Серебро и Свинец

* * *

Из темноты его выдернули. Небрежно, рывком за плечи, подняв с земли и усадив в неловкой позе у могучего ствола. Бедро с застрявшей стрелой сразу же отозвалось ослепительной вспышкой боли – она-то, похоже, и привела Окана в сознание.

Первым, что он увидел, были сапожки. Небольшие зеленые сапожки. Носок правого почти касался округлого светло-коричневого булыжника, заляпанного чем-то темным.

Им-то, должно быть, меня и приложили промеж глаз, подумал Окан и начал было размышлять, как поднять разламывающуюся на части голову, чтобы увидеть владельца сапог, но эту проблему тут же решили без него – резко дернув за волосы, так, что перед глазами снова упала темная пелена и заплясали звездочки.

Окан терпеливо ждал, пока пелена наконец развеется и он сможет увидеть стоящего перед ним человека.

Зеленое. Вначале была зеленая курточка, очень затейливая, что-то между «лохматой» накидкой и карнавальным костюмчиком. Вроде бы беспорядочно нашитые лоскутики и ленточки всевозможных оттенков зелени на самом деле образовывали узор такой красоты – и сложности, – что Алекс даже не стал пытаться в него всмотреться. Не с такой, и без того норовящей вот-вот лопнуть, головой. И вообще, как говорил незабвенный… черт, кто же это у нас был такой незабвенный, а? Забыл… короче, без пол-литры не обойтись.

На плечики курточки падали – нет, решил Алекс, падали – не то слово, они ниспадали, они изысканно струились – волосы цвета золота, настоящего, девятьсот двадцать пятая проба и герб Союза на слитках. Волосы эти обрамляли тонкое, смугловатое, неимоверно прекрасное лицо.

– Зачем вы пришли в наш лес, ши?

«Эльф, ну чистый эльф, – устало подумал Алекс и только после этого заметил заостренные кончики ушей стоящего перед ним существа. – Ой, и вправду эльф! Интересно, а он мне нужен? А Кобзеву? Вот вопрос, достойный принца датского – нужен или не нужен майору ГБ Кобзеву живой эльф. Наверное, не нужен. Зачем нам эльф? Не, нам эльф не нужен!»

Крепко же они меня приложили. Словно каша в башке… и кто-то эту кашу помешивает. Мля, чего они мне вкололи… а спать-то как хочется, прямо сил никаких нет. Взять, что ли, да улечься?

– Зачем вы пришли в наш лес, ши? – повторил эльф с презрительным терпением, точно втолковывая что-то деревенскому придурочному.

Вот ведь заладил, надоеда, подумал Алекс, нудит и нудит. Ответить ему, что ли? А что? Если б я знал, на кой хрен нас понесло в этот чертов лес. Так приказал нам наш воевода, а ему приказал другой воевода, постарше, а ему… он ее убил, и в землю закопал, и надпись написал… Соврать, что ли? Но так хочется сказать правду этому милому, наверняка доброму и такому прекрасному существу…

– Перестань путать его мысли, Сигилль, – велел Скользящий.

– Но…

– Это не чародей.

«У-ти, пусечка, – с умилением подумал Алекс, – подойди поближе… я тебе мигом шею сломаю, гнида».

Он прикинул, дотянется ли до этого прекрасноглазого урода, если резко выбросить голову вперед. Не, слишком далеко стоит, зараза, как знает. А так хочется врезать по этому точеному носу… чтобы вместо него появилась набухшая, капающая юшкой слива!

– Зачем вы пришли в наш лес, ши?

«А ни хрена я тебе не скажу, – со злостью подумал Окан. – Хочешь гестапо изображать – нет проблем. Буду молчать, как партизан. Как эта… которая гоп-стоп, Зоя… черт, здорово они меня, такую известную фамилию забыл. Козельская? Нет, Козельск – это из другой оперы, его Батый брал… Ну, еще чуть-чуть ближе!»

– Ты ведь понимаешь меня, ши. – Это был не вопрос, а констатация факта, сказанная почему-то очень печальным голосом. – Мы, в отличие от ваших колдунов, не умеем читать мысли. Только видеть их. Иногда. Когда есть что видеть. У тебя самый сложный рисунок из всех, кто с тобой был.

«И кого вы убили, – яростно подумал Окан. – Ребят… пусть дураки они, пусть я их и не знал почти… и Диму. За Диму я вас отдельно на клочья порву».

– Ты не чародей, – продолжил эльф. – Но и не простой дружинник. Ты дрался лучше всех. Ты знаешь то, что нужно нам.

«Интересно, а знаю ли я какие-нибудь местные ругательства? – подумал Окан. – Надо бы попробовать. Вот как, например, сказать, “засунь себе башку между ног и поцелуй себя…”».

– Мы все равно узнаем все, что хотим, – спокойно предупредил эльф. – Просто это будет дольше… и больнее.

Ну-ну, гнида, подумал Алекс, попробуй!

– Эмолин, разведи костер, – приказал эльф, не отрывая взгляд от Алекса. Где-то сбоку зашуршало, послышались шаги. – Филандеваль – поможешь мне, ты старше. Иллиена, принеси из моего мешка эхкаа.

– Нет!

Вот тут-то точеное лицо эльфа на миг дрогнуло, теряя невозмутимость, и на миг в нем проступило… нет, не удивление. Скорее, недоумение. Брезгливое такое.

– Неужели ты собираешься…

Алекс повернул голову почти одновременно с эльфом. Очень уж ему захотелось посмотреть на обладательницу такого милого голосочка. Вот только стояла она как раз слева, а булыган как раз над левым глазом и врезался.

– Что ты сказала, Иллиена? – осведомился эльф.

«Ого, а у нас бунт на корабле, – подумал Алекс, доворачивая – насколько позволяли вцепившиеся в волосы пальцы – голову влево. – И кто же у нас знамя мятежа?».

«Не переигрывай, – шепнул внутренний голос, очень похожий на голос деда. – Чувство юмора – последняя опора пленного. Отметь – последняя».

И тут он увидел ее.

Девочка. Не девушка даже. Стройная, тоненькая, с огромными голубыми – вот это цвет, подумал Алекс, вот он действительно голубой, а не те бледные оттенки, что у людей бывают, – глазами и длинными пушистыми волосами цвета меди. Красивая. Не так, как старший эльф – жуткой притягательностью старинной гравюры, невозможным совершенством. Она чуть-чуть ближе к человеку. И сейчас чертовски напугана собственной храбростью. Какого черта она здесь делает, подумал Алекс, у нее даже лука нет. Только короткий нож на поясе.

– Я хотела… Ты ведь не станешь… – Она собралась с духом и выпалила: – Надо уходить, Эдарис! Мой дар… тревожится.

– Принеси. Мне. Экхаа. Младшая, – медленно, внятно проговаривая каждое слово, произнес эльф. Нет, решил Алекс, не произнес – пропел. Они хоть и говорят на том же языке, что и местные, но по-другому. Более… певуче, что ли?

«А ведь старый профессор наверняка слышал про них, – внезапно подумал Алекс. – Эльфы, маги, драконы… кто дальше? Орки? Хоббиты?»

Он вдруг ощутил какую-то странную детскую обиду. Не свою, а того четырнадцатилетнего пацана, запоем читавшего при свете ночника толстенную книжку в мягкой обложке, привезенную говорливой материной подругой из загранкомандировки. Затейливое золотое тиснение «The Lord of the Rings». Только вот сказочка в реальности оказалась злобненькая. Кровавая сказка.

– Не думай, что мне доставит удовольствие то, что сейчас произойдет, ши, – неожиданно обратился к пленнику эльф – Эдарис, так его назвала девочка? – Но вы пришли в наш лес.

«Черт, да он словно наших фильмов насмотрелся, – подумал Алекс. – Самых идиотских. Как же, как же, мы вообще добрые внутри, только на лицо ужасные. Эти на лицо прекрасные, да вот внутренняя сущность у них подкачала. И ведь самое интересное – ему действительно неприятно будет меня пытать. Его с души воротит от предстоящего занятия. Он даже со мной, демоном, пытается договориться на свой лад вежливо. Но если я буду отмалчиваться и дальше – нарежет на ленточки. С полной убежденностью в собственной правоте. Хотя я даже не совсем понимаю, чего он от меня хочет.

Интересно, найдут наши меня… то, что от меня останется? Дед рассказывал, как они находили своих, попавших к бандеровцам, к «лесным братьям».

Как все-таки обидно умирать в неполных двадцать!»

– Я советую тебе еще раз подумать, ши, – проговорил эльф почти умоляюще. – Пока есть время. Пока младшее дитя не принесла экхаа.

«Как все мы веселы бываем и угрюмы, – шевельнулись где-то вдали серебряные струны. – Но если надо выбирать и выбор труден, мы выбираем деревянные костюмы. Люди, люди…»

Интересно, этим двоим, что по бокам, держать меня еще не надоело? Связали бы, что ли.

Еще какой-то звук шевельнулся в памяти. Или не в памяти? Далекое, почти на грани слышимости, гудение.

– Ты еще молод, ши, – вымолвил эльф. – Ты еще не представляешь, насколько разной бывает смерть. А я стар… вашим счетом мне уже двести и семь весен… и я помню много смертей. – «Ого, – вяло удивился спецназовец, – местным счетом двести лет – это наших сто шестьдесят. Бодрый какой дедушка». – Умирали мои друзья – оттого что люди приходят в наш лес, запретный для чужих.

Алекс мотнул, точнее – попытался мотнуть головой. Звук не пропадал, наоборот, он нарастал, набирал силу, и его уже нельзя было спутать ни с чем в этом мире.

– Кто бы говорил… – Алекс попытался улыбнуться, но результат его усилий больше напоминал кривой оскал. – Кто бы говорил про смерть. – Его вдруг начала бить дрожь. – Ты же свою смерть… не знаешь… а я… знаю.

– Что ты… – Эльф осекся и медленно, словно нехотя, оглянулся.

В полутора километрах от них прорвавшийся сквозь разрыв в облаках солнечный луч полыхнул ослепительными зайчиками на остеклении кабин МИ-24. Капитан Шипков качнул штурвал на себя, заставив вертолет клюнуть носом, и надавил гашетку.

Иллиена стояла в пяти шагах от чужака, когда тот, страшно оскалившись, начал вглядываться во что-то впереди. Она даже успела почувствовать смену его чувств – от тоскливого страха и упрямства к ярко, почти зримо полыхнувшей надежде, и сразу же – отчаяние и какая-то странная, с оттенком самоубийственного безумства радость.

А затем на лес с жутким неживым воем обрушилась смерть.

Первым погиб Эмолин. Костер, который он разводил, послужил летчикам ориентиром, и первые же ракеты разорвали эльдара на дымящиеся клочья.

Если бы в эльфийском пантеоне нашлось какое-нибудь злобное божество, отвечающее за справедливость и месть, оно бы, наверное, порадовалось от души, глядя, как мечутся по поляне лесные жители – совсем как десантники двадцать минут назад.

Большая часть ракет рвалась в кронах деревьев, осыпая землю градом осколков. Но и тех, что долетали до земли, тоже хватало.

Вокруг бушевал ураган огня и смертоносного железа, и Иллиена бежала, бежала изо всех сил, не разбирая дороги, а впереди… земля вдруг вздыбилась рыжей вспышкой и плеснула вокруг острым, пахучим металлом, и жалобно вскрикнула березка, чей подрубленный ствол оседал на землю, и могучий кедр отозвался протяжным стоном иссеченного ствола, а в воздухе повис сизый дым, и… горячая волна подняла ее в воздух, словно пушинку, и небрежно швырнула оземь, и горячее железо ввинтилось в мозг.

Что было дальше, она не помнила. Она не помнила, как ползла, цепляясь за пучки травы, вжимаясь в содрогавшуюся от взрывов землю, как свалилась в промоину под огромным вывернувшимся корнем старого вяза и затаилась там, сжавшись в комочек и тихонько поскуливая, словно крохотный пушистый зверек с перебитой лапкой.

Там ее и нашел Окан.