Отравленный памятью

* * *

До двух часов ночи мы разговаривали по Скайпу, и мне дважды приходилось подключать зарядное устройство.

Мы говорили обо всём на свете, смеясь, и перебивая друг друга. Никогда ещё ни с кем не чувствовала себя так легко, никогда не было настолько интересно и весело. Какой-то из шуток Арчи я смеялась так громко, что разбудила сына. После этого старалась реагировать на его юмор чуть тише, но порой всё-таки срывалась.

Арчи хотел знать обо мне всё, и я бы с удовольствием ему открылась, во всём призналась, сняла с себя невыносимый груз вины и ответственности, но разве возможно подобрать слова, чтобы не отпугнуть? Да и зачем ему знать о том, что было со мной раньше? Он же не мент и не психолог, поэтому молчала. Пусть лучше и дальше думает, что отец моего сына — просто парень, с которым любовь была, но не срослось, чем узнает о Никите. Нужно решать проблемы по мере поступления.

Тем более что в наших с Арчи отношениях далеко не всё ясно. Что он от меня хочет? Просто переспать? Или чего-то большего? И если вокруг него столько согласных на всё девушек, зачем возиться со мной?

Арчи прав: я слишком много думаю — самой от себя противно. Вечно мнусь, размышляю, ужасы всякие воображаю, жду подвоха от всех и каждого. Нужно завязывать, а то так скоро с ума сойду, изображая жертву.

Я не жертва, а заложница своей паранойи.

Всё, с завтрашнего дня обещаю, нет, клянусь самой себе не заморачиваться и не гадить самой себе и, главное, другим в мозг. Жить так, словно прошлого не существует и никакой Никита не вышел на свободу раньше срока, мечтая меня на ремни порезать.

Никита...

Мысли о нём назойливы, приставучи, что та муха. Каждый день, каждую чёртовую минуту всплывают на поверхность. Хочется удариться сильнее головой, чтобы потерять память и никогда не вспоминать о том, что меня связывает с этим человеком. Но только в песнях невозможное — возможно, в жизни, во всяком случае, в моей, чудес не бывает. Придётся как-то выпутываться из этой ситуации, только знать бы ещё как.

До выходных остался всего один вечер, и я сижу, словно загипнотизированная и пялюсь в экран ноутбука в надежде, что Арчи снова мне позвонит. Такое времяпрепровождение стало почти привычным, хотя толку от этого никакого. Надо чем-то заняться, отвлечься, чтобы не ждать звонка, словно школьница, но ничего не могу с собой поделать — не могу не ждать. А ведь Арчи мне совсем ничего не обещал, но я всё равно увязла в ожидании, как муха в янтаре. Иногда порываюсь схватить трубку и набрать его номер, но каждый раз останавливаю себя. Что я ему скажу? Просто узнаю, как дела? Спрошу, почему его нет в Сети? Но почему я решила, что у него есть время зависать в Интернете и болтать со случайной знакомой ночами напролёт? Он мне ничего не должен, как и я не должна тратить свои вечера на гипноз плоского экрана, замирая в глупой надежде.

Дура, дура, какая же я дура! Идиотки кусок, не иначе. Захлопываю с силой крышку ноута, кладу сверху телефон экраном вниз, чтобы не заглядывать в него каждые десять секунд и открываю холодильник. На свободу из морозного плена попадают сардельки, кетчуп, майонез, сыр и что-то ещё, что просто попало под руку — когда я нервничаю, аппетит просыпается зверский. Смотрю на внушительную горку продуктов, что высится на столешнице и понимаю, что ничем хорошим для моей фигуры такой гастрономический припадок не обернётся, но плевать: я обещала самой себе, что отныне буду проще ко многому относиться, значит, так тому и быть. Да и для чего мне беречь фигуру?

Достаю из хлебницы булку, надрезаю в длину и складываю в образовавшийся проём продукты. Ход доги на ночь, наверное, не самая удачная мысль, но когда такое было, чтобы в моей голове рождались верные решения?

Вибрация телефона отвлекает от продуктовой оргии. Бросаю монструозный хот дог на тумбу возле холодильника и подбегаю к столу. Когда вижу имя, которое высветилось на экране, сердце сладко замирает. Арчи...

— Привет, Крис. — Голос, в который без вопросов можно влюбиться сладкой патокой растекается по моим венам. — Не спишь?

— Нет, — говорю, прожевав. — Ем.

Арчи смеётся, а я жду, когда закончится его приступ внезапного веселья.

— Правильное решение, — наконец произносит. — Я, собственно, почему звоню. Всё в силе?

— Ты об экскурсии в «Ржавую банку»?

— Ну, с экскурсией ты, конечно, погорячилась, — снова смеётся. Интересно, он всегда такой смешливый? — Просто дружеский визит.

— Если сам не передумал, то да, всё в силе.

— С чего это вдруг мне менять решения? — удивляется, словно я только что сказала самую большую глупость, которую ему доводилось слышать в жизни. — Я заеду за тобой после обеда, примерно в час. Устроит? Только, пожалуйста, не наедайся перед поездкой, у меня на тебя есть кое-какие планы.

— Кормить будешь?

Похоже, Арчи решил, что не только к мужскому сердцу путь лежит через желудок. Или я настолько тощая в его глазах, что он взял на себя обязательство откормить меня?

— А почему бы и нет? — Что-то на заднем плане падает, Арчи чертыхается, отводит, по всей видимости, трубку на достаточно безопасное расстояние, и я слышу его крик. На кого он там орёт? До меня доносятся весьма сочные выражения, от которых, вполне возможно, приличная барышня упала бы в обморок. — Извини, работа кипит днём и ночью, парни на пределе, поэтому приходится прибегать к словесным пинкам.

— Ничего страшного, — спешу успокоить. — Я и не такое слышала.

— Это кто в твоём окружении был ещё большим матершинником, чем я? — смеётся, а я слышу, как он выстукивает по столу какой-то мотив. — Мне говорили, что на чемпионате по мату в вольном стиле мне гарантировано место на вершине пьедестала.

— Спешу тебя разочаровать: перед некоторыми ты просто безусый юнец, так что не спеши верить грубой лести.

— Хорошо, не буду, — соглашается, а через секунду спрашивает: — А чему веришь ты?

Неожиданность вопроса — такого серьёзного, сложного — заставляет на мгновение потерять дар речи. Понял уже, какие проблемы у меня с доверием, да только что ему ответить?

— Почти что ничему, — говорю неожиданно даже для самой себя. — После некоторых событий в моей жизни доверие — не самое сильное качество.

— Значит, нужно что-то с этим делать. — Чувствую, что он улыбается. Мне так хочется его увидеть и понять, что именно сейчас отражается на его лице — таком мужественном и красивом при всей кажущейся неидеальности.

— И какие ты способы знаешь?

— Ни одного не знаю, — признаётся, смеясь. — Но я попробую действовать по наитию. Не знаю, что из этого получится, но мне почему-то до дрожи в коленях хочется, чтобы человеком, которому ты сможешь поверить стал именно я. Возможно, мы оба об этом пожалеем — не скрою, я ещё тот идиот, но попытаться сто?ит.

— Как самокритично.

— Зато честно, — произносит даже слишком серьёзным тоном. — Ты сейчас не дома?

— С чего ты это взял? Да и где мне быть, если ребёнок спит?

— Включишь Скайп?

— Зачем? — я ломаюсь, конечно, но на самом деле готова прыгать от радости до потолка. Значит, он тоже хочет меня увидеть?

— Включи, Крис, — говорит, и в голос его возвращается тепло, способное растопить мою душу. — Будешь есть, а я буду тебя развлекать всякой чушью и разными байками.

— Ты извращенец? — смеюсь, представив, как буду пожирать свой гигантский хот дог на его глазах. Нет уж, не дождётся. — Любишь за трапезничающими подглядывать?

— Делать мне нечего, за ними подглядывать. А вот на тебя мне посмотреть хочется. Потому что соскучился.

— Ой, ли?

— Хоть «ой», хоть другой междометие, но это правда: я соскучился. И знаешь, что самое интересное? — Что-то есть ещё интереснее? У меня и так сейчас инфаркт будет. — Ещё месяц назад не поверил бы, что могу по кому-то скучать, но жизнь — слишком причудливая штука. Поэтому не трепи мои нервы и включай Скайп, пока мой кофе не остыл и твоя еда окончательно не заветрелась.

И я включаю, потому что не могу сопротивляться. Он скучает по мне! И пусть, возможно, он врёт, но мне так сильно хочется верить, я так устала прятаться и скрываться от всего мира и от чувств. Моя жизнь изменилась окончательно и бесповоротно тем летним днём, когда Женечка потащил меня на байк-шоу. И пусть это всё похоже на большую авантюру, в которой могу прогореть по-крупному, но впервые за долгие годы мне не страшно рискнуть. А Никита пусть горит синим пламенем — сейчас, когда Арчи появился в моей жизни, я сама себе кажусь сильной, смелой и отчаянной. Только ради этого я должна рискнуть и отпустить себя на волю.

Ради себя же самой и ради сына, которого привела в этот мир и несу ответственность. Ребёнок не виноват, что у него такой папаша, но страдать он не должен. Никогда и ни за что. И я горло выгрызу любому, кто захочет причинить моему мальчику вред.