Тайны старой аптеки

— Я слышала… крики моей матери невозможно не услышать. Прошу вас, Джеймс, выпустите меня…

Джеймс бросил испуганный взгляд на лестницу.

— Выпустить? Но я не могу, миссис Лемони. Лемюэль сказал, что…

— Он солгал! — воскликнула женщина. — Все, что он вам говорил — это ложь. Вы не знаете этого человека. Он притворяется. Лемюэль хитрый и коварный — он настоящий Лемони.

— Мэм, я не думаю, что…

— Прошу вас, Джеймс, поверьте. Он плетет козни, он управляет моей матерью и убедил ее в том, что я больна. Он всех убедил!

— Как это убедил?

— Однажды он напросился к нам на чаепитие. Я не хотела его видеть, но отец заставил проявить «гостеприимство» из уважения к почтенному господину аптекарю, отцу Лемюэля. Во время этого чаепития Лемюэль что-то подсыпал мне в чай. Так я заболела. Вернее, были лишь симптомы болезни, но этого хватило. Лемюэль передавал лекарства, и от них мне временно становилось лучше, но они вызывали еще худшие побочные эффекты. Вы знаете о побочных эффектах, Джеймс?

Джеймс сжал зубы. О, он знал.

— Но зачем ему все это?

— Лемюэль безумен и жесток, — ответила миссис Лемони. — Он жаждал мною обладать. Много лет этот человек преследовал меня, и с каждым годом проявлял все большую настойчивость, но я не отвечала на его знаки внимания. Я всегда любила только Терренса.

— Терренса? Констебля Тромпера?

— Вы знаете его? Терренс всегда хотел для меня добра, но он ничего не смог сделать против коварства аптекаря. Сперва Лемюэль задурил голову моей матери, а затем, когда мой отец оставил нас, они меня заперли в этой комнате. Я здесь пленница. Он мучает меня, думает, что я полюблю его. Он даже позвал этого ужасного доктора. Все полагают, что доктор меня лечит, но на самом деле он пытается заставить меня забыть Терренса. Лемюэль подкупил этого доктора — пообещал, что сделает для него какое-то особое лекарство, если тот поможет ему. Этот доктор пытает меня. Лемюэль говорил вам, что ищет лекарство от моей «болезни»?

— Да.

— Это вовсе не лекарство, Джеймс! Это любовная сыворотка. Он пытается изобрести средство, чтобы я полюбила его. И он все ближе к тому, чтобы его изобрести… я… я не знаю, что случится, когда он найдет последний ингредиент. Прошу, поверьте мне, Джеймс! Мне никто не верит…

Хелен заплакала.

Джеймс вспомнил отчаянные крики миссис Лемони, когда приходил доктор Доу, и у него защемило сердце. А еще ему на ум пришли письма от доктора Хоггарта: Лемюэль научился притворяться и скрывать безумие. Но сильнее всего его обеспокоили слова самой Хелен: «Он — настоящий Лемони». После того, что Джеймс прочитал в дневнике прадедушки, он догадывался, что именно это значит.

— Я верю вам, — сказал он. — Но я не могу вас выпустить…

— Молю вас, Джеймс! Молю, если в вашей душе есть хоть кроха жалости. Я не выдержу, если этот доктор снова ко мне придет!

В голосе Хелен Лемони звучало так много боли, что просто нельзя было ей не посочувствовать. И Джеймс решился. Он не знал, что будет делать после того, как выпустит жену аптекаря. Не знал, как выведет ее незаметно из аптеки или что скажет Лемюэлю, когда тот узнает о пропаже жены. В голове появилась идея: «Я сломаю замок, когда ее выпущу, и они подумают, что она сама как-то выбралась».

— Сейчас, мэм, я попробую…

Джеймс быстро подошел к двери и просунул в замочную скважину один из ключей на связке. Тот не подошел. Джеймс попробовал другой. Итог был таким же. Перепробовав все ключи, Джеймс закусил губу.

— Не подходит ни один, — сказал он. — Наверное, нужный ключ у Лемюэля.

— Что же делать?! — Миссис Лемони застонала. — Он ни за что вам его не отдаст…

И тут Джеймс услышал. Он приподнял верхний краешек правого уха, и до него донеслось отчетливое: «Подумать только! Я столько проспала…»

Мадам Клопп проснулась!

— Миссис Лемони, я должен идти. Если меня здесь поймают…

— Найдите Терренса, — прозвучало из-за двери. — Он что-то придумает! Передайте ему все, что я говорила. Скажите ему, что я люблю его и что только он способен мне помочь…

Джеймс кивнул и бросился бежать.

***

Подумать только!

Подумать… только…

Джеймс приблизил керосиновую лампу к странице и провел пальцем по изображенному на литографии лицу. Чем дольше он в него всматривался, тем больше ничего не понимал…

Часы когда-то там пробили половину десятого вечера. За окном туман уже поглотил собой все, скрыв даже фонари, — лишь редкие рыжие кляксы пока еще в нем проглядывали. Если верить погодной сводке, уже вот-вот должен был начаться шквал.

По коридору, ворча о том, что этот туман нарушил все ее планы, прошла мадам Клопп. Джеймс не обратил на нее внимания…

Когда теща аптекаря проснулась, было уже около шести часов вечера. Джеймс полагал, что она тут же обнаружит пропажу ключей, но старуха переоделась и, покинув комнату, направилась в кухоньку, которая ютилась на под-этаже у лестницы, — готовить ужин. Это дало Джеймсу возможность проникнуть в спальню тещи аптекаря и вернуть ключи. Только он шмыгнул в свою комнату, как она вернулась, бормоча: «Ну вот, снова ключи забыла…»

Джеймс вздохнул с облегчением, а потом… его, будто из чана с отходами, окатило страхами, сомнениями и тревожными мыслями.

Не в силах найти места, она начал бродить по комнате, пытаясь осмыслить все, что успело произойти. Он все думал о бедной миссис Лемони. Если она говорила правду — а Джеймс был склонен ей верить, — то картина вырисовывалась прескверная. Безумный аптекарь, ведомый своими страстями и терзаемый чувством неразделенной любви к женщине, которую он вожделел, пошел на невероятное злодейство, чтобы ее заполучить. Все встало на свои места… Осколок за осколком правда выстроилась, словно разбитое зеркало, которое он, Джеймс, сам того не зная собирал.

— О, Пуговка, — говорил Джеймс, обращаясь к своему чучелу, — ты даже не представляешь, во что мы с тобой встряли. В поисках книги, я нехотя заглянул за ширму и увидел гадкую, отвратительную тайну Лемюэля. Этот человек так хорошо скрывает свою истинную натуру, что никто даже в страшном сне не представляет, кто он такой на самом деле. Он пытается силой и подлыми ухищрениями заставить себя полюбить эту несчастную. Сперва он ее сюда затащил, позвал доктора, а теперь… Да, Пуговка, ты права! Лекарство, о котором я тебе рассказывал… он почти доделал его! Последний ингредиент вот-вот будет у Лемюэля, и тогда Хелен… бедная Хелен…

Джеймс подошел к кровати и, сев на краешек, прижал к себе Пуговку.

— А как он выстилается перед старухой. «Да, мадам», «Простите, мадам», «Разумеется, мадам»… Это все игра. Именно он управляет своей тещей. Уверен, мадам Клопп искренне считает, будто она здесь главная, но он подобрал к ней ключик и вертит ею, как ему вздумается. Она ведь не поднимается наверх, когда приходит доктор Доу, верно? Конечно, ведь Лемюэль ее убедил, что лечит Хелен, что ищет лекарство… Гнусный человек и… Я должен что-то сделать! Что, как это не должен, Пуговка?! А что ты предлагаешь? Оставить все как есть и сделать вид, будто ничего и не было? Я — ее последняя надежда, Пуговка, как ты не понимаешь?! Если бы ты только слышала ее голос, ее плач…

Джеймс вскинул голову.

— Нет, я ее здесь не брошу! Не позволю ему провернуть свой мерзкий план! Да, я помню, что я здесь не за тем, чтобы кого-то спасать. Но кто мог знать, что все так обернется?

Джеймс встал на ноги, поставил Пуговку на кровать и натянул пальто. Взяв в руки котелок, он сказал:

— Жди здесь. Я быстро. Передам просьбу Хелен констеблю Тромперу и вернусь. Я должен успеть предупредить его о том, что задумал Лемюэль, пока не начался шквал…

Джеймс решительно направился к двери, повернул ручку, распахнул ее и… застыл.

За дверью стоял Лемюэль!

По спине побежали мурашки. Сердце отчаянно заколотилось.

— Джеймс…

— Кузен…

Лемюэль с подозрением оглядел Джеймса.

— Вы куда-то собрались в такой поздний час и такую непогоду? Я уже запер аптеку.

— Но я… я думал…

— Что вы думали, Джеймс?

— Я думал выйти подышать свежим воздухом и…

— Я уже запер аптеку, — повторил Лемюэль.

— Но может, если я ненадолго выйду…

— Не стоит, Джеймс. Сегодня был очень тяжелый день, вы хорошо потрудились. К тому же скоро будет ужин. Слышите стук молотка? Мадам Клопп готовит кроличьи отбивные… Она говорила, что вы привезли с собой журналы «Ужасы-за-пенни». Почитайте, отдохните… Этот вечер целиком и полностью в вашем распоряжении.

— Но как же ночная работа?

— О, сегодня я жду лишь одного посетителя. Он прибудет ровно в десять, чтобы сделать заказ. Особой работы не предвидится — город готовится к шквалу.

Лемюэль неожиданно бросил резкий взгляд поверх плеча Джеймса.

— А это еще что?

Джеймс обернулся и с ужасом понял, что не спрятал Пуговку — она по-прежнему стояла на кровати!

— Это… это моя…

— Постарайтесь, чтобы это не попадалось на глаза мадам Клопп, Джеймс. У нее будет сердечный приступ, если она это увидит.

Джеймс кивнул. Лемюэль развернулся и пошагал к себе. Дверь его комнаты закрылась.

Джеймс запер свою, для надежности пару раз повернув ключ.

— Ты слышала, Пуговка? — гневно прошипел он. — Каково лицемерие! Как он трясется, чтобы мадам Клопп не злилась. Мы-то с тобой знаем, что он тут всем заправляет… И как теперь выйти? Что? Ты можешь говорить громче? Точно! Молодец, Пуговка! Нужно дождаться, когда к нему приедет посетитель, он будет занят, а я выскользну и найду констебля Тромпера. Но чем заняться до того?

Лемюэль советовал почитать. Джеймс последовал его совету, вот только взял в руки он вовсе не «Ужасы-за-пенни».

Усевшись на кровать, Джеймс раскрыл дневник прадедушки и сам не заметил, как с головой ушел в его жизнь…

Господин Лемони и правда оказался ужасным человеком. С каждой новой перевернутой страницей Джеймс все сильнее в этом убеждался. Аптекарь просто ненавидел город, в котором поселился, ненавидел его жителей и даже называл их слизняками. Страница за страницей он описывал посетителей аптеки, особо отмечая их недостатки и по-настоящему наслаждаясь их недугами. Ему доставляли удовольствие страдания тех, кто заходил в аптеку, но больше он радовался тому, что называл «своими экспериментами над этим неблагодарным городом». Если по-простому, то он проводил опыты над посетителями, создавая все новые и новые побочные эффекты для своих лекарств. Чем именно перед ним этот город провинился, господин Лемони умалчивал. Лишь порой писал, что Габену очень не достает гротескианы…

С момента, как его сыну исполнилось двенадцать, лично продавать лекарства он перестал и уселся на высокий стул в зале, откуда и наблюдал за тем, что там происходит, не смыкая глаз. Его сын вырос и состарился, а затем умер — никаких сожалений по этому поводу господин Лемони не испытывал, ведь за стойку встал его внук. Внук оказался, по словам прадедушки, не меньшим разочарованием. Как, собственно, и правнук.

Господин Лемони старел. Но очень медленно. На его глазах сменялись поколения, и дети, которые заходили в аптеку вместе с родителями, постепенно превращались в стариков и переселялись на Чемоданное кладбище.