Пороки моего мужа

Глава 5

Леонид

— Вам с газом или без газа?

— Без.

— Добавить льда? Или мяту?

— Просто воды и два кубика льда.

— Присаживайтесь, я принесу.

Я смотрел, как она уходила. Просто посмотрел на то, как она держала спину. Потом смотрел, как она опустила на столик поднос с бокалом воды.

— Приятного…

Изящность. Грация. Покорность…

Один вид этой девчонки будил во мне самое темное.

Благо, мои желания всегда находились под контролем.

Я спокойно пил воду, Ясмин сидела в кресле напротив и терпеливо ждала, думала о чем-то своем. Ее взгляд был задумчивым, влажным, как будто она плакала.

В моей голове зазвенел тот самый младенческий плач — звуки из прошлого. Сейчас она давно не младенец, но я почему-то был уверен, что узнаю ее плач из десятков, и в нем будут звучать те же самые знакомые интонации.

Мне бы уйти.

Просто глотнуть воды и свалить. К своей работе, друзьям, шлюхам и дорогим развлечениям.

Просто молчать и даже не раскрывать своего грязного рта.

Но я спросил:

— Ты расстроена чем-то?

— Немного, — посмотрела в мою сторону осторожно, бросив влажный взгляд.

Немного? Она была готова рыдать.

— С парнем поругалась? — предположил я, вспомнив, чем интересовался сам в ее годы.

Девчонками, разумеется!

— Нет, у меня нет отношений с парнями, — свела бровки к переносице, как будто я сморозил ужасную глупость. — Мне дали паршивую роль!

Ноздри точеного носа Ясмин затрепетали.

Она вонзила пальцы в мягкую обивку кресла, но клянусь, она с таким же удовольствием вонзила их в лицо обидчика.

— Паршивую роль?

— Спектакль “Пастушка и Трубочист”. Главную роль Пастушки отдали другой. Насте. У нее кривая стойка, она не вытягивает… — зачастила терминами, в которых я не силен. — Эта роль должна была достаться мне! — заявила уверенно.

— Почему?

— Потому что я — лучшая!

Уверенности в себе ей было не занимать.

— Я лучшая, но Настина мама, что называется, забашляла. Вот и все…

— Тебе не стоит кидаться такими обвинениями, если не в чем не уверена.

— Я уверена. Я это знаю и знаю, что это несправедливо. Так быть не должно!

— Привет, взрослая жизнь.

Я пафосно салютовал ей бокалом с водой, в которой таяли кубики льда. И если бы взглядом можно было разжечь огонь, от взгляда Ясмин вода в моем бокале закипела в ту же секунду.

Пока же закипело кое-что другое — похоть.

Блять.

Ты просто грязное животное, Леонид. Озабоченное животное.

Я дал себе указ — проработать этот недостаток. Обуздать. Искоренить его.

— Теперь Пастушкой будет она, а я… овцой. Одной из стада.

— Ты перестанешь быть самой лучшей или начнешь хуже танцевать из-за этого?

— Ни за что.

— Тогда ты ты точно не будешь овцой.

— А кем же? — поинтересовалась совсем по-детски любопытничая.

— Ты будешь самым очаровательным и грациозным ягненком. Тебе не о чем переживать.

— Кроме того, что ей достанутся все овации и цветы. А мне… — сглотнула. — Мне не достанется ничего. Даже папа не придет. Ему некогда. У него вылет на день раньше…

— У тебя будут цветы. Море цветов.

— Ну да, ну да… — фыркнула она, прикрыв свои ужасно темные глаза.

Такие же темные, как мои собственные глаза.

И мысли — к ним в тон. Мои мысли следовало бы облить бензином и просто сжечь внутри собственной черепушки.

Обычно меня трудно вывести из себя.

Но вот это недоверие, пренебрежение от соплячки, на восемнадцать лет младше меня, были сплошным вызовом.

Я спросил:

— Когда у тебя спектакль?

Она назвала дату, время и место, не забыв закатить глаза. Мол, не верю!

— У тебя будет столько цветов, что унести не сможешь. Но только при одном условии?

— Какое?

— Ты будешь самым грациозным ягненком.

— Это легко. Буду.

***

Она сдержала свое обещание.

Я сдержал свое.

Она была самым красивым ягненком, и после представления сцену завалили цветами.

Доставщики цветов опускали букеты к ее ногам.

Столько бы она точно не унесла.

Последний букет подарил я сам.

Это были белые розы. Упаковка — черная с красным.

Уже не имело значение, кто и что станцевал — все глазели только на Ясмин, и о, как ей это нравилось.

Она сияла.

Приняв букет, Ясмин запрыгала, обняла, ткнулась губами мне в шею, лопотала что-то на счастливом — в такие моменты слова теряются, остается лишь смысл и чувство эйфории.

У меня остался след от ее помады на белоснежном воротничке, а я с большой тщательностью выбирал свой костюм на этот вечер.

Не любил небрежность, чаще всего избавлялся от одежды, которая пачкалась так сильно. Но эту рубашку оставил.

Она портила своим небрежным видом стройный ряд идеально выглаженных и выстиранных рубашек в моей гардеробной.

***

Еще через год Ясмин пострадает в автомобильной аварии.

Перелом позвоночника. Неутешительные прогнозы врачей.

О балете не могло быть и речи. Тогда вообще программой максимум было — пусть она хотя бы снова могла ходить.

У меня не было ни одного шанса остаться в стороне.

Потому что виновником страшной аварии был мой отец, он возвращался с вечеринки сильно выпившим. В его годы и за руль было садиться нежелательно, а он, уверенный в себе, еще и накатил хорошенько.

Ясмин была в машине со своим другом.

Ясмин, которая была не пристегнутой, получила серьезные повреждения. Был еще тот самый счастливчик, отделавшийся только тем, что обильно обделался под себя.

По-хорошему, это дерьмо должен был бы разгребать тот, кто накосячил. То есть мой отец. Но он благополучно впал в кому. Благополучно, потому что это избавило его от медленного и мучительного удушья — клянусь, я хотел его задушить.

За отца пришлось разгребать мне.

Улаживать все, подмазывать, платить.

Парень, что находился за рулем, был из не слишком богатой семьи, именно его и выставили виноватым, но хорошенько заплатили семье. Поэтому вопросов не возникло, и они быстренько переехали.

Расул был в бешенстве. Орал, что уже нашел дочке выгодную партию, был готов пристроить ее в хорошие руки при достижении совершеннолетия.

Но теперь — кому она нужна? Инвалидка до конца дней! На ее лечение нет денег…

Все расходы на лечение и реабилитации Ясмин легли на мои плечи.

Но не только это…

Мне пришлось заплатить калым — выкуп за невесту. Расул получил очень жирное пополнение личного счета.

Мы договорились, что Ясмин станет моей женой.

Казалось, все улажено.

Но грехи отцов — грехи детей.

И я не понимал всего смысла этой фразы до определенного момента.

Тогда стало уже слишком поздно отматывать пленку назад и рвать свершившиеся договоренности.