то вроде тюрбанов. И почти каждый день он новый.

— Здравствуйте, дорогие, — приветствует нас Мария.

— Вы как всегда прекрасны, — делаю ей комплимент.

— Надеюсь, тюрбаны еще в тренде, — смеется. — Когда у тебя самолет?

— Завтра в восемь. — Отвечаю и с грустью смотрю на Ника.

— Надеюсь, это последний курс химии и после я уже смогу вернуться к нормальной жизни, — говорит Мария. — А то меня уже агенты дергают, когда опять начну выставляться, а у меня и работ новых почти нет.

Мы с Никитой ей улыбаемся. Радует, что Мэри настроена позитивно и идет на поправку. Рассказываем ей о походе на вечеринку, а она нам о новом докторе, который оказывает ей знаки внимания.

— Может, стоит заказать парик? — подмигивает нам.

— Мам, ты у меня всегда красавица, — подходит к ней Никита и целует в руку.

— Ладно, ребятки, идите уже, все-таки последний день перед отъездом, — говорит нам.

Мы начинаем говорить, что еще только утро, но она настаивает, чтоб мы не задерживались и провели время вдвоем.

На обратном пути Ник предлагает пообедать в ресторане, так что мы возвращаемся домой уже к вечеру. Мои немногочисленные пожитки уже сложены в сумку, которая стоит в гостиной и дожидается своего часа.

— Это была чудесная неделя, — говорю Никите, сидя на его коленях, пока он работает.

— Согласен, — отвечает он, отрываясь от ноутбука и целуя меня в уголок рта. А потом опять возвращается к работе. Оказалось, что он за время моего визита почти не работал, и теперь на носу дедлайн (срок сдачи/крайний срок), а работа не закончена. Хоть мне немного и обидно, я понимаю, что для него это важно, поэтому, чтоб как-то отвлечься иду готовить ужин. Решаю приготовить овощную запеканку и, найдя все необходимое, берусь за приготовление.

Через сорок минут все готово. И я довольная результатом, накрываю на стол.

— Как вкусно пахнет, — слышу голос Ника. Он закрывает ноутбук и идет ко мне. — Я жуть, какой голодный, — произносит и, обхватив за талию, подсаживает меня на столешницу.

По его взгляду понимаю, что говорит он не о еде. Ну что ж, ужин может немного подождать.

А проснувшись рано утром, мы мчимся в аэропорт. Обещаю позвонить по прилету. Долго стоим, обнявшись, не в силах оторваться друг от друга, пока не объявляют посадку. Я бегу к воротам, а Никита возвращается в Принстон. Если бы мы тогда знали, как надолго прощаемся…