Я выбираю...

* * *

Рассвет, как и планировала, встречала на берегу Волги. Специально сделала крюк, чтобы сначала поздороваться с рекой, а уже потом въехать в город. Съехала с трассы, и, оставив машину недалеко от дороги, пошла по покатому склону. Ещё было сумрачно, но первые признаки наступающего утра уже давали о себе знать.

На душе было как-то неспокойно. Меня нагнали сомнения. И даже не из-за того, что сбежала из Москвы. Тут я нутром чувствовала, что поступила правильно. Но что теперь? Приехать — приехала. Дальше-то что?!

Когда моё решение только начинало зреть во мне, я решила, что поеду искать свою семью: родителей, Дашу, Андрея. Десять лет — это долгий срок, и я надеялась, что его будет достаточно, чтобы стереть все наши обиды. Но с другой стороны, десять лет — это очень-очень много, и у меня не было гарантий, что я вообще была нужна им. И от этой мысли становилось не по себе.

Пока что идея найти семью была единственным ясным планом на моём пути, дальше никакой конкретики. Ни насчёт будущего, ни даже работы. Я и жильё заранее не искала, думала, что приеду и на месте решу. Глупо. Вот пересеку я сейчас городскую черту и куда дальше? Просто ехать по дороге, куда глаза глядят? Или метнуться к стенам Кремля и поклониться ему? Будет забавно. Словно город живой, и мне надо просить его разрешения, чтобы он меня принял.

Под свои невесёлые мысли дошла до самого берега. Река гудела. Тихо, почти неуловимо, но так завораживающе. Над водой клубился лёгкий туман, который неуловимой дымкой тянулся до самого горизонта, скрывая первые всполохи солнца.

Уселась прямо в траву, обхватив колени. Сердце отплясывало непонятный мне ритм, то грозясь выскочить из груди, то замирая практически до полной остановки. Дыхание предательски вторило ему. В один момент жадно глотала воздух, а уже в следующий, приходилось с силой проталкивать его в себя. Слёзы сами собой выступили на глазах. Тряхнула головой. Нет, только не истерика. Ну сколько можно-то?

Зачем? Зачем я сюда приехала? Ну, найду я родителей? А дальше что?!

— Привет всем! Я — Лиза, — произнесла вслух, словно пробуя слова на вкус. Звучало глупо, оставляя на языке неприятное послевкусие. Даже мне не нравится, а что услышат папа с мамой? Подумают, что приползла побитой собакой обратно? И ведь правы будут. Ну, подумаешь, что не побитой, а ухоженной и с виду очень даже породистой, но по сути же приползу? То что в итоге родители оказались правы, больно било по гордости.

Когда-то давно мечтала, что вот приеду к ним, вся такая счастливая и самореализованная, уверенная и успешная, пусть гордятся мной. А что мы имеем по итогу? Тридцатилетняя баба с нервным расстройством в голове, которая по утрам разговаривает с отражением в зеркале и совершенно не знает, чего хочет от этой жизни. Ни уверенности, ни самореализации… А успешность она вся в Москве осталась, здесь я никто.

Надо было за Димку замуж выходить, так бы хоть мужика им предъявила. Ну нет же, мы гордые, мы принципиальные. Ещё и Чемезов со своими глазами. Вот чего он мне снится? Что надо ему? Я о нём лет шесть не вспоминала.

Это поначалу было сложно. Мы тогда только-только в Москву переехали. Снимали небольшую квартирку где-то в Чертаново. Две комнаты и кухня, настолько маленькая, что туда и стол обеденный поставить-то было некуда. В одной комнате жили мы с Максом, даже спали на одном диване, без пошлостей и намёков. Вторая комната досталась Артуру, который с завидной регулярностью таскал туда своих баб, а я потом по утрам выгоняла их с той самой микроскопической кухни. Тренировала свои актёрские данные, притворяясь то беременной невестой, то умалишённой сестрой. Одной барышне даже вкрадчивым голосом поведала, что Кирсанов — гей, просто родители грозятся его наследства за это лишить, вот он по пьяни и пытается себе «девушку» найти в попытках сохранить свою репутацию. Он меня чем-то накануне сильно разозлил, поэтому я и отрывалась как могла. Артур мне тогда за это чуть голову не открутил, когда среди знакомых слухи пошли. Потом, правда, ему всё на руку оказалось, кто ж знал, что в девушках включится режим «спасительница», каждая из них мечтала, вернуть Ару на путь истинный. Так что ему бедному чуть ли не каждую ночь приходилось идти на подвиги, забывая о своих «гейских предпочтениях». В итоге все были довольны, кроме меня.

Днём работали как заведённые, а по вечерам шли в очередной клуб или ресторан, обзаводиться новыми знакомыми. В этом бешенном круговороте событий и людей, мне почти удавалось не думать о том, что произошло. И лишь по ночам правда нагоняла меня. Я тосковала. По родителям, по Ваньке. Особенно по Ваньке. Даже постоянная близость Артура, не могла перекрыть всего этого. И на баб его через стенку сначала не реагировала. Раздражалась, конечно, но тут скорее уж инстинкты срабатывали, что кто-то чужой оказался на моей территории.

А так, все мысли были о Чемезове. Злилась на него за то, что отказался слушать меня. Ненавидела за то, что прогнал. Вину свою чувствовала, что не сказала об отъезде. Поддержки его не хватало, нежности, взглядов этих восторженных. И чем больше вспоминала, тем более одинокой себя чувствовала. Самое поганое, что плакать нельзя было, Макс на соседней подушке всё слышал. Вот и пришлось учиться держать всё в себе.

Я, наверное, ещё и поэтому так на Кирсанове зациклилась. Мне нужно было кого-то любить, о ком-то мечтать. Мне нужна была надежда, на то, что однажды в моей жизни наступит светлая полоса. Вот и стала цепляться за свою детскую влюблённость, раздувая из неё великие страдания и великую страсть. Девок его начала ненавидеть, да так, что даже Макс однажды посоветовал остыть.

Мысли о Ване постепенно вымещались, стираясь под натиском новых впечатлений и чувств. Втянулась в работу, мы тогда славное дело провернули. Нашли-таки родственничка-предателя в компании «очень серьёзного человека». До сих пор не знаю, как смогли, но видимо дуракам действительно везёт. Правильно говорят, что Москва наглых любит, мы такими и были — дерзкими и голодными. А потом дела пошли в гору, и стало не до Вани.

Одно лишь лимонное дерево не давало совсем забыть прошлое. Я ему зачем-то ещё нелепое имя Герман дала, будто он живым был. В принципе я к нему так и относилась: разговаривала с ним, жаловалась, планами своими делилась. Таскала его с одной съёмной квартиры, на другую. А однажды чуть его не потеряла.

Мы тогда уже четыре года жили в столице, открыли фирму, перестали заниматься откровенными авантюрами, в консалтинг ударились, штат работников набрали. Максим уже как два года был счастливо женат на Кристине (дочери того самого «очень серьёзного человека»), а Ара продолжал свои многочисленные любовные похождения.

Жизнь шла своим чередом, что мне очень нравилось. Было интересно, было увлекательно, ярко и незабываемо. Почти так как я хотела. Меня отправили постигать основы маркетинга (ни в какой университет я до этого так и не вернулась). И незаметно для себя я увлеклась, перестала действовать на авось, включились мозги.

У нас тогда новый клиент появился, солидный такой. И Макс впервые полностью его мне отписал. Как раз моя сцецифика была, помощь в продвижении сети магазинов. Его звали Кириллом, и я ему очень нравилась. Ухаживал красиво: цветы дарил, в рестораны приглашал, комплиментами сыпал. Я долго его на расстояние держала, пока Кристина (которая уже надёжно и прочно прописалась в наших жизнях) меня не пнула. Видимо ей надоело, что я вечно одна неприкаянная хожу.

И я решила, а почему бы и нет? Рационально решила, головой. Про тело и душу как-то не подумала. Кирилл был меня лет на пятнадцать старше меня, статный, поджарый. Он был настолько откровенно мужчиной, что я от этого немного терялась. Опыт моих единственных отношений заключался в Ваньке, а он для меня всё ещё оставался мальчиком-курсантом. Ара тоже как взрослый мною не воспринимался, мы же с ним по сути росли вместе. А вот Кирилл… Он был совершенно иным, с ним уже было не до игр и не до моих выкаблучиваний. Здесь было либо да, либо нет, и не морочь мне девочка голову.

Так и получилось, что он оказался у меня дома. На свой территории от чего-то казалось надёжней. Жила я одна, возраст давно перевалил за двадцать, так что можно было всё. Мы начали целоваться ещё в коридоре, как только захлопнулась входная дверь. Ему очень хотелось, а я не могла понять, как взрослый мужчина может быть таким несдержанным. Разве это не прерогатива юности? Или нет?

Кирилл ловкими движениями стаскивал с меня одежду, уверенно водя своими руками по моему телу. Он был нежным и при этом очень настойчивым, и я невольно начала сравнивать его с Ваней. Вернее с тем, что ощущала в те моменты, когда меня касался Чемезов. И по-всякому выходило, что ощущения не совпадали. К Ваньке меня тянуло, а тут же вроде как надо было. Я отвечала на автомате, негнущимися пальцами расстёгивала его рубашку, шевелила губами, изгибала спину и откидывала голову назад под его натиском. Наверное, он бы так и взял меня в прихожей, если б я не засопротивлялась:

— Пошли в комнату, там кровать, — прохрипела я. Звучало как порыв страсти, а на самом деле у меня просто горло от волнения пересохло.

Кирилл с затуманенным взглядом подхватил меня на руки и понёс в спальню, и всё было почти хорошо, если б он своим бедром не задел цветочный горшок. Герман рухнул с комода, и звук разбившегося горшка разнёсся по моей квартире подобно грому. Сорвалась с его рук и, рухнув на пол, завыла над кучей земли, из-под которой торчало зелёное дерево и отпавшие от него лимоны.

Кирилла я, конечно, напугала. Он очень быстренько оделся и ретировался за дверь. Видимо решил, зачем связываться с сумасшедшей. Впрочем, я не сразу заметила его уход. Весь вечер провозилась над Германом. Пересадила его в новый горшок. Извинялась, каялась, давала какие-то обещания. Он выжил, но наказал меня тем, что целых два года не давал лимонов. Я его потом от греха подальше в офис утащила. Всё равно там больше времени проводила, чем дома.

К слову, Кирилл со мной после этого лично отказался работать, а я сделала себе зарубку в голове: «Не иметь романов на работе».

С личной жизнью у меня так и не заладилось. Для души у меня был Кирсанов, по которому всё так же можно было сохнуть. Я даже предприняла неловкую попытку перевести наши отношения на новый уровень.

Мы с ним как-то ужинали в ресторане, и я выдала своё великое: «Артур, ты мне нравишься». Он не сразу понял, про что я. А как понял, так в истерику впал. Больно, как же больно это было. Когда вот так понимаешь, что твои чувства никому нахрен не сдались. Он был готов дружить, а любить… Любить тогда он умел только себя.

Нет, у меня будут и другие мужчины. Или вернее попытки. Я буду ходить на свидания, улыбаться. С двумя даже решусь переспать. Но удовлетворения это не им, не мне не принесёт.

Всё это время я буду оправдывать свою фригидность и холодность любовью к Артуру.

Тогда почему же мне опять начал сниться Чемезов? Неужели как напоминание об ошибках прошлого? Да я уже поняла, что все эти года предавала себя, живя чужими интересами и не своей жизнью.