Завтрак для фанатки

Он поежился и сложил руки в замок.

– Мне снилось, что ты меня несешь на руках, и мы… Я думала… Это просто сон. Ведь это сон?

Я посмотрела на Тома, но он только усмехнулся.

– Натан?

Он поднял на меня глаза, но тут же опустил взгляд, разглядывая руки.

– Прости… Я ничего не помню… Я думала, это просто сон… там был ты… и…

– Ладно, – Том хлопнул себя по коленям. – Цирк окончен. Конферансье покидает вас.

Он встал и направился к двери, но потом остановился, повернулся и с победной улыбкой произнес:

– Желаю счастья, голубки.

Довольный, он вышел из комнаты, открывая дверь квартиры, она хлопнула, и наступила тишина. Я, кажется, даже перестала дышать, потому что то, что сделал Том, меня просто убило. Он не то что засунул свою грязную кроссовку, он просто там растер все ею.

– Я, пожалуй, пойду в спальню. Мне там кое-что надо сделать, – быстро заговорила Лиз. – А вы тут…

И она молниеносно скрылась, прикрыв за собой дверь.

Мы остались в гостиной одни. Джонатан рассматривал что-то на полу так же, как предыдущие минут пятнадцать, а я рассматривала Джонатана, пытаясь понять, почему все это происходит с нами. Почему мы, еще не успев побыть счастливыми, пытаемся разгребать какую-то грязь вокруг?

Внезапно его глаза нашли мои, и я испугалась того, что там увидела: жалость, разочарование, укор. Я заморгала и отвернулась, пытаясь собраться и не броситься к ногам Коула, умолять его простить и не смотреть так.

«Все кончено, – думала я. – Разве можно такое простить?»

Я же сама уговорила его и решила пожить и поговорить с Томом, что он мог еще сказать Джонатану, что я не собиралась никого из них терять? Что собиралась сидеть на двух стульях?

– Я, пожалуй, тоже пойду, – вдруг встав, сказал Натан. – Мне надо подумать и подышать.

– Да, конечно… – пробормотала я, глупо моргая и пытаясь сообразить, что происходит.

Кажется, я тоже встала, надела пальто, сапоги, схватила шарф и выбежала за ним следом, но такси, в которое он сел, лишь махнуло мне черным боком и скрылось за поворотом. Сумерки медленно затягивали город в свои сети, ветер, как всегда, пронизывал до костей, а я стояла и смотрела вслед машине, в которой уезжал тот, о ком я мечтала так долго.

Вспомнив Злыдню Петровну, я почувствовала себя той самой женщиной, обманывающей двух мужчин сразу. Я почувствовала себя дрянью. Как же так? Я всегда старалась быть хорошей девочкой, не лазать по деревьям, слушаться маму, учиться на «хорошо», и что? В итоге это все не помогло? В итоге я все равно плохая? Плохая, никому не нужная, запутавшаяся в своей жизни и желаниях девчонка?

Я стояла на улице возле дома Лиз и в ужасе представляла себе то, что буду делать дальше, если он не вернется. Что я буду делать? А если он вернется, как смотреть в его глаза?

Оказавшись в квартире на Кенсингтон, я закрыла уши от тишины, которая пыталась меня раздавить. Возле двери валялась сумка Джонатана, но его самого не было нигде. Звонить я не решилась, даже боялась, а вдруг сразу сейчас же услышу, что все кончено?

И все же пришлось рассмотреть все варианты и подумать о том, как буду жить дальше здесь одна. О том, смогу ли я хоть как-то объясниться или загладить вину, или… Но я понимала, что сама себя тогда стану ненавидеть, саму себя буду грызть за то, что не подхожу такому человеку.

А я должна была быть достойной, поэтому мои мысли не раз возвращались к предложению Райли. Нет, не деньги меня привлекали, а то, что я могла спасти репутацию Джонатана, чтобы хоть так оставить положительные воспоминания о наших отношениях у парня.

Переодевшись, я забралась на кровать, часы на телефоне показывали половину первого ночи, но Джонатана все еще не было, и сообщений от него тоже. На кровати лежала футболка, оставленная Коулом, которую он, наверное, скинул, когда приехал из аэропорта утром. Я взяла ее в руки и свернулась калачиком с ней в руках.

День оказался настолько длинным и тяжелым, что я не заметила, как провалилась в сон.

Меня разбудил солнечный луч, падающий на лицо через окно. Солнце в октябре в Лондоне светило так ярко, обещая хороший день, что я не сразу вспомнила, что ничего хорошего лично мне он принести не может.

В квартире стоял запах кофе и геля для душа. Я вскочила с кровати, но квартира, как и вчера, оказалась пуста, и теперь еще и сумка исчезла. Уехал. Чего я еще ждала? Все сама испортила. Могла бы и по телефону сказать Страуду, что не хочу к нему возвращаться, могла бы просто забрать вещи и уехать, не дожидаясь того, как он в очередной раз будет манипулировать мной. Могла бы… как часто задним числом мы начинаем думать, что бы можно было сделать или сказать, но дело в том, что прошлое всегда остается в прошлом, и изменить его, к сожалению, нельзя.

Я вернулась к кровати, заметив листок на подушке, но долго не решалась взять его в руки и прочитать. Он лежал на голубой наволочке – белый как смерть, которая приходит внезапно. И вот теперь она ждала меня. Нет, не реальная, конечно, но душа точно приготовилась умирать.

Сверху написано: «Nastia»

Не «Sunny», а просто мое имя, даже не Стася. Руки задрожали, но я все же взяла его, открыла и стала читать:

«Прости. Я не знаю, что сказать. Поэтому и не разбудил тебя. Я вернулся около трех и не мог уснуть. Мне надо подумать. Подумать о том, что важнее. И важен ли я. Прости. Может быть, я не так идеален, как ты себе представляла. Мне не хочется сейчас выяснять отношения. Надеюсь, что ты поймешь меня.

Джонатан»

Слез не было, они кончились еще вчера. Я сложила листок и смотрела на то, как он планирует из моих рук на пол. Вот так, значит, выглядит настоящая боль. Вот так прощаются с фанатками зве́зды. Вспыхнув, тут же гаснут и забирают чужой свет с собой.

Телефон лежал на тумбочке, тот, наш. Нашла единственный номер, что был сохранен в памяти, и я нажала на вызов, но в ответ услышала только: «Абонент не отвечает или временно недоступен…»

Вдруг мне пришла в голову спасительная идея, и я бросилась искать свой постоянный телефон. Нашла, набрала номер…

– Клер?!

– Да, – ответила она осторожно.

– Это Настя, Клер. Вы не знаете, где Джонатан?!

Я чувствовала, как похолодели руки, слышала, как что-то шуршит в трубке. Но не хотела слышать то, что ответила мама Коула.

– Джонатан улетел в Акапулько, – спокойно объяснила она. – Он вылетел шестичасовым рейсом.

– Вы все знаете, да? Он сказал вам?

– Настя, это только ваше с ним дело. Я не знаю, что произошло, но он очень был расстроен. И сказал, что у него теперь нет друга. И что должен подумать. И должен вернуться к съемкам.

Я сползла по стене на пол и прижала к себе колени, слушая ее.

– Ты же знаешь, он не любит разговаривать о том, что его беспокоит.

– Все кончено, Клер… Все кончено… – прошептала я.

Я знала, что мне теперь делать.