Порочная

— Нет! — я ударяю кулаком по кованым железным перилам. — Ты подставил меня.

— Зачем мне это делать? — кричит он. — У вас моя дочь! Я никому не говорил. Я не сказал ни единому…

— Как я уже сказал, не хотел бы ты попрощаться с ней?

— Пожалуйста, нет! — умоляет он. — Пожалуйста. Я сделаю всё, что угодно. Всё, что тебе нужно.

В его голосе слышится полнейшая паника, и хотя это меня восхищает, это не паника человека, пойманного на месте преступления. Нет, это паника человека, застигнутого врасплох.

— Очень хорошо.

Я вешаю трубку, блокирую номер Марио и засовываю телефон в карман, прежде чем перегнуться через перила и посмотреть на людей внизу. Они слоняются без дела, продолжая свою обыденную жизнь, пьют кофе, смеются. Они живут в иллюзорном пузыре безопасности всё то время, пока я сижу прямо над ними и наблюдаю. Вздохнув, я возвращаюсь в квартиру, приказывая Борису отвезти ребёнка домой. И когда я наблюдаю, как он провожает её и её куклу в лифт, я задаюсь вопросом, не потерял ли я хватку. Неужели я позволил любви так глубоко проникнуть в мою душу, что мой венец безжалостности потускнел?

Возможно…

***

Мерцающие городские огни проникают в окно, отбрасывая свет в тёмную комнату. Иногда для того, чтобы подумать, требуются тишина и темнота. Полное лишение чувств, если хотите… Я сижу и жду, когда поступит звонок. Тот, который, я знаю, в конце концов поступит.

Всё, что делал Всадник, было личным. Дело всей моей жизни. Мой дом. Моя маленькая кошечка. Любой умный человек заранее планирует свои действия. Была причина, по которой он забрал Камиллу. Если бы он просто хотел её смерти, её бы оставили здесь, чтобы я обнаружил её. Должен сказать, к сожалению, я начинаю испытывать некоторый уровень уважения к своему врагу по единственному принципу: он настолько высокого мнения о себе, что готов свергнуть меня. Как жаль будет оборвать жизнь такого достойного противника, но бог может быть только один. И это всегда буду я.

Когда на мой телефон звонят с неизвестного номера, я улыбаюсь.

— Невежливо заставлять меня так долго ждать, — говорю я.

— Ронан Коул.

— И с кем же я имею удовольствие разговаривать? — я закуриваю сигару, глубоко втягивая дым в лёгкие, продолжая смотреть на огни Нью-Йорка на горизонте.

— Думаю, ты знаешь меня как Всадника, но это не важно. Важно то, что у меня есть то, чего хочешь ты, и наоборот.

— Понимаю.

Внезапный страх пытается схватить меня в свои тиски. Страх перед тем, какая судьба может ожидать Камиллу, но я проглатываю его обратно, потому что, в конце концов, это не имеет значения.

Имеет…

— Она прекрасна, разве не так? — он насмехается. — Не испытывай стыда. Она погубила многих — как Елена Троянская. Она — это то, ради чего мужчины готовы идти на войну. Умереть за это, — он вздыхает.

— Чего ты хочешь? — спросил я. Дым просачивается сквозь мои губы.

— Ну, — усмехается он, — конечно, я хочу уничтожить тебя. Как любой хороший враг.

— Многие мужчины думали сделать это до тебя. Предупреждаю тебя, добром это никогда не кончается.

Я слышу скрип стула.

— Ах, но я практически чувствую твой страх, Ронан Коул. Подобно умирающему животному, ты чувствуешь, что конец близок. Тебе некуда бежать, ни клиентов, ни особняка, ни женщины. И никакой власти.

Отсутствие приличий оскорбляет меня, но всё же я должен подавить смех над его диковинным заявлением. Я никого не боюсь.

— Единственное место, куда я хочу бежать, — это к тебе, — говорю я.

— Я тронут. Я приму твоё предложение. Но сначала мы с Камиллой собираемся немного повеселиться. Я буду на связи.

Мои зубы скрежещут, когда линия обрывается. Камилла справится, но оскорбление приходит при мысли о том, что этот мужчина трахнет её, просто чтобы разозлить меня. Осквернить то, что по-настоящему принадлежит мне. Он трахнет её, чтобы трахнуть меня, и это разжигает огонь в моих венах, который погасит только кровь.

К тому времени, когда Всадник пришлёт своё приглашение, я буду более чем готов.

Глава 32

КАМИЛЛА

Я стону и переворачиваюсь, прижимаясь щекой к чему-то холодному и твёрдому подо мной. Я открываю глаза и вздрагиваю от яркого флуоресцентного света над головой. Бешеный ритм поселился у меня за глазами, отдаваясь эхом в моём черепе.

— Ах, ты проснулась, — произносит чей-то голос.

Я поворачиваю голову в сторону и вижу пару блестящих туфель, уверено стоящих на кафельном полу. Деревянный стул под ним скрипит, когда он переносит свой вес обратно.

— Прошло много времени с тех пор, как я видел тебя спящей, dulzura (прим. испанский — Сладость).

Все мои чувства сразу же обостряются, туман в голове рассеивается под воздействием выброса адреналина. Только один человек когда-либо называл меня так.

Невозможно.

Перекатившись на живот, мне удаётся приподняться на четвереньки, пока я не оказываюсь на коленях перед его стулом. Мне почти страшно смотреть ему в лицо. Моё сердце бешено колотится, когда я обвожу взглядом его угольно-серый костюм, кроваво-красный галстук, идеально завязанный на белоснежном воротничке рубашки. Глубоко вздохнув, я поднимаю взгляд выше и оказываюсь лицом к лицу с мужчиной, которого я так хорошо знаю. Точёная челюсть, покрытая слоем щетины цвета соли с перцем, шрам, проходящий по левой щеке, и бирюзовые глаза, окружённые морщинками от напряжения. В его чернильно-чёрных волосах появилось больше седины, чем раньше, но это делает его только более выдающимся.

— Papi (прим. — Папочка)? — я выдыхаю, уставившись на него, как на привидение, которым он и является.

— Привет, Камилла.

Я не знаю, что сказать, что сделать. Ледяной шок пробегает по моим венам, замораживая меня на месте.

— Ты мёртв, — шепчу я. Слёзы щиплют мои глаза, и я с трудом сдерживаю их. Какой бы фокус это ни был, я на него не куплюсь.

Его губы изгибаются, когда он широко разводит руки.

— Я очень даже жив.

Поднявшись на ноги, я, шатаясь, иду вперёд, и он встаёт, подхватывая меня. Я падаю в его объятия, вдыхая знакомый аромат гвоздики и бренди, и какая-то маленькая надломленная частичка меня срастается обратно. Без разрешения слёзы текут по моим щекам.

— Я так скучала по тебе, — выдыхаю я.

Он проводит рукой по моим волосам.

— И я скучал по тебе. Так сильно.

Отстраняя меня, он целует меня в лоб со снисходительной улыбкой на лице.

По мере того как шок медленно проходит, появляется боль.

— Почему ты не вернулся?

Он машет рукой в воздухе.

— Боюсь, это необходимость. Я был в разгаре войны, которую не мог выиграть. Мне нужно было исчезнуть.

Я закрываю глаза. Я всё ещё могу представить себе ту ночь. Кровь, огонь, когда они сожгли дотла всё, что я когда-либо знала. И мой отец… мы всегда предполагали, что он мёртв, потому что если бы он был жив, то пришёл бы за мной и Габриэлем, не так ли?

— Мама и Эмилио умерли, — шепчу я. — А ты просто… ушёл? Ты не отомстил за них? Ты не пытался найти меня и Габриэля?

Он наклоняет голову, его губы приподнимаются набок, как это бывает, когда он собирается принять безжалостное деловое решение.

— О нет, dulzura (прим. — Сладость). Я потратил годы на то, чтобы найти виновных. Ронан Коул добрался до Кортеза первым…

— Я убила его.

Он улыбается и обхватывает мою щеку ладонью.

— Конечно, ты так и сделала. Я так горжусь тобой, Камилла.

На секунду я снова становлюсь маленькой девочкой, купающейся в похвалах отца, но ностальгия вскоре уступает место гневу.

— Так, мама и Эмилио умерли, мы с Габриэлем оказались на улице, и тебе никогда не приходило в голову вернуться за нами? — было так много раз, когда я бы всё отдала за то, чтобы мой отец спас нас. Те первые несколько лет были столь тяжёлыми, и мне нужно было присматривать за Гейбом… — Мы едва выжили, — тихо говорю я.

— Без меня вам было безопаснее, — он качает головой. — Но вы не только выжили, вы процветали. Вы оба стали такими сильными. Я и надеяться не мог на лучшее, — он встаёт и придвигается ближе ко мне, проводя тыльной стороной пальцев по моей щеке. — Я наблюдал за тобой. Я горжусь тобой. Ты даже внедрилась к Ронану Коулу.

— Внедрилась, — шепчу я себе под нос, хмурясь.

— Подумать только, все эти годы я потратил на то, чтобы разрушить его империю, а моя собственная дочь так легко сообщила мне всю информацию, — он улыбается.

Как ведро ледяной воды, осознание того, что здесь происходит, потрясает меня до глубины души.

— Ты Всадник, — задыхаюсь я.

Он издаёт смешок.

— Это имя я придумал не сам.

— Ты пытался меня убить, — говорю я, и боль пронзает мою грудь. Мой собственный отец.

Он опускает подбородок на грудь.

— Я думал, ты скомпрометирована. Мне было больно делать этот заказ, но ты же знаешь, что бизнес всегда должен быть на первом месте. — О, я хорошо это знаю. — Я не мог позволить ему заполучить тебя. Если бы ты встала на его сторону…

Мой отец жив, и он пытался меня убить. Я отправила ему информацию о ракетах Ронана и его клиентах, а теперь… теперь он похитил меня.

— Почему я здесь?

— Ах, моя милая дочь. Ты здесь, потому что время пришло.

— Время?

— Чтобы убить Ронана Коула.

Он хочет убить Ронана. И всё? Это кажется таким… разочаровывающим.

— Почему ты так сильно хочешь его смерти?

— Его отец помогал Кортезу. Коулы были ответственны за смерть твоей матери и брата. Они разрушили всё, что я построил. А младший гораздо хуже своего отца. Более хитрый, более безжалостный.

— Но потом ты стал Всадником. Ты обрёл больше власти. Ты всегда говорил, что бизнес превыше всего остального. Я не поверю, что мама значила для тебя так много, чтобы заключить десятилетний пакт о мести.

Его челюсть сжимается.

— Я любил твою мать.

— Так же, как ты любил меня и Габриэля? — спрашиваю я, и мой голос звучит гораздо более уязвимо, чем мне бы хотелось.

Он убирает волосы с моего лица.

— Ах, dulzura (прим. — Сладость), я любил тебя достаточно сильно, чтобы сделать тебя сильной. Мне было больно позволять тебе страдать, но посмотри, где ты находишься сейчас. Ты сломала Русского, — он ухмыляется. — Заставила его влюбиться в тебя вопреки всему. Заставила его захотеть жениться на тебе… — он приподнимает бровь, и я нервно сглатываю. — Он пришёл за тобой, когда Лос-Зеты схватили тебя. Даже после того, как он пытался убить тебя, а ты его. Он слаб перед тобой.

— Откуда ты знаешь об этом? — я никому не говорила, что он меня отравил. Никто, кроме нас с Ронаном, этого не знает.

— А как ты думаешь, кто тебя спас? Я всегда наблюдаю, Камилла. У меня везде есть глаза и уши. Когда я услышал, как ты перерезала ему горло, я подумал, что ты сделала то, чего никто до тебя не мог: убила Ронана Коула, — он замолкает, качая головой. — Какой позор, что ты потерпела неудачу. Но он всё равно бросился тебе на помощь, когда ты была в опасности, — он знал. Почему это меня беспокоит? Конечно, это был бы не первый случай, когда мой отец знал, что меня похитили, и ничего не предпринял. Это его образ действий. Мы не ведём переговоров. В раннем возрасте я поняла, что если не спасу себя сама, то умру. Никто не приходил за мной… до Ронана. Он всегда приходит за мной. — Русский так сильно слаб перед тобой, — говорит мой отец.