Трепет. (не) его девочка

* * *

Я помешиваю суп и слежу за гренками на сковороде, когда слышу, что к дому подъезжает автомобиль. Нервы к этому моменту уже треснули, поэтому мне мерещится, что я спокойна и собрана, но это ровно до того момента, когда хлопает входная дверь. От громкого звука я дергаюсь, половник выпадает у меня из руки и со звоном ударяется о край кастрюли. Нервы снова срастаются и натягиваются до предела. Черт!

Он приехал через двадцать минут после нашего разговора по телефону. После разговора, в ходе которого я снова облажалась. И вот он здесь, и мне надо будет с ним о чем-то говорить, а ведь я его еще не видела со вчера. И все еще не знаю, где он был всю ночь…

Звук шагов Рустама с каждой секундной становится все ближе к кухне. Я намеренно не поворачиваюсь к двери, продолжая пялиться в кастрюлю с супом или по десять раз проверять лопаткой, не подгорелили ли гренки. Ну, конечно, они не могут подгореть за полсекунды, Яна!

— Голова уже прошла? — раздается его низкий раскатистый голос.

Понимаю, что если сейчас не повернусь и не отвечу, то это будет, мягко говоря, странно, учитывая то, что я сама попросила отчима привезти мне обезболивающее, поэтому откладываю лопатку в сторону и плавно поворачиваю голову к нему.

Он стоит, прислонившись плечом к косяку двери, и внимательно смотрит на меня. Рубашка его, та же, что была на нем вчера, слегка влажная от дождя, волосы тоже. Лицо уставшее, но взгляд чистый и прямой. Нежный даже. Я облизываю губы и замечаю, как этот самый взгляд перетекает на них.

— Немного еще болит, — выдыхаю я, и вновь поворачиваюсь к сковороде.

— Вот таблетки, — слышу, как он идет к столу и бросает на него коробку. — Выпей сразу. Не терпи боль.

— Спасибо, — бурчу себе под нос и переворачиваю гренки на другую сторону. Мне стыдно, что я ему солгала, и стыдно за чувства, что он во мне вызывает. Вообще, мне стыдно за все, что связано с ним, поэтому находиться с ним наедине, в непосредственной близости, когда он так смотрит, очень тяжело.

Сама же хотела, чтобы он приехал… Ну, приехал, и что теперь? Тебе спокойнее стало, Яна, от того, что он здесь, с тобой, а не где-то? Не с кем-то?

— Ты… голодный? — спрашиваю из вежливости, разумеется. Все же рискую и бросаю взгляд в его сторону. Отчим стоит чуть ближе, руки засунул в карманы брюк. Штаны снова натянулись в области паха, и я буквально уговариваю себя не опускать взгляд ниже. Не знаю, как удается смотреть исключительно на его лицо. Кажется, у меня даже уши начинают гореть от напряжения.

— Очень голодный, Ян. Но тебе не стоило готовить, раз болит голова. Таблетку выпей.

Боже, он, видимо, не отстанет, пока я не приму обезболивающее. Не говорить же мне ему, что соврала, потому что переживала о том, где он?!

— Не так уж сильно она и болит…

Убавляю температуру конфорки, затем наливаю в стакан немного воды, беру таблетки со стола, и половинку одной выпиваю. Ничего же не будет, даже если голова не болит. Обычные таблетки.

Вот я идиотка…

— Все будет готово через минут пятнадцать, — говорю мужчине, топчась на одном месте и поджимая пальцы ног. Он так и будет тут стоять, пока я заканчиваю с готовкой?

— Хорошо, Ян. Душ приму и спущусь.

Воображение — мой добрый друг — сразу же подкидывает соответствующие картинки, как если бы я ввела в поиске "голый красивый мужчина в душе". Только сейчас все гораздо хуже, потому что я уже видела отчима в душе, так что и воображать особо не нужно. Резервы памяти переполнены тем мгновением моего позора.

Рустам так смотрит на меня, что мне начинает казаться, будто он читает мои мысли. Мои постыдные ужасные мысли. Именно из-за них у него так темнеет и заполняется огнем взгляд. Я чувствую неистовое желание защищаться, хотя он ничего не говорит и не делает, но мне все равно хочется опровергнуть его подозрения на мой счет.

— Это я не для тебя готовлю! — выпаливаю отчиму в лицо. Темная бровь тут же скептически ползет вверх. — То есть, ты тоже можешь поесть, конечно. Я просто… решила себя занять чем-то. Но это не для тебя лично. Это, скорее, для меня самой… Подумала, что раньше так было. Я или мама часто готовили. Потом мы вместе садились за стол. И я решила, что все может быть… как раньше. Между мной и… тобой…

Взгляд мужчины после моих слов лишается огня. Из него словно выкачивают пламя и заполняют холодом.

— Ты снова ходишь босиком, Яна, — хрипит Рустам, после чего вдруг начинает приближаться ко мне. Я так теряюсь, что очередной вдох вызывает боль в груди, поэтому я прирастаю к полу и стараюсь не дышать. Он проходит мимо, чуть задев меня плечом, и отодвигает ящик, в котором лежат лекарства, достает оттуда несколько пачек таблеток и кладет передо мной.

Обезболивающее. Я забыла их спрятать. Ну, я же не думала, что он станет заглядывать в этот чертов ящик!

Жар заливает мои щеки и шею. Мне очень стыдно, но Рустам никак не комментирует свою находку, просто направляется к выходу из кухни и практически скрывшись за дверью говорит:

— У тебя горит там что-то, Ян?

А? Горит? Что?

— Вот черт! — кидаюсь к сковороде с гренками. Они уже почти черными стали. — Черт! Черт! Черт!

Так, дыши, Яна, дыши.

Снимаю сковородку с плиты и ставлю на доску. Делаю один глубокий вдох, второй, третий. Понимаю, что не чувствую запаха подгоревшего хлеба. Ощущаю только запах духов Рустама и сигарет. И никаких примесей. Никаких женских ароматов.