Гори, бабочка, гори

АШЕР

Я хожу туда-сюда по кухне, пока Бек выносит мусор, а Тейт сидит на диване, положив голову на руки. Джуд хватает свой телефон и прижимает его к уху, бормоча: «Ну же, куколка, возьми трубку». Он нажимает на красную кнопку, когда она не берет, и начинает звонить ей снова. Да пошел он. Значит, она не обманывала их, но она точно обманула меня, и она солгала о гораздо большем, чем это. Сави не может получить бесплатную прописку за все свои тайны.

— Просто отпусти это, Джуд! Она, блядь, играла со мной и лгала всем нам. Почему ты все еще преследуешь ее, как собака в течке?

Он стучит мобильником по лбу и рычит сквозь стиснутые зубы.

— Пошел ты, Эш! Ты так залез головой в свою задницу, что не видишь ничего. Скажи мне… блядь, скажи мне, как она тебя обманула? Сави танцевала в баре, ты увидел ее и стал одержим. Она не делала тебя таким. Она не давала тебе никаких обещаний, не так ли? Нет, она не сказала тебе ни одного чертова слова за два долбаных года! Думаешь, раз ты так на нее смотрел, она тебе что-то должна?

Он рвет на себе волосы и пытается снова позвонить ей, но не дозванивается и продолжает разглагольствовать.

— Знаешь, почему она танцевала в этой клетке, за этой маской? Потому что она хотела быть той женщиной, но слишком боялась быть ею в реальной жизни. Она сказала мне… — Он разражается безумным смехом. — Она сказала мне, что ты был первым мужчиной, который увидел ее, посмотрел на нее, как будто она что-то значит. Она сказала, что ты заставил ее почувствовать себя чертовски… достойной! Арг! Она была чертовски неправа. Сави всегда была достойной. Это ты ее недостоин.

Он тычет пальцем в мою грудь, заставляя меня отступить назад.

— Когда она встретила тебя здесь, в реальной жизни, она боялась рассказать тебе, потому что знала, что ты будешь в ярости от того, что она не та девушка в клетке. Она знала, что ты накажешь ее за это. Зачем ей было говорить тебе, если она тебе ни хрена не доверяла?

Я хочу возразить ему, но он бросает на меня мрачный взгляд и спрашивает:

— Ты рассказал своей Бабочке, кто ты на самом деле? Рассказал ли ты ей, откуда мы родом? Какое дерьмо мы натворили за эти годы? Разве ты не должен был рассказать ей правду? Нет? Так какого хрена тогда ты имеешь право знать ее секреты?

Он отворачивается от меня, его пальцы летают по клавиатуре, отправляя сообщение за сообщением, а я подхожу к окну и смотрю на падающий снег. Вспоминаю, как она пришла сюда в первый раз. Я открыл дверь, и у нее чуть не случился припадок, когда она увидела меня. После этого она едва могла смотреть на меня до той ночи, когда началась снежная буря.

Сейчас я вспоминаю, как поступил с ней, сказав, что мы не обязаны справляться с ее реакцией на бурю. Именно после этого она перестала нервничать рядом со мной, и теперь я понимаю, что именно в тот момент Сави воздвигла стену, чтобы отгородиться от меня. Я перестал ее волновать, и мое поведение придурка помогло в этом.

Мои глаза закрываются, когда я вспоминаю тот момент на кухне, когда я впервые увидел ее татуировку. Она сказала, бля… она сказала, что это должно было напоминать ей, что она может быть кем-то, кем она не была. Это должно было означать, что если она будет достаточно смелой, то сможет летать. А потом она заплакала. Я держал ее, пока она плакала, и думал, что это ПМС, но она пыталась рассказать мне свою историю своим собственным испуганным способом. Я поднял ее и уложил в постель, и она сказала, как ей жаль, и теперь я понял, что это не имеет ничего общего с тем, что она была в нашем доме. Сави пыталась сказать мне, как ей жаль, что она не была достаточно смелой, чтобы рассказать мне правду.

Тейт вырывает меня из мыслей.

— Вот как она заставила моего отца отступить. Точно должно быть так. Она использовала свое имя и, вероятно, какие-то угрозы, которые такой человек, как Севан, мог бы выполнить. Она назвала ему свою настоящую фамилию, чтобы попытаться защитить меня. Хотя она пытается скрыть это от всего мира. Почему, черт возьми, она хотела скрыть это? Почему она не сказала нам?

Бек качает головой, а затем снова стучит ею о стену, на которую опирается.

— Разве ты не слышал эту суку? Сави просто хотела быть нормальной. Подумай о том, какой груз несет в себе такая фамилия и состояние. Если бы люди здесь знали, она бы постоянно находилась под микроскопом, и они все осуждали бы все ее действия.

Тейт вскидывает руки вверх в расстройстве.

— Хорошо! Но зачем работать на двух работах? Ей же не нужны были эти гребаные деньги с миллиардами в банке. Блядь, ей не нужно было оставаться здесь после того, как ее дом взорвался. Она могла бы просто купить гребаное здание и переехать в него!

Джуд в гневе бросает телефон вниз.

— Ты настолько тупой? Ей плевать на деньги! Ей плевать на нашу профессиональную зарплату и премию, и ей плевать на миллиарды, которые оставил ей отец. У нее в комнате пластмассовые комоды "Таргет", мать вашу. Все, что волновало мою куколку, это чтобы кто-то видел ее, заботился о ней. Она просто хотела чего-то настоящего. А она… не… отвечает… на… мои… звонки! ЧЕРТ! — Он судорожно смотрит между всеми нами. — Один из вас попробуйте, позвоните ей, напишите ей!

Тейт качает головой.

— Если Сави и будет отвечать на кого-то из нас, то это будешь ты, Джуд.

Снова отворачиваюсь, не уверенный, что хочу, чтобы она ответила кому-то из нас. То, что Джуд все рассудил, не означает, что я не чувствую, что она меня предала, что мне солгали.

— Где она? Куда она могла пойти? Все ее вещи здесь, — бормочет Джуд, снова звоня ей на телефон.

После двух лет, когда я хотел только одну женщину, я наконец-то выбрал. Я, блядь, выбрал Сави, и все развалилось. Это напоминает мне о браслете из крошечных книжек, который я оставил на столе в клубе, поэтому тру лицо, а затем бросаю ему спасательный круг.

— На ней все еще был костюм бабоч… ее клубная одежда. Наверное, она вернулась туда.

Он поднимает голову от телефона и начинает быстро кивать.

— Да! Хорошо, хорошо, Бек, мне нужно, чтобы ты отвез меня в клуб!

Как один, мы все начинаем двигаться к двери, но Джуд выбрасывает руку, не давая мне идти за ним.

— Нет, только не ты. Ты и близко не подойдешь к моей куколке. Ты облил мою девочку горючим и поджег гребаную спичку. Можешь оставаться здесь и гореть за это.

— Джуд…

Он прерывает меня рычанием.

— Заткнись! Тебе конец, Эш.

Тейт и Бек оглядываются на меня с настороженными выражениями, пока все они одевают куртки, а затем три моих лучших друга, моя семья, оставляют меня наедине с тяжестью того, что я только что сделал.

Я стою там еще долго после того, как захлопывается входная дверь, пытаясь объяснить себе, почему все это ее, а не моя вина, но чем дольше я об этом думаю, тем труднее мне становится. Наконец иду к лестнице и поднимаюсь по ней, останавливаясь у ее открытой двери. Вижу голубую кровать цвета ее глаз, заваленную подушками, и глубоко вдыхаю ее запах персиков и сливок. Я сжимаю пальцы на дверном косяке. Она сделала это, она не имела права… Образ ее грустных, влажных голубых глаз проносится перед глазами, когда она сжимает мое запястье и говорит: «Эш… мне жаль, мне так жаль».

Вижу ее в клетке, танцующую для меня. Как ее глаза всегда встречались с моими. Не чувственные, сексуальные взгляды, а те времена, когда ее глаза были полны чего-то другого, чего-то безымянного. Времена, когда у меня был дерьмовый день, а ее глаза говорили: «Все в порядке, я вижу тебя, я здесь для тебя». Две женщины, Бабочка и Сави, сливаются в одну, и это заставляет меня понять, что Сави дала мне гораздо больше, чем я когда-либо давал ей, и она никогда ничего не просила взамен. Единственное, что Сави когда-либо брала от меня, это мои глаза, наблюдающие за ней, и я отдал их ей добровольно.

— Черт!