Обжигающая спираль

Глава 19

Она не пошла на работу, хоть так и не смогла заснуть. Просто опустошенно лежала все на том же диване и тупо смотрела на странный узор переплетенных нитей обивки. Все, на что хватило сил Светы — позвонить начальству и хриплым, сорванным голосом соврать, что у нее ларингит.

Ей поверили. Сложно было не поверить, когда так хрипишь.

Да и потом, проблему с кадрами уже решили, ей не было необходимости мотаться по клиентам, хотя, Руслан так и не отступил тогда от своего требования, и до сих пор за поставки алкоголя в «Колизей» отвечала Света. Но они только в понедельник приняли и отгрузили заказ, а документы и юридические вопросы она могла курировать пока и из дому. Потому директор и позволил ей отлежаться несколько дней, сказав, что будет поддерживать связь в телефонном режиме.

После этого звонка она еще несколько часов лежала, все так же рассматривая узор дивана и… нет, даже не думала. В голове, в сердце, внутри Светы была пустота. Ничего больше.

Ее мучила жажда, но даже встать, чтобы напиться было лень, да и не видела она смысла в таких сложных действиях.

За стенами слышался перестук шагов просыпающихся соседей. Люди собирались на работу, дети спешили на первые звонки в открывшиеся школы, сквозь закрытые окна доносилась музыка и слова приветствия учителей с праздничной линейки в гимназии, которая располагалась за углом.

Жизнь продолжалась, шла своим чередом, а Свете казалось, что она, вопреки всем законам физики застыла, замерла в той точке бытия, когда поняла, что он предал ее.

Она не смогла бы сейчас сказать холодно ли ей, или тепло? Давит ли деревянный подлокотник в плечо, и затекли ли мышцы от того, что она уже несколько часов не двигается. Ничего.

Наверное, это состояние больше всего подходило под описание прострации, ступора, которые испытывают люди при травмирующих обстоятельствах, а она никак не могла себе представить какого это на лекциях по психологии.

Что ж, теперь знала. Жизнь Свете наглядно продемонстрировала.

Только такое опустошение не было в ее характере. Может, если бы она пошла в мать…

Но у Светланы была силы воли ее отца, и его же характер. И она не собиралась терять, разрушать себя только потому, что ее сердце разорвали.

Потому, превозмогая отупение и искушающее желание махнуть рукой на все и просто продолжить так же лежать, жалея себя, она села и обвела опухшими, пекущими глазами свою квартиру.

На одной из стен висело зеркало и в полутьме комнаты, которая не могла рассеяться утренним светом из-за задернутых штор — в серебристой глади виднелся ее силуэт. Только Света не хотела бы подходить и рассматривать себя пристальней.

Не было ничего красивого или торжественного в боли и горе. Слезы, настоящие, искренние — не красили, а обезображивали женщин. Она видела тому достаточно примеров в своей жизни, и не хотела сейчас смотреть на себя.

Вместо этого, Света заставила себя подняться на ноги и медленно, спотыкаясь, цепляясь за мебель, от которой успела отвыкнуть за полтора месяца, пошла на кухню. Жадно выпила два стакана воды, пытаясь хоть немного унять жажду. Потом налила воду в чайник и поставила тот на электроподошву, нажав кнопку включения. Не потому, что хотела кофе или чая, а просто из-за того, что знала — надо что-то делать, нельзя поддаваться отчаянию и опустошению — это ее добьет.

Она прошлась по комнате, отдергивая шторы и распахивая окна настежь. Обхватила себя руками, ежась от нежданной прохлады первого дня осени и задумчиво посмотрела на небо, горизонт которого затянули серые, низкие облака.

Так же пасмурно было и у нее на сердце. Даже хуже. Только об этом думать нельзя.

Света глубоко вдохнула, потерла лицо ладонями, и запустила пальцы в волосы, пытаясь прогнать хандру и предательское желание опять разреветься.

«Не дождешься!», вдруг захотелось громко крикнуть ей в неожиданном порыве обиды и злости. Правда, она не знала, кому был бы адресован этот крик.

Руслану? Ее судьбе, которая так зло подшутила над ней, подарив самый большой кошмар, превратив тот в реальность?

Но вот что Света знала точно — поддаваться нельзя. Она сильная. Она уверенная в себе женщина и сможет все преодолеть, справится, пусть и придется закусывать щеку и сжимать пальцы, чтобы улыбнуться, игнорируя свою любовь, которая рефлексировала и выла внутри от боли.

Но надо было. И начинать следовало прямо сейчас.

Она вцепилась пальцами в подоконник и попыталась найти хоть что-то хорошее в этом утре. Смотрела на белые бантики девочки, весело бегущей по дорожке под ее окном. У малышки так задорно подпрыгивали маленькие тонкие косички при каждом порывистом шаге, и так нещадно трясся букет сиреневых астр, которые она, наверное, собиралась подарить своей первой учительнице.

Света смотрела на девчушку и заставляла свои губы хоть немного растянуться, хоть чуть-чуть приподнять уголки рта в улыбке.

Но вместо этого, вдруг громко застонала и с отчаянием, злостью, смахнула на пол высокую вазу черного стекла, которую ей когда-то дарила Маша на день рождения. Та упала на пол с резким звоном и разлетелась на осколки, а Света тяжело дышала, глядя, как маленькие кусочки стекла разлетаются по комнате.

Гнев.

Это тоже не плохо.

Лучше тупой, покорной скорби и смирения. Если она не могла улыбаться, то будет злиться. Она начнет с этого.

А потом… потом, когда-нибудь, она возможно сможет и улыбнуться, оглянувшись вокруг. Позже, когда рана в груди если не зарубцуется, то хоть подернется пыльной поволокой уходящих дней.

Она посмотрела на свои руки, которые вчера ночью сбила до ссадин. Потом все-таки подошла к зеркалу и с горечью осмотрела красные глаза, опухшие, отекшие веки и щеки с лихорадочным румянцем.

И вдруг решила, что так нельзя.

Неясно отчего, но в ее голову забралась странная мысль, показавшаяся на удивление логичной и едиственно верной. И Света ухватилась за нее, как за самый лучший выход.

Она должна полностью поменять свою жизнь. Сделать то, что никогда не хотела или боялась.

Чего уже теперь страшиться?

Может, поехать в Гималаи или прыгнуть с парашютом. Отругать Ромку за все его безалаберные поступки, сказать наконец Маше, что она, Света — ни в чем не виновата перед ней, и перестать пытаться загладить свою несуществующую вину.

А еще, Свете надо поменять работу. Потому что, несмотря на то, что ее должность и занятие очень нравилась ей — она не сможет раз за разом приезжать в клубы. Любой из них теперь будет напоминать ей о Руслане.

А Света знала, что и так не сможет его забыть.

Странно, каким дорогим и любимым может стать человек за неполных два месяца.

Почти невероятно, что в такое небольшое количество дней оказалось возможным вместить столько счастья, страсти, радости, нежности, боли и заботы, и… горя.

Столько всего, словно отдельная жизнь прошла и закончилась.

Только Света не умерла с ее окончанием.

ЕЕ любовь оставалась живой, словно стенающий призрак чувства, которое оказалось не таким уж и нужным ему. И ей следовало научиться жить с этим.

Света пошла в ванную и долго умывалась холодной водой, чтобы хоть немного смыть последствия ночи, полной слез.

С каждой минутой становилось все сложнее заставлять себя что-то делать, но она упорно старалась. Игнорировала желание снова упасть на диван и тихо завыть. Делала вид, что не замечает, как то и дело поглядывает в сторону телефона.

Зачем? Света не знала. Может надеялась, что он позвонит, только что это изменит? А может, сама, до ломоты в пальцах, сжимающих расческу, хотела нажать на вызов номера Руслана.

Только боль, слишком сильно похожая на ненависть и ярость — не позволили бы ей настолько сглупить и поддаться жалкому стремлению побежать к тому, кто настолько обидел.

Как бы сильно Света его не любила, тряпкой она не была.

А потому, когда переодевшись, причесавшись и выпив чай, все-таки взяла в руки телефон — набрала совсем другой номер.

— Привет, пап, — хрипло поздоровалась она, понимая, что надо бы добавить жизнерадостности в умирающий голос, только не выходило. — Как дела?

— Света, что с тобой? Ты что, простудилась? — тут же обеспокоенно спросил отец.

Света даже не могла криво улыбнуться в ответ. Губы разучились складываться в этом движении.

— Не совсем, пап, — вздохнула она. — Да и не важно, я не потому тебе звоню…

— Света, — Михаил Николаевич наверное не зря дослужился до полковника. А может, просто, отцовское сердце подсказало, что нет ничего неважного в таком тоне дочери. — Что случилось, маленькая? — Света всхлипнула от этого обращения и закусила губу.

Папа давно старался не называть ее так, потому что она сама всегда заявляла, что уже не маленькая — взрослая. И он уступал, хоть и говорил: для него — она всегда его маленькая девочка.

И сейчас ей захотелось стать такой — маленькой, и забраться в крепкие отцовские объятия, чтобы он погладил ее по голове и сказал, что все пройдет. Все будет хорошо. И когда-нибудь, она опять обрадуется солнцу.

По щекам побежали слезы, которых уже просто не должно было быть, а Света постаралась, чтобы это хоть не слышалось по телефону. Правда, подозревала, что ее попытка провалилась.

— Пап, — проигнорировав его вопрос, она закрыла глаза, стараясь сосредоточиться на цели разговора. — Тебе не нужен помощник с высшим образованием, военным билетом, опытом работы в обл. администрации и сфере бизнес-консультирования, и с великолепными рекомендациями, а? — все так же хрипло спросила она, глотая слезы.

— Света, — похоже, она его не на шутку переполошила, отец определенно начал нервничать. — Что случилась, родная? У тебя проблемы на работе? Что, доченька?

— Нет, пап, у меня нет проблем на работе…, — Света глубоко вдохнула, — просто захотелось резко сменить род деятельности. Так как тебе мое предложение? Не нужен помощник?

Михаил Николаевич помолчал пару секунд. А потом задумчиво вздохнул.

— Нужен, конечно, — спокойно произнес он, и Света поняла, что облегченно выдохнула. — Да и как я могу отказаться от такого многообещающего сотрудника, если всегда мечтал, чтобы ты работала со мной, маленькая. Только, — отец сделал ударение на последнем слове, и она нахмурила брови. — При условии, что ты честно расскажешь, что случилось, — непререкаемо добавил полковник. — Хоть, я думаю, что и так догадываюсь, без кого тут не обошлось, — тихо и мрачно проговорил он.

Света вдохнула. Выдохнула. Снова глубоко втянула воздух в себя.

А толку скрывать? Все равно, папа все узнает.

— Я ушла от него, — так же тихо, как и отец, честно призналась она. И прижала ладонь к груди, словно хотела унять боль, которая вспыхнула с новой силой, переходя от тлеющего уголька в обжигающее пламя горя.

Отец пробормотал проклятие и громко чем-то грюкнул на том конце связи. Наверное ударил ладонью по столу. Он так часто поступал. Когда сердился.

— Я его в пыль сотру! — с гневом пообещал полковник. — Мокрого места не оставлю от этого негодяя…

— Не надо, пап, — горько прошептала Света, прервав отца. — Не надо, пожалуйста. Не трожь его. Просто…, просто не трогай.