Нежная

Отступление первое, великое

Вчера вечером

Великий Василий Оксанович приехал домой. Остановил машину у подъезда, заглушил двигатель, выключил фары, потёр уставшие глаза. Посмотрел на своё окно – светится.

"Странная такая штука. Но приятная."

Рядом с окном был балкон, на верёвке висело что-то большое, что он сначала принял за флаг Греции, потом рассмотрел, что это платье, и рассмеялся. Стал фантазировать, как она будет в платье, как без платья. Это совершенно не вступало в диссонанс, хорошо было везде.

Он так вымотался за день, что хотелось доползти до кровати, даже не разуваясь, сбросить ботинки вместе со штанами, упасть лицом вниз и умереть до утра, но показывать свою убитую физиономию Анечке не хотелось, поэтому он дал себе пять минут, чтобы собраться и изобразить бодрость. Включил музыку, но сразу выключил – не вставляло. Достал телефон и убрал – не хотелось отвлекаться. Он вроде бы ничего не делал, но хотелось продолжить это ещё немного, просто побыть в этом ощущении. Оно было очень слабым, едва угадывалось, но всё же давало уверенность, что это очень важно, потому что это начало чего-то великого, как первый росток дерева, которое проживёт тысячу лет, меняя под себя рельеф и формируя экосистему.

"Странная штука. Мелочь, вроде бы. Но нет."

Было странное чувство, как будто внутри всегда горит свет, или как будто в кармане котёнок, во внутреннем, спит – никто его не видит, никто о нём не знает, но он там. Крохотный, тёплый, хрупкий, полностью зависимый, логично испуганный и нелогично надеющийся на заботу. Её было совершенно не жалко. Котёнок считал раем такой мизер, а взамен давал так много, что это было несопоставимо, и хотелось с радостью давать ещё больше, и ещё, и ещё. Эта радость расцветала внутри как цветок, который выглядел маленьким и невзрачным, пока не раскрылся, а потом из центра наружу отгибались всё новые и новые лепестки, превращая серый бутон в феерию красок.

От этой силы становилось страшно. Это ничего общего не имело с тем желанием впечатлить, которое одолевало его рядом с Роксаной, тогда он считал деньги и считал себя очень крутым, был готов тратить миллионы, но взамен хотел видеть определённый список пунктов, которые она была ему должна. А сейчас никаких списков не было, и богачом он себя не ощущал, и тратил как будто бы что-то такое, что давно копилось внутри, и что было легко отдавать, зная, что оно не просто растратится и исчезнет, а вложится во что-то долгосрочное, и обязательно отобьётся в тысячекратном размере.

"Или не отобьётся. Если не отобьётся, то что?"

Просчитывать варианты не было ни малейшего желания, у него был один, самый лучший, и остальные были не интересны. И была уверенность, которая опиралась на что-то, что было надёжнее любых гарантий, потому что он не видел этому края, оно уходило куда-то за грани осознаваемой вселенной, и состояло из чего-то прекрасного и цельного, без малейших примесей сомнений. Этому не находилось названия, но это было очень важно, и он ощущал себя просветлённым и избранным из-за того, что узнал и понял эту штуку, а весь остальной мир, который ещё не понял, хотелось считать глупым и ценящим совсем не то.

"Как это называется?"

Вопросы растворялись в сиянии и исчезали, ответов не было, он как будто отдавал вопросы, чтобы больше не беспокоиться о них, и получал освобождение, этого было достаточно.

"Надо подумать над этим... Или не надо?"

Зачем думать о том, что уже решено, было не понятно, но он к пониманию и не стремился, он просто избавлялся от вопросов, чтобы не носить их в себе.

"Надо купить цветы... Или нет?

А любит ли она цветы?

Что она вообще любит?"

Он ничего о ней не знал, и это приводило в ещё большее изумление, не понимание, как это вообще получилось, так быстро и так удачно сложилось, с первой попытки и сразу в дамки.

"Теперь главное всё не испортить. Как всё не испортить?"

Этот вопрос его тоже оставил, уплыл куда-то в сияние, расплавился там, и исчез.

"Надо выяснить, любит ли она цветы. Просто спросить."

Это был не вопрос, поэтому он не исчез, а превратился в идею. Он встряхнулся, потёр лицо, вытаскивая своё сознание из сна, в котором оно почти растворилось, достал телефон и набрал Мишу.

– Да?

– Не занят?

Друг фыркнул с удивлением:

– Ничёси, ты прямо интересуешься?

– Это не по работе.

– А что?

– Совет нужен.

– Я слушаю.

– Я начал встречаться с Аней Нежной.

– Да я уже догадался, сразу после того, как ты всю Москву проехал, как собака бешеная. И какой прогресс?

– Стремительный.

– Да ладно?

– Ага. Сам не ожидал. В данный момент мы как бы снимаем квартиру вместе, – он сам начал улыбаться от восхищения своей гениальной идеей, Миша уточнил:

– Твою квартиру?

– Да.

Миша рассмеялся, Великий изобразил гения, вынужденного творить в стеснённых обстоятельствах, и потому не перебирающего средствами выразительности:

– Хватит ржать. Не мог же я её просто к себе позвать жить, на второй день знакомства.

– А на съёмную можно?

– А мы её пополам снимаем, мы соседи.

Миша опять рассмеялся, неверяще спросил:

– Как ты её на это развёл?

– Ей надо было срочно съехать от родителей, я ей помог, потому что мне тоже стало срочно надо. Очень срочно.

– Красава, да... Умеешь. И как оно?

– Офигенно.

– Серьёзно?

– Сам в шоке. Ощущение, как будто камень с дороги подобрал, а это оказался бриллиант.

– Да ладно?

– Серьёзно. Или как будто подобрал в канаве котёнка страшного тощего, отмыл-накормил, и он вырос мифическим крылатым львом, и теперь он у меня дома живёт, единственный в мире. И я не могу никому рассказать, потому что мне никто не поверит, и меня упекут в психушку. Мне самому в это поверить сложно. Я не думал, что так бывает. Хожу в состоянии стабильного офигения уже третий день. Но круто, капец.

Миша медленно вздохнул, помолчал и сказал таким тоном, как будто уже вызывал психушку:

– М-да... И как, рекомендуешь?

– Если будет возможность – попробуй. Не пожалеешь.

– А как ты понял, что это оно?

Великий задумался, потом сказал так, как будто сам только что дошёл до этой мысли:

– А я не понял сразу. Но потом удивился, как можно было не понять, всё же очевидно. И быстренько прикарманил, чтобы не сбежала. И всё, сижу довольный.

– Круто.

– Теперь главное всё не испортить.

– А что, есть причины?

– Ну, так... Она из очень бедной семьи, и её там обижали. Она на какие-то элементарные вещи реагирует как на чудеса. Типа как ты когда-то.

Миша фыркнул:

– Это не она странная, это ты мажор просто.

– Я так и понял. Будут мудрые советы?

– Да какие с меня советы, я сам не эксперт. – Миша помолчал, потом вздохнул и сказал так, как будто это было сложно озвучить, но необходимо, во избежание куда более серьёзных сложностей: – Не суй ей свои деньги во все дыры в ответ на любую проблему, окей? Не все дыры можно заткнуть деньгами.

– Я уже понял.

– Что-то было?

– Она не особенно одобрительно отреагировала на заказ еды домой.

Миша рассмеялся и издевательски пропел:

– Учись готовить, Васян. Или хотя бы мыть посуду.

Великий фыркнул:

– Иди ты.

– Я-то пойду. А ты учись.

– Я с тобой не начал, и с ней не начну.

– Не княжеское это дело?

– Иди в баню, а?

– Васян, это ты мне позвонил. Слушай теперь и записывай. Если мыть посуду в перчатках, то можно мыть гораздо более горячей водой, тогда лучше отмывается.

– Иди знаешь, куда?

– Пойду. А ты давай, держись там. Плачь, но ползи. Никто, кроме нас. Мы своё призванье не забу-у-дем, не страшимся грязной мы посу-у-ды!

Великий бросил трубку, уже понимая, что Миша пошёл в отрыв и ничего толкового от него уже не добиться, он и это будет три дня вспоминать и новые песни придумывать. Открыл заметки и записал: "1 – посуду мыть горячей водой в перчатках. 2 – не совать деньги во все дыры", поставил цифру "3" и задумался. Вспомнил Мишу в детстве и стал строчить в столбик: "Купить мороженое. Купить игрушки. Отдавать свои вещи".

"Кстати, вещи."

Он выбрал из списка контактов "Хозяйку квартиры" и набрал её, услышав ответ сразу:

– Алло?

– Ма, ты дома?

– Да.

– Ты моим ноутом старым пользуешься?

– Нет, ты же мне новый подарил, валяется. Надо?

– Да, найди его, пожалуйста, я сейчас подъеду заберу.

– Окей. Мише?

– Вроде того. Давай ищи, скоро буду.

– Пошла искать, давай.

Она отключилась, он тоже отложил телефон, включил музыку погромче и завёл машину.