Нежная

– Анька! Закончил или нет?

Моё нежелание говорить с ней о ВэВэ было таким сильным, что я открыла глаза и осмотрелась, ища вокруг что-то, что мне поможет. Внутри было странное чувство, очень сильное, настолько сильное, что удивляло меня само по себе – во мне не водилось ничего сильного, никогда. От этого появилось чувство дежавю, нахлынули звуки и запахи из прошлого, я вспомнила это чувство, со мной уже такое было, один раз, но я запомнила – я шла с работы поздно вечером, меня окружили собаки и стали хватать зубами за одежду, отрывая клочья, я совершенно серьёзно думала, что умру. Вокруг никого не было, я вот так же стояла и осматривалась вокруг, ища что-то, что меня спасёт, а не было ничего – пустой мокрый парк, прелые листья, ни единого камня под ногами, ни единой палки.

"Я тогда бросила в самую крупную собаку телефоном. Подняла его и бросила ещё раз, и ещё. Он даже не разбился. Собаки убежали, а я шла домой и чувствовала себя такой всемогущей, как будто была ростом с дом."

– Анька, куда пропала?

– Ма, у меня блин к сковороде прилип, сейчас сгорит. Давай я тебе потом перезвоню?

Мама начала говорить одновременно со мной, но я всё равно договорила, пока она продолжала вздыхать:

– Ой криворукая, Анька! Ну я же говорила, не подходи вообще к кухне, у тебя всё из рук валится! Бедный твой мужик... Ладно, давай, звони. Я тоже пойду хоть пожрать приготовлю. Давай, пока. Антоша, куда ты полез? Пойдём, мой зайчик...

Я отключилась и положила телефон на стол.

В горле стоял осенний запах мокрых листьев и мокрой псины, сердце колотилось так, как будто я почти умерла секунду назад.

За окном садилось солнце, заливая комнату золотисто-красным, я сидела на стуле, за моей спиной стоял ВэВэ, держа меня за плечо, я держалась за его руку, но этого было мало, хотелось залезть к нему на колени и свернуться как броненосец.

"У меня никогда не хватит наглости об этом попросить."

Я гладила его руку, радуясь, что хотя бы рука у меня есть, это уже было прекрасно. ВэВэ наклонился и поцеловал меня в макушку, иронично фыркнул:

– Да, давненько меня так не опускали.

Я поморщилась и ответила с тяжким вздохом:

– Она тебя ни разу в жизни не видела и ничего о тебе не знает, это её фантазии. В её представлении я криворукая и не могу ничего приготовить, а реальность вот, на столе стоит. Вкусно же?

– Очень вкусно, – он опять поцеловал меня в макушку, взял тарелку с блинами и сел обратно за стол, взял свою чашку, сделал глоток и сказал с ироничным весельем: – Мои родители разведённые. Три из семи моих бизнесов прогорели, один из них был автомойка. На мне больше десяти кредитов, в том числе, на машины. Я бросил универ на втором курсе. Ещё я немного рисую, у меня больше тысячи подписчиков на рисовальном сайте.

У меня глаза на лоб полезли, я с восторгом подалась к нему и умоляюще прошептала:

– Покажешь рисунки?

Он рассмеялся:

– Это единственное, что тебя зацепило?

Я изобразила скромненькие глазки и поправила:

– Заинтересовало. Единственное, что меня зацепило – это кредиты, я их страшно боюсь, и даже копейку в долг стараюсь не брать. Если у меня нет на проезд, я лучше пойду пешком, чем одолжу сто рублей.

Он отмахнулся с весёлой небрежностью:

– Пока мы не женаты, мои кредиты – не твоя проблема. Даже если я обанкрочусь, я не умру, я так уже делал три раза, и всё ещё жив.

– Так из-за банкротства же всё отбирают?

– А с меня нечего взять, – он развёл руками с невинным видом, – я прописан в маминой квартире, машина зарегистрирована на отца, из своего у меня только бизнес, который прогорел, и его банки раздербанили для возврата кредитов, всё. Документы подписал, вышел из банка свободным человеком, начинай новый бизнес.

Мне в это сложно было поверить, я совершенно не разбиралась в вопросе, но была уверена, что прогоревший бизнес по ощущениям равен Армагеддону, и ВэВэ просто храбрится, но на самом деле это было очень тяжело все три раза. Он выглядел так, как будто для него вообще ничто в жизни не было тяжело, я дотянулась до его руки и тихо спросила:

– Так просто?

– Ну как – просто... Обидно, досадно, но ладно. Говорят, после десятого привыкаешь. Но у меня пока только три, и больше как-то не хочется.

– Я бы уже после первого сбежала на другой континент и сидела там плакала лет десять.

– С такой мощной моральной поддержкой, которую тебе даёт семья – я не удивлён. С чего твоя мама взяла, что ты не умеешь готовить? – он дотянулся свободной рукой до тарелки с блинами и взял себе один, он был попробованный, но всё же не самый первый, но я всё равно встала и забрала тарелку. Вернулась к плите, продолжила печь блины, тихо ответила:

– Я правда не умею готовить. Только блины и оладьи умею, меня бабушка научила. Но маме не нравится, как я готовлю, поэтому она мне запретила это делать. В её доме. Но здесь не её дом, так что я могу.

ВэВэ заинтригованно улыбнулся:

– То есть, есть ещё оладьи?

– Да.

– И когда же они будут? Завтра?

Он выглядел таким довольным этой ситуацией, что я начала улыбаться невольно, но ответила серьёзно и строго, насколько смогла:

– Завтра будем блины доедать.

– Послезавтра?

Я вздохнула и кивнула:

– Если захочешь.

– Захочу! Отличный план. Мне всё нравится. А можно я вот это уже заберу? – он молниеносным броском схватил блинчик со сковороды, сунул в рот и исчез, голос раздался из его спальни: – Я сейчас буквально пять минут почту проверю и приду, можешь за это время, например, ещё штук пять пожарить! Или уговор был про шесть? В общем, лучше десять. Они точно не пропадут, я гарантирую это!

Я тихо рассмеялась и не ответила, думая, что лучше я за это время первые неудачные блины съем, чтобы они больше не существовали и он их случайно не попробовал.

ВэВэ вернулся через пять минут, стащил ещё один блин со сковородки, хотя готовые уже ждали его на тарелке, допил чай, спросил, наелась ли я сама, и пригласил к себе на матрасик немного полежать, потому что рядом со мной ему лучше засыпается. Я пошла.

Мы устроились поудобнее, я лежала в его руках в таком блаженном состоянии, как будто меня поймал огромный пушистый кот, сытый, ленивый и всем в своей жизни абсолютно довольный, и лёг на меня, а я смотрю, как ему удобно лежать на мне, и по очереди отменяю все свои планы и дела, потому что они не такие важные, как удобно лежащий котик. Он меня как будто оправдывал перед самой собой за что угодно, и мне было ни за что не стыдно, хотя неделю назад я бы со стыда сгорела, если бы вдруг решила побалдеть в постели в середине дня, или потратить продукты на свои блины, или поехать жить к парню, с которым не знакома моя семья. Я плавала где-то в своих мыслях, и не сразу заметила, что он тоже о чём-то думает, совершенно не собираясь спать. Я посмотрела на него с вопросом, он улыбнулся так, как будто ничего серьёзного его в данный момент не волнует, поцеловал меня в плечо, потому что к нему было ближе всего тянуться, я улыбнулась и тихо спросила:

– Твои родители давно развелись? Если не хочешь, не отвечай.

– Давно, – он улыбнулся с несерьёзным видом, – это не тяжёлая тема, я не рассказывал потому, что к слову не приходилось. Мне было лет восемь, или около того. Я не знаю точно, когда они всё оформили, меня в это не посвящали.

– А из-за чего?

– Из-за того, что отца дома не было постоянно, он работал. Наверное. В причины меня тоже особо не посвящали.

– Как ты это пережил?

– Честно... я разницы не заметил.

Я посмотрела на него удивлённо, он рассмеялся и пожал плечами:

– Правда. Я даже не понял, что изменилось. Деньги были, квартира та же, отец так же по праздникам приходит, у них с мамой остались хорошие отношения. Я в детстве вообще не понимал, почему они решили разойтись, что их не устраивало. Если бы была какая-то причина, знаешь, типа как некоторые там ругаются, дерутся, он пьёт, денег не приносит, или она гуляет, за домом не следит. Не-а, ничего не было, просто семьи толком не было, она не разрушилась, она вообще изначально даже не началась. Как мне мама потом объяснила, в те времена было очень просто, влюбился – женись, потом всё остальное. Если бы они в наше время встретились, они бы не поженились, так, потусили бы вместе пару месяцев и разбежались. А у их поколения сначала свадьба-дети, потом печаль осознания того, насколько они друг другу не подходят, и развод. Так у многих.

Он замолчал, я тоже не знала, как на это надо отвечать, поэтому просто обнимала его покрепче и молчала. Он спросил:

– А твои как?

– Мои не развелись. Но иногда я думаю, что лучше бы развелись.

– Почему?

На этот вопрос было очень сложно ответить, я тихо спросила:

– Твои богатые, да?

– Ну... не бедствуют. У них несколько не связанных фирм, у отца в основном производственные предприятия, у мамы торговля. Но она позже начала заниматься, когда я вырос. А отец всю жизнь. А что?

– Представь, если бы они были бедными. И если бы развод стал для них финансовой катастрофой. Если бы им пришлось продать или разменять квартиру, которая им досталась от бабушки, и в которой они двадцать лет каждый год делали ремонты своими руками. Если бы после развода мать осталась без машины, потому что машина одна и водит её папа. Если бы каждый из них жил на свою зарплату, и если её задерживают или какие-то непредвиденные расходы случаются, то денег нет и взять их негде, потому что друзья и родственники такие же нищие, как и они. И "денег нет" – это не о том, что ты не можешь купить крутой телефон или поехать отдохнуть, это о том, что ты не можешь купить еду и заплатить коммуналку. И все живут, держась вместе, даже если им вместе плохо, потому что порознь будет ещё хуже. И это ни для кого не секрет, об этом говорят каждый день, в том числе, с детьми, которые никак на это не могут повлиять, а могут только изо всех сил экономить и стараться ничего не испортить.

ВэВэ тоже обнял меня покрепче, тихо сказал:

– Я не думал, что у твоих всё настолько плохо.

– У бо́льшей части страны всё настолько плохо, просто это принято скрывать, и делать вид, что всё нормально. Я смотрю статистику средней зарплаты по стране и по Москве, и думаю – откуда они взяли эти цифры? Кто их получает, эти зарплаты, я ни одного такого человека не знаю. Хотя, нет, вру, одного знаю – моя сестра работает юристом в крутой фирме, она получает очень много. Но как только она начала столько получать, частью моего окружения она быть перестала. Говорит, что мы все неправильно живём и с таким подходом из этой нищеты никогда не выберемся. Мать её возненавидела, когда она начала много получать.

– Много – это сколько?

– Я не знаю, она никому не говорит. Говорит, что нечего считать чужие деньги. Но по ней видно, что много, она дорогую квартиру снимает, машину купила, одевается красиво, золото себе покупает.

– А вам?

– И нам. Нам она чаще покупает еду, мы обычно очень рады.

– Офигенно, – он мрачно усмехнулся, попытался изобразить весёлую улыбку: – Хочешь, куплю тебе еду?

Я посмотрела на него с лёгкой укоризной и сказала:

– Ты мне её уже три раза покупал, хватит.

Он фыркнул с возмущённым видом, посмотрел на меня грозно и поцеловал в плечо так, как будто это был одновременно наезд и убийственный аргумент. Я рассмеялась, он обнял меня крепче и пробурчал: