Ложь, которую мы крадем

Из моих динамиков грохотала музыка, и я мог видеть краем глаза, как Рук барабанит по приборной панели, качая головой взад-вперед в такт. Я смотрел, как мои фары вглядываются в почти пустую дорогу с двусторонним движением, деревья по обеим сторонам, пока мы приближаемся к месту назначения.

Когда ты едешь так быстро, что одно движение запястья может заставить тебя катиться, машина влетает в деревья, убивая нас обоих почти мгновенно. Но ни один из нас не мог быть обеспокоен. Мы сосредоточились на плотном звуке музыки, на барабанах, которые грохотали и сотрясали стекла моих окон.

Я сказал себе, что это чувство уйдет после сегодняшнего вечера. Я бы сеял хаос, заканчивал жизнь, и раздражающее дергание внутри моей груди ушло бы. Нажав на тормоз впервые после выезда с карнавала, я начал сбрасывать скорость настолько, чтобы не перевернуть машину при повороте направо.

Брайар был пешкой в большой игре в шахматы. Кусок, который удивил меня и с которым было весело играть. Я получил то, что хотел. Я поставил ее на колени с этими милыми глазками, уставившимися на меня, я скрутил ее вокруг своего кулака, мои пальцы были глубоко в ее пизде, и я наблюдал, как она нашла кайф, как никогда раньше, когда мое имя проклинало ее. губы.

Я сломал ее.

Показал ей, что она не лучше меня.

Просто еще один человек, зависимый от своих ощущений, когда ты делаешь что-то плохое. Я вырвал у нее представление о том, чего, по ее мнению, она хотела, пролив свет на то, что все ее темные стороны были ее силой.

Я сорвал ее, просто чтобы построить ее, только чтобы выдернуть пол прямо из-под нее. Глядя, как она рушится на моих глазах.

Но это было то, что нужно было сделать.

Я не мог допустить, чтобы она ковырялась, влезала туда, где ей быть не следовало, спрашивала меня о том, чего она не понимает.

Сейчас лучше разбить ей сердце. Уберите его с дороги, пока не случилось что-нибудь похуже. До того, как она построила этот воображаемый мир со мной в нем, толкнув меня в сон, частью которого я не имел права быть. Ожидая, что я буду кем-то, кем я не являюсь. Что-то, чем я никогда не буду.

Я хотел этого, подумал я.

Так почему, черт возьми, я так себя чувствовал.

Я с легкостью въезжаю на подъезд к заброшенному дому, прямо перед слабыми металлическими воротами, которые хреново защищают от людей. Знаки «Вход запрещен » настолько старые, что ржавые дыры начали разъедать слова.

Рук выходит из машины еще до того, как я успеваю припарковаться. Электричество течет по моим рукам, когда я смотрю на небольшой двухэтажный кирпичный дом. Ночь наступила быстро, как всегда в это время года, и освобождение, которого мы все ждали, оставалось всего в нескольких минутах.

Порыв сильного ветра подхватывает ворох листьев, несёт их по бурому двору, сквозняк воет по дому, просачиваясь внутрь пробитой крыши и между щелями заколоченных окон.

В последний раз, когда я видел это место, там лежало мертвое тело. Сегодня вечером, это будет то же самое.

Я обхожу машину сзади, а Рук открывает багажник. Фары ослепляют меня, когда в поле зрения появляется машина Тэтчера. И он, и Сайлас подъезжают ко мне, глушат двигатель и выходят.

Мы не разговариваем, никаких слов не нужно говорить. Мы знаем, почему мы здесь, и это давление ложится тяжелым бременем на каждое из наших плеч.

— Лови. — бормочет Рук, бросая в мою сторону топор с длинной ручкой.

Я спокойно выхватываю его из воздуха, сжимая деревяшку в ладони, чувствуя вес оружия в руке. Лезвие в форме долота сверкнуло в ночи. И в моем воображении появились идеи всех способов, которыми я мог бы убить кого-то этим.

Слыша звук искаженных воплей, когда Тэтчер и Сайлас выходят из задней части своей машины, каждый из них несет половину тела беспокойного Грега Уэста. Он сопротивляется, пытаясь высвободить ноги, обмотанные изолентой.

Мы следуем за ними через мертвый двор, вверх по неустойчивым ступеням и через вход в ловушку, где мы нашли Роуз.

Попасть внутрь было все равно что попасть в машину времени. В последний раз, когда мы были здесь, Роуз неподвижно лежала на том же полу, на который мы бросили Грега. Доски на полу скрипят под его весом, голова бьется о землю, когда он пытается перевернуться.

Тэтчер и Сайлас ждали возле его дома после того, как мы покинули карнавал, ожидая идеального момента, чтобы схватить его, когда он шел к входной двери. Как раз в тот момент, когда он думал, что сможет закинуть ноги на диван и включить спортивный канал, Тэтч все испортил. Схватил его и бросил в багажник.

Последствия всех его действий до этого момента сгущали воздух.

Проливая кровь за нашу месть. Заманчивая шкала моральных компасов лишь бы ощутить облегчение мести на наших душах. Если меня когда-нибудь поймают, я не пожалею.

Даже если бы я сгнил в тюремной камере до конца своих дней, это того стоило.

Они всегда будут стоить того.

Я был готов услышать слова Грега. Мы следовали за хлебными крошками, и они привели нас к человеку, которого мы искали. Мне просто нужно было услышать слова.

Рук срывает скотч со рта, звук рвущейся кожи и волос эхом раздается, и изо рта тут же начинает литься дерьмо,

— Что, черт возьми, с тобой не так?!

— Как единое целое? Тэтчер спрашивает: — Слишком много вещей, чтобы сосчитать.

Грег упирается ногами в землю, изо всех сил пытаясь оттолкнуться от нас четверых. На самом деле это как-то жалко, последние слабые попытки человека-мужчины.

— Ты хотел убить ее, Грег? — спрашивает Тэтчер, игнорируя его вопрос. — Или это была просто глупая удача, что у нее аллергия на экстази?

Интересно наблюдать за кем-то, кто до этого момента был полностью уверен, что никто никогда не узнает, что он сделал. Интересно видеть шок в их крысиных глазах, и они начинают думать, о черт, у меня проблемы.

— Я… я не знаю…

— Мы видели флешку. — Я мешаю ему даже пытаться это отрицать. Я был здесь не для того, чтобы допрашивать его или получать больше информации о том, чем он занимался. У меня было достаточно улик, чтобы знать, что полиция рассмотрит все, о чем мы не позаботились сами. Я пришел сюда, чтобы выслушать его признание.

Я был готов стать судьей, присяжными, палачом.

Как и большинство зла, замаскированных под людей, его маска тает прямо с его лица. Он знает, что не может этого отрицать, он знает о том, что мы видели. Либо мы признаем это, надеемся, что мы уважаем его за признание, либо уходим, как суки.

— Я полагаю, кто-то из вас трахал ее? Вот почему я нахожусь здесь? Он издевается, переворачивая свое тело так, что он сидит на коленях, его сальные волосы немного падают ему на лицо, когда он плюет на пол,

— Х был просто для того, чтобы сделать ее более податливой для покупателя. Ее продали в тот день, когда я забрал ее из библиотеки. Я не знал, что эта тупая сука умрет от этого. Это стоило нам денег, которые мы не должны были терять.

Слепая ярость овладевает Руком при звуке оскорблений Роуз, пользуясь возможностью познакомиться с Грегом. Он крутит битой, размахивая алюминиевой палкой, как ножом по маслу, и раздавливает ею бок Грега, отчего тот с резким стуком хлопает в воздухе.

Я молча надеялся, что он проткнул легкое.

— Ты не можешь говорить о ней. Не так, чертов мошенник.

Это был первый из многих болезненных уроков, которые мы преподаем сегодня вечером нашему профессору.

Он хнычет в группу, прижимаясь лбом к грязи, глаза скрещиваются от жгучей боли. Тэтчер берет подошву своего оксфордского ботинка, вдавливает ее в те же самые ребра, которые только что приняли удар в высшей лиге, и швыряет его на спину. Я почувствовал стеснение в груди, усилившееся давление во всем теле. Чувствуя это в своих руках, мышцах шеи и челюсти, моя ярость росла тем сильнее, чем дольше он говорил.

— Думаешь, если меня убить, станет лучше? Ты будешь таким же плохим, как и я, только убийцей. Это не вернет ее! — Он кричит, слюна летит изо рта, как белые жуки. — Она мертва. Ничего из того, что вы делаете, не изменит этого.

Я ждал этого несколько месяцев. Провел бессонные ночи, думая о том, чтобы я сделал, если бы у меня была возможность заполучить человека, который забрал у нас Розмари. Взрыв воспоминаний играет в моей голове. О Сайласе, о Роуз, обо всем хорошем, обо всем плохом.

Это было то, что никто не получил.

Мы знали, что она ушла. Мы знали, что сколько бы крови мы ни пролили, она не вернется. Она ушла.

Нам просто было наплевать.

Я делаю шаг вперед: — Нет, не будет, — крутя топор в руках так, чтобы тупой конец смотрел наружу, — Но это заставит меня чувствовать себя чуточку лучше. — Я вонзаю конец оружия ему в горло.

Звук растопки, разбивающейся о дерево, разносится по нижнему этажу дома. Горло Грега разрывается от удара тыльной стороной топора. Жестокое удушье, вырвавшееся из его рта, заставило бы меня съежиться, если бы я не был так взволнован тем, насколько это приятно.

Высокочастотные вздохи и хрипы — это все, на что он способен. Больше ни слова не сорвется с его уст.

Именно тогда Сайлас выходит вперед.

Руки спокойные, глаза как уголь. Он стоит над Грегом, глядя на него сверху вниз, чтобы увидеть, как выглядит живой человек, потерявший душу.

Мрачный Жнец отказался от своих обязанностей на сегодняшнюю ночь, передав их Сайласу, чтобы он мог приговорить грязную душу к любому аду, который его ждал.

Это всегда было планом. Это всегда было его убийством. Возмездие, которое он испытал, должно было компенсировать Роуз, потому что, по его мнению, он должен был быть там той ночью.

Роуз шла домой из библиотеки из-за ссоры между ними. Я все еще не знал, чем все кончилось, но вместо того, чтобы ждать, пока Сайлас заберет ее, она ушла сама.

Какими бы ни были его последние слова к ней, они были сказаны в гневе.

Я бы все отдал, чтобы узнать мысли, которые крутились в его голове прямо сейчас, когда он стоял лицом к лицу с человеком, который покончил с жизнью его девушки.

С тонкой грацией он опускается на одно колено рядом с ним, оседлав его грудь и прижав его к полу своим весом. Половицы заскрипели от волнения, и нам оставалось только смотреть, ожидая момента, когда мы понадобимся Сайласу.

— Надеюсь, дышать тяжело. Его голос звучит хрипло, когда он вытирает пыль с голосовых связок: — Я надеюсь, что каждый вдох ощущается как лезвие бритвы, широко вспарывающее горло.

Его руки, широкие, большие и сильные, опускаются на лицо Грега. Скользя пальцами за череп, чтобы удержать его неподвижно, и позволяя большим пальцам провести по векам.

Грег кашлял и боролся за глоток воздуха, страх смерти становился все более очевидным, и он даже не мог позвать на помощь, которая могла бы его спасти.

Он извивается, отталкиваясь от земли, последние попытки человека, собирающегося встретить того создателя, в которого он верил. Никогда больше не вздохнуть.

— Я хочу, чтобы вы помнили этот страх в аду. Запомни эту боль на века, пока будешь заживо жариться в ямах подземного мира.