Большие люди

Глава 11. Большие последствия

У Люси так и не получилось остаться один на один со своими мыслями. В город они вернулась уже под вечер воскресенья. А дома надо было непременно сделать невозмутимое лицо и выдержать допрос с пристрастием. А когда, уже вечером, она все-таки осталась наедине сама с собой, то просто "выключилась", будто не отдыхала за городом, а трудилась там не покладая рук. Это все нервное, не иначе.

А на следующий день — привычный ранний подъем, дети, их родители, работа. Голова и руки постоянно заняты. А телефон не звонит. Он не звонит.

Именно поэтому, после окончания приема во "Фламинго", когда у нее есть минуть сорок на то, чтобы перекусить, отдохнуть немного перед другой работой, она снова стоит у окна кабинета и смотрит за стекло. Сегодня на улице метет. Как началось в ночь с субботы на воскресенье, так и продолжает вьюжить и кружить. Именно под свист вьюги у них все и случилось.

Несмотря на полный сумбур в голове, который еще предстоит проанализировать, разложить по полочкам и навесить бирки, одно Людмила знает точно: она не пожалеет о том, что произошло. Неважно, как сложится у них дальше, что он сделает или не сделает, скажет или не скажет… Она не будет сожалеть о том, что позволила этому случиться. Это навсегда останется с ней.

Она была с мужчиной. Нет, даже не так. С Мужчиной. Не с таким, как их описывают в глянцевых журналах и дамских романах. А с настоящим, реальным мужчиной, который был таким до самых мельчайших нюансов. Мужчина во всем. В своей немного грубоватой торопливости. В своей тяжести и твердости. В молчаливости, полной лишь хриплого шумного дыхания. И даже в том, что все случилось быстро. А совсем не так, как пишут в любовных романах.

А она не жалела. Наверное, она наивная. Или латентная мазохистка, лишенная чувства собственного достоинства. Но ей безумно льстила эта его торопливость и несдержанность. Значит, хочет именно ее. Значит, именно она ему нужна так, что… Да и не ждала сама Люся многого от секса, так уж ее жизнь сложилась. Неудачный опыт, куча комплексов, длительный целибат… А вот что было важно — это как он обнял ее после, прижал к себе. И негромкое: "Извини меня, Лютик". И еще, чуть позже: "Маленькая, я, кажется, отрубаюсь. Прости. Но я утром исправлюсь, обещаю". А потом он и в самом деле заснул. Но даже это не было обидным. Потому что стоило ей пошевелиться, как его руки вокруг нее сжимались. Даже во сне он не отпускал ее. И вот это было по-настоящему важным.

А утром… Утром он действительно исправился.

_________________

Понедельник — день тяжелый. Если ты генеральный директор, то, вопреки расхожему мнению, твой понедельник — день тяжелый вдвойне. А если ты генеральный директор компании, которая переживает не самые лучшие времена, то в понедельник с утра хочется повеситься на собственном галстуке спустя полчаса после начала рабочего дня.

Вот как ни странно, а повеситься ему не хотелось. С мыслями своими остаться хотелось наедине, хотя бы на десять минут. Потому что покоя ему не давали со вчерашнего вечера. Едва он переступил порог дома, как на него накинулся Гошка. И отнюдь не с теми вопросами, которыми он ему грозил накануне. А с сообщением, что к ним "едет ревизор". А точнее, что на них клюнула большая московская рыба в лице столичной инвестиционной компании, в которой и работал, как выяснилось, тот самый однокашник, с которым встречался недавно Гоша. И завтра к ним как снег на голову падают первым утренним московским рейсом потенциальные инвесторы. Спасатели возможные, то бишь. И подготовиться надо как следует к визиту. В итоге они с Жоркой до двух ночи составляли план действий, а с утра пораньше принялись его исполнять. Встретить гостей в аэропорту, потом в гостиницу — их разместить, потом, пока гости отдыхают с дороги, обратно в офис, а там дел тоже куча. Все закрутилось так, что передохнуть некогда. Лишь ближе к одиннадцати он урвал десять минут на кофе. И, прихлебывая ароматный горячий напиток и глядя на белое мельтешение за окном, все-таки позволил себе ненадолго вернуться на сутки назад…

_____________

Если говорить совсем честно, то по-мужски он просто-напросто почти что облажался. В их первый раз. Теперь понимал, каким был в последнее время в этом плане… ленивым, что ли. Постоянная на протяжении нескольких лет сексуальная партнерша, с которой он не считал нужным слишком уж стараться, потому что она многого не требовала, ее все устраивало и так. А потом, когда случилась беда с Гошкой, стало резко не до секса. После этого просто исчезло время на это. Затем — появилась Люся. А потом у него снесло по ней крышу. Только он не сразу это понял. И весь масштаб этой катастрофы осознал, только когда оказался с ней на расстоянии поцелуя. Когда появилась возможность прикоснуться… Когда понял, что вот сейчас он ее получит, целиком, полностью.

Просто сорвался. Длительное воздержание, истрепанные в лоскуты нервы и она — как спасение, как лекарство, как якорь. Поэтому и показал себя с Люсей… уж никак не умелым героем-любовником, это точно. Скорее, торопливым и неопытным подростком. Но к этой мысли он пришел постфактум, почти убывая из реальности, уткнувшись лицом в пахнущие то ли лимоном, то ли апельсином волосы. Сил совсем не осталось, но он поклялся себе, уже на грани сна и яви, что утром он обязательно…

А утром он сдержал данное самому себе слово. И под завывания начавшейся еще ночью вьюги он поступил так, как считал нужным и правильным, несмотря на Люсины довольно решительные протесты, борьбу за одеяло и ее первое смешное, почти детское "Ой". Он сделал Люсе хорошо. Потом стало хорошо им обоим. А потом они лежали, укрывшись одеялом. За окном все так же посвистывал ветер, Люся смущенно прятала лицо, уткнувшись ему в шею, а он довольно улыбался, перебирая ее волосы. А потом у него заурчало в животе, Люся от неожиданности прыснула. Все ее смущение как рукой сняло, и они пошли вниз — завтракать.

__________

Наверное, он все-таки стареет. Или в голове у него что-то не так замкнуто. Но самым ярким моментом их совместных выходных стала отнюдь не близость с Люсей, какой бы долгожданной и сладкой она не была. А именно утро. И не в постели. А на кухне.

Он сидит за столом и наблюдает, как она жарит ему омлет. Нет, он мог бы и сам, уж что-что, а омлет в состоянии приготовить. Но Люся вызвалась, а он не стал спорить. И теперь вот наблюдает за ней, изящно переступающей ногами, упакованными в серые пушистые носки, по выстывшим за ночь плиткам пола на его бывшей кухне. Никогда бы ни подумал, что это так красиво — голые женские ножки в вязаных носках. А еще на Люсе его свитер, старый, потерявший форму, но мягкий и удобный. Рукава она закатала до локтя, широкий растянутый ворот так и норовит сползти с плеча, снизу свитер прикрывает ее до середины бедер. Но когда она поднимает руки, чтобы достать соль… Снизу белье Лютик надела, а вот сверху, это отчетливо видно под мягким трикотажем — нет. Волосы каштановыми волнами укрывают плечи, она их периодически перекидывает с одной стороны на другую. Такая… домашняя, уютная, близкая. Родная.

Он сидит и смотрит, как она готовит ему завтрак. Его женщина готовит ему завтрак. Его. Та, которую он сделал сегодня ночью своей. Та, которая сама отдалась ему. Его женщина. Они вдвоем здесь, только они и то, что произошло между ними. За окном совсем разгулялся снежный буран, а на просторной светлой кухне самая лучшая на свете женщина, ЕГО женщина готовит ему завтрак. И почему-то именно от этого хорошо так, что кружится голова.

А после завтрака он ее снова увлек на второй этаж. И снова… Третий раз за одни сутки… Будто помолодел на десять лет, и не тридцать пять ему, а двадцать с небольшим. Но именно так он себя с ней и чувствовал. Молодым, беззаботным и очень-очень счастливым.

_______________

Воспоминания о том, что было воскресным утром, заставило ее щеки вспыхнуть. И ладно бы еще ночью, а то ведь светло же совсем было. А он… А потом Люся решила, что он… что ему виднее… нет, не так! Что он старше, опытнее и поэтому — лучше знает, что правильно, а что — нет. И если он решил… а она… а ей было хорошо так, как никогда в жизни! Но лучше сейчас об этом не думать. Лучше про завтрак.

Так приятно было готовить ему завтрак. Необъяснимо, но вот просто до мурашек отчего-то приятно. И спиной взгляд его чувствовала. А потом — не только взгляд. Его грудь прижалась к ее спине, горячие твердые ладони пробрались под свитер, мгновенно нашли то, чем себя наполнить. И колючая щека трется о ее гладкую.

— Гриша! — в попытке его образумить, у нее тут омлет сейчас пригорать начнет! — Прекрати меня тискать! Постоянно руки распускаешь!

— Невозможно, — хрипло ей на ухо. — Невозможно тебя не тискать постоянно. Оно же так и просится… — чуть сжимая ладони, — чтобы… хм…

По телу проходит озноб, и она беспомощно откидывает голову ему на плечо. А Гриша со вздохом убирает руки.

— Так, давай меня кормить. Я голодный просто смертельно. Во всех смыслах.

_______________

Поесть все-таки надо. Не хочется, но надо. Есть еще пятнадцать минут, она успеет попить чаю с ватрушкой. И Люся идет в комнатку, где они чаевничают.

— Люсенька, да ты никак личную жизнь устроила? — Тамара Витальевна составляет ей компанию.

Людмила лишь неопределенно пожимает плечами. Как-то нет сильного желания обсуждать свою личную жизнь с кем бы то ни было, а уж тем более, с коллегой по работе.

— Не скроешь, Люда, глаза вон так и светятся. И улыбаешься постоянно, — не унимается Тамара Витальевна. — Что, нашла мужика?

Не отстанет ведь, пока ей хоть что-то не скажешь. А уходить уже невежливо.

— Нашла.

— Путный?

Смешной вопрос. Путный ли Гриша? Он самый лучший. Но объяснять это Тамаре Витальевне она не собирается. Поэтому отвечает уклончиво:

— Вроде бы.

— Лет сколько?

Не отстанет просто так. А ей вдруг внезапно хочется поговорить о нем. Хотя бы так.

— Тридцать пять.

— Не мальчик, — усмехается коллега. — Женатый?

— Нет.

— Разведенный?

— Тоже нет.

— Да прямо чудеса какие-то! В тридцать пять лет — и ни разу женат не был? Пьет, поди? Или с мамочкой живет?

— Живет с братом. Не пьет, — Люсе становится даже забавно: до чего дойдет в своей зависти Тамара Витальевна.

— А крылышек и нимба нет?

— Не заметила, — Люда улыбается.

— Ох, Люся, Люся… Поверь моему опыту — не бывает такого. Чтобы мужик в тридцать пять лет, непьющий, да не женатый, да еще и без придури… Что-то с ним не так, поверь мне! Или бить начнет, или еще какая пакость. Вон, у моей соседки дочь тоже нашла себе, вроде твоего, с виду приличный мужик, а потом оказалось… — Тамара Витальевна спотыкается на полуслове, глядя удивленно куда-то за спину Люси. А в спину тянет сквозняком. Люда поворачивается. Он.

— Здравствуйте, — Григорий подчеркнуто вежлив.

Люся вскакивает с места, чуть не опрокинув чашку с чаем. Слова все куда-то исчезают из головы, и она просто молча смотрит на него. Господи, оказывается, она успела по нему соскучиться!

— Вы нас не оставите ненадолго? Пожалуйста, — просьба обращена к Тамаре Витальевне и высказана хоть и вежливо, но тоном человека, который привык, что все его просьбы выполняются. И Тамара Витальевна не исключение.