Залечишь мои раны?

Глава 10

День получился долгим. После звонка Димы спокойно спать Снежана перестала в принципе — просыпалась посреди ночи, открывала глаза и часами смотрела на то, как по потолку время от времени проносились полосы света из‑за проезжающих где‑то там, на улице, машин. Сон стал для нее мучительным. Куда легче было днями заниматься вроде бы важными делами, чем вечерами в тишине своей квартиры нервно теребить резинку на хвосте, то и дело, поглядывая на входную дверь или в окно.

Вернувшись в студию после проведенного с Глафирой времени, Снежана снова попыталась нырнуть с головой в рутину. И даже на какое‑то время получилось, они с Аней сделали больше, чем собирались, но в отличие от нее, Ане было что делать вечером дома, и именно поэтому, когда стукнуло девять вечера она вытолкала Ермолову из офисного здания, практически силой усадила в машину, заставив сначала завести домой себя, а потом ехать к себе.

И если сначала Снежана еще пыталась сопротивляться, уверяла, что вполне может еще немного поработать, то потом сдалась — Ане ведь не объяснишь, как все сложно. Она даже не смогла объяснить, что происходит у них с Марком, не говоря уж о более глобальных вещах.

Единственная вольность, которую позволила себе Снежана — заехать в супермаркет. Взяв огромную тележку, она долго бродила между рядами, наполняя ее до отказа. Как будет тащить содержимое из машины в квартиру, ее особо не заботило. Просто приятно было стоять по несколько десятков минут у разных раскладок, делая невероятно сложный выбор между сортами сыров, марками макарон, носками, веселого раскраса по акционной цене.

Как ни странно, все выбранное в магазине, уместилось в достаточно большой, но единственный пакет, который стал почетным пассажиром в пути до дому. На улице давно уже стихли все звуки, оповещая о том, что приличным людям неплохо бы сидеть по домам, а не шляться под подъездами. Впрочем, шляться Снежана и не собиралась — перехватив пакет максимально удобно, она проявила чудеса акробатики, захлопнув дверцу машины пятой точкой, а потом не менее эффектно открыла дверь парадного и вызвала лифт.

Акционные носки явно были лишними… Как и не акционные апельсины, хлеб, который она практически не употребляет, йогурт с необычным вкусом, которому скорей всего суждено оказаться в мусорной корзине даже не открытым. Мысленно перебирая содержимое пакета, Снежана ступила из лифта в темноту своего этажа, серьезно раздумывая над тем, чтобы отвезти это все завтра в какой‑то благотворительный центр, в котором подобным вещам тут же найдут применение.

Слишком сосредоточенная на своих мыслях, она не сразу обратила внимание на фигуру, будто слившуюся с ее дверью.

— Привет, — пакет выпал из вдруг ослабших рук, а сдержать вскрик Снежана смогла только потому, что у нее элементарно пропал на какое‑то время голос.

— Сссс… — сердце бухало о грудную клетку с бешенной скоростью, а язык еле ворочался, не давая толком сказать ни слова. — Ссслава…

— Прости, — как ни в чем не бывало, Яр наклонился, начиная методично собирать разлетевшееся во все стороны содержимое пакета.

Апельсины, хлеб, носки, еще куча всякой чепухи заняла его внимание на какое‑то время, давая Снежане возможность прийти в себя. Немного успокоить сердце, спрятать дрожащие руки в карманы, откашляться, проверяя, вернулся ли к ней голос.

На долю секунды, всего на долю секунды ей показалось, что из тени на нее выйдет не Ярослав…

— Что ты тут делаешь? — следя за тем, как он продолжает забрасывать скарб в пакет, Снежана задала первый свой вопрос.

— Хотел поговорить, думал, ты дома.

— Мог бы позвонить.

Первый шок прошел, и теперь Снежана смотрела на Самарского по — другому. Сегодня она узнала о нем много нового. Скорей всего будь ее воля, предпочла бы не знать, но так уж сложилось, что ее посвятили в некоторые подробности жизни когда‑то ее Ярослава, а теперь Ярослава принадлежавшего уже другой.

— Я решил, что могу подождать, — не подозревая о том, какие мысли роятся у нее в голове, Яр наконец‑то поднялся, усмехнулся, а потом снова отступил к двери.

— Зачем? — улыбка не помогла Снежане расслабиться. Чуть прищурившись, она сжала в карманах кулаки.

— Не стоит ходить ночами одной, Снежа.

— Не волнуйся, я сама разберусь, — ответ получился грубоватым, запоздало, но Снежана это поняла. А когда поймала уже серьезный, прямой взгляд Самарского поняла еще и то, что сама же укорачивает «прелюдию». Он пришел не говорить о ее безопасности, его интересует Дима.

— Пустишь? — он кивнул на дверь за спиной.

А для Снежаны время вдруг остановилось. Она ведь так часто мечтала о том, что он когда‑то придет к ней на порог. Спросит: «пустишь?», улыбнется, как несколько мгновений тому, и она, не раздумывая, пустит. Но в тех мечтах он приходил к ней, и нужна была ему она, и любил он по прежнему ее, а она любила его.

— Что ты хотел, Слава? — нет. Не пустит. Именно сейчас, под собственной дверью, ночью, через три года после расставания, Снежана поняла — пути назад нет. Последний человек, который верил в наличие этого пути — она сама, а сейчас перестала верить даже она. Последний мостик, ведущий к тем дням, вспыхнул.

Это понял и он. Но значения для него имело другое, он не собирался играть на чувствах Снежаны, не собирался притворяться, он пришел предупредить.

— Держись подальше от Димы, Снежа. Он опасен.

— Глупости, — моментально выйдя из ступора, девушка сделала шаг к мужчине, собираясь отобрать драгоценный пакет, а потом хлопнуть дверью, закрывшись внутри своей квартиры. От него и его попыток убедить. — Легко держаться подальше от человека, который находится неизвестно где.

Пакет Яр не отдал, предостерегающе мотнул головой, отступил. Этот жест значил лишь одно — в квартире или тут, это особого значения не имеет, важно другое — он собирается поговорить.

— Сегодня он неизвестно где, а завтра вернется, и что? Я не хочу волноваться еще и из‑за тебя.

С уст Снежаны сорвался непроизвольный смешок.

— Вот уж не думала, что ты до сих пор волнуешься за меня, Ярослав, — сердце снова билось все быстрей, мысли путались, а единственным ее желанием было побыстрей оказаться подальше от него.

— Прости меня, — только на секунду Самарский опустил глаза, а потом снова устремил прямой взгляд своих холодных глаз на нее.

Вряд ли он рассчитывал на такой эффект, но его слова повергли Снежану в ступор.

— Что?

— Прости меня, Снежана, за все. За то, что не оправдал надежд, что так сложилась жизнь, что не все в этом мире мы можем предвидеть и избежать ошибок.

Возможно, он сказал бы что‑то еще, но дальше слушать Снежана уже не смогла. По мере того, как слова доходили до сознания, ей все сильней хотелось рассмеяться. И, в конце концов, сдерживаться она больше уже не могла.

Так она не смеялась, наверное, никогда. Так отчаянно, неистово, от души. Так горько и больно. До слез.

— Ненавижу тебя! — разделяющий их пакет, снова полетел на пол, в очередной раз теряя все содержимое. — Ненавижу! — сейчас ей хотелось кричать, бить, крушить, ломать. — Ты ждал три года, чтобы прийти и поговорить? Ненавижу! — сдержаться от того, чтобы ударить его кулаком в грудь девушка тоже не смогла.

А больше всего бесило, что он даже отрицать не собирался! Стоял, смотрел, слушал, ждал… Чертов истукан ждал, когда шторм схлынет. А он копился долгих три года, и еще шесть лет до этого.

— Ненавижу тебя, Самарский! Ты хоть представляешь, что такое это твое «не оправдал надежд» для меня?! Да я любила тебя! Господи, — щеки почему‑то оказались мокрыми, и эту влагу отчаянно хотелось смахнуть. — Я из‑за тебя предала брата! Я своими же руками набрала твой номер, чтобы сдать. Своего. Брата! — каждое слово она чеканила так, будто это можно было не понять.

— Ты спасла Саше жизнь.

— Да плевать я хотела на твою Сашу! — никогда она не осмелилась бы говорить такого. Никогда не жалела о том, что тогда позвонила, осознавала, что сделала правильно, но это был тот случай, когда беспроигрышного варианта нет. — Она разрушила мою жизнь, а я спасла ее для тебя! Недостаточно?

Яр промолчал.

— Отстань от нас, Самарский, — проведя по щекам, Снежана собрала очередную порцию влаги. — Отстань. Забудь о своей идиотской мести. Чертов мститель. Люби свою Сашу, и дочку свою люби, и еще с десяток детей сделай. И всех воспитай правильно. Воспитай так, чтобы их них не выросли воры, убийцы, насильники и… похитители!

Каждое ее слово больно било по ушам Яра. Снежана это прекрасно знала, в общем‑то к этому и стремясь.

— Ты ничем не лучше его, Ярослав. Просто тебя она простила. А его прощать некому. Ясно? Ты ничем не лучше!

— О чем ты? — голос мужчины был холодным и безжизненным. Если в ней сейчас пылал огонь, то Самарский будто покрылся коркой льда.

— Я знаю, что вы сделали с Сашей. Думаешь, ты чем‑то лучше? Да ничем! Будь на ее месте другая, как все сложилось? Будь на ее месте я, что было бы? Ничего! Тебе просто повезло! Повезло, что это была Саша, что ты в нее влюбился, что…

— Я не стал бы…

— Ты уже стал! Самарский, неужели ты не понимаешь?!

— Что я должен понимать?

— Ты не в праве его судить.

Последние слова Снежаны повисли в воздухе. Тяжелом, наэлектризованном воздухе.

Девушка знала — никто и никогда не говорил ему того, что сказала она. Этого не стала бы делать Саша, так как любит, не стала бы Глафира, не стали бы другие, даже узнай они правду. Потому, что все сложилось так, как сложилось. Потому что история, начавшаяся с его непростительной ошибки, закончилась хорошо. Но от этого ошибка не перестала быть менее ужасной.

— Если ты пыталась открыть мне Америку, у тебя не получилось.

— Я не пыталась… — слишком сильный у нее получился всплеск. Слишком сильной волной эмоций накрыло, чтобы она могла схлынуть постепенно. В один миг Снежана просто почувствовала, что внутри — пусто, а тело жутко устало.

— Я не собираюсь никому мстить, Снежана, я хочу предостеречь тебя верить его словам. Вот и все. Он не занимался садоводством на протяжении трех лет. Все это время он ненавидел меня. И, возможно, винил тебя за то, что ты сама сказала — сдала его мне. Я не указываю тебе, как ты должна себя вести. Я прошу вести себя мудро.

— Почему сейчас? — Снежана вскинула взгляд, разглядывая все такое‑то окаменевшее лицо. — Почему именно сейчас ты вдруг решил просветить меня насчет Димы?

— Я знаю, что он звонил тебе.

— То есть ты все‑таки слушал… — это не был вопрос. И что самое странное — даже злости не было, только всепоглощающая усталость.

— Да.

— Ты же безнадежен, Самарский. Вы оба…

— Вот именно, Снежа. Если не изменился я, то почему ты считаешь, что Дима должен был измениться?

— Я не стану тебе сдавать его, если узнаю, где он и что с ним.

— Я не прошу.

— А что ты просишь?

— Будь осторожна.

Вот так — за несколько десятков минут они прошли путь от надежды, до разочарования, страха гнева и апатии. Зачем? Что дал этот разговор? Еще больше вопросов, сомнений и желания проснуться с пониманием — все происходящее с ними — дурной сон.

— Буду, Ярослав, я обязательно буду осторожна, — моргнув, Снежана проследила за тем, как Самарский отступает, открывая доступ к ее квартире, пристально следит за тем, как девушка открывает дверь, впускает холод в щель в двери…