Палачи Ленинграда

Дверь открыла девушка с заплаканным лицом, и Андрей Януарьевич сразу просунул сапог, не давая ей захлопнуть дверь.

— Рекомендую вам признаться во всем по-хорошему, — спокойно предупредил он ее. — И то, что вы марухой Ворона были, и что вещи его прятали.

И рванул дверь на себя. Девушка попятилась, споткнулась о расставленные чемоданы.

— Вызывайте наряд и ищите понятых, — это к участковому. — А ты, красавица, присаживайся. Разговор будет долгим.

Ланган присел на один из больших чемоданов, нахмурился. Вынул блокнот из нагрудного кармана, чтобы записывать.

— Ну, рассказывайте, Татьяна Васильевна. Что утром увидели? Как чемодан собирали? Что Ворон в последние дни своей жизни говорил?

— Ничего он не говорил! — истерично крикнула девушка и качнулась на стуле. — Смеялся, угрожал Ханше. Пил много.

— Кто такая?

— Не знаю я! А если бы знала, то все глаза бы ей выцарапала! Ворон ее на нож взял.

Андрей Януарьевич потер подбородок. А это уже интересно. Такой беспредельщик как Ворон против какой-то бабы пошел.

— И как, удачно?

— Я не знаю.

— Где ночью была?

— На заводе, в ночной.

— Это мы еще проверим. Чемоданы сразу упаковала?

— Нет, это Костя Порченый приказал. Как увидел, что в квартире произошло, так сразу сказал грузиться и когти драть отсюда. Я стала вещи собирать.

— А теперь все по порядку. Кто из квартиры вышел?

— Лешка Тля. Бросился как укушенный, крикнул, чтобы в квартиру бежала. А там Ворон… — она всхлипнула. — Потом Костька прихрял. Посмотрел на это дело, велел когти рвать. Я уже первый чемодан из шкафа вытащила, слышу — во дворе стреляют. Подумала, что Тля с Порченым со шпаной сцепились или еще что-то. Довязала дальше чемоданы, стала ждать, когда хлопцы помогут донести чемоданы, а тут мусора приехали. Решила отсидеться.

— Отсиделась ты уже. Не волнуйся, чемоданы милиция поможет донести, — Ланган вздохнул и поднялся. Уже подошел и наряд, и участковый с понятыми. — Приступайте к обыску.

Распаковали, щелкнули замками первого самого крупного чемодана. Понятые ахнули. Было от чего ахать — до краев забит женскими часиками, серьгами, бусами. Был еще точно такой же чемодан. В третьем были продуктовые карточки.

Ланган зубами скрипнул и что дальше было в четвертом и пятом чемодане смотреть не стал. На Яманскую надели наручники, повели вниз по лестнице.

Она была ценной птичкой. Надо будет ее хорошенько раскрутить во время допросов.

До соседнего двора дошел неторопливым шагом, нырнул под арку. Посередине раскорячилась полуторка с пробитой дверью. У колес два трупа, на водительском сиденье еще один.

— В кузове еще два. Один старый, двухдневный, наверное, труп, а второй свежий, — отрапортовал молоденький лейтенантик.

Ланган кивнул, поправил давивший шею воротник рубашки. Криминалист, не разгибаясь над трупом Кости Порченого с жженой дыркой в повязке на глазу, стал рассказывать:

— Этого застрелили в упор прямо в искалеченный глаз. Насчет глаза скажу так — рана сама по себе свежая. Судя по всему, ей дня два, а, может, и вчерашняя, не больше. Пуля разворотила височную кость, пробила череп. Смерть мгновенная. Водителя застрелили прямо через окно, не церемонились. В кузове та же картина — выстрел в голову. Мальчишку, — кивок в сторону тощего парня у колеса, — в сердце.

Андрей Януарьевич обернулся к лейтенанту:

— Привести сюда задержанную Яманскую для опознания.

========== Глава 3 ==========

Яманская, икая от испуга, опознала всех. Ланган слушал это противное икание, вел ее за плечо от одного, другого, третьего.

Трупы сгрузили рядком у парадной. Прохожие редко останавливались и не глазели на то, как санитары ворошили тела. Все привыкли к трупам за годы блокады.

— …Костя Порченый… Лешка Тля… Андрей Ширмач… Илья, племянник Ворона…

— А это кто? — майор шевельнул мыском сапога распухшее тело с сине-зелеными впалыми щеками.

— А это не наш! — девушка встрепенулась.

— Все, уводите.

Ланган отпустил ее плечо и, наморщив лоб, склонился к неизвестному мертвец. Рядом на корточки присел участковый, без стеснения схватил жмура за рукав, потянул. Запястье оголилось. На нем черная наколка — бубновый туз.

— Сашка Козырь это, из банды Миши Выборгского, — уверенно заявил старший лейтенант.

Андрей Януарьевич кивнул. Про такого маза он знал. Мишу Выборгского убили еще в мае, когда зацвела пахучая черемуха. Труп выловили из Екатерингофки. Далековато Миша забрался, однако. Списали тогда на кировских, но теперь, когда правую руку Мишки кокнули, стало ясно, что это никакие не кировские, а вообще хрен знает кто. Яснее от этого, конечно, не стало.

Жмуров стали грузить в полуторку, и дворник размотал длинную пожарную кишку. Ланган отошел подальше под арку, чтобы не забрызгало. На противоположной стороне проспекта стоял постовой. Майор посмотрел сначала на часы, затем на милиционера. Быстро перешел улицу в неположенном месте, за что получил предупредительный свисток.

— Документы предъявите, товарищ.

Андрей Януарьевич сунул ему под нос удостоверение и, не отвечая на почтительное козыряние, спросил:

— На посту с девяти стоишь?

— Так точно, товарищ майор. Явился в половине девятого, прогулялся по проспекту, ждал, когда у Трофимова смена кончится.

— Трофимов сейчас где?

— Дома, наверное. Отсыпается.

— Ничего странного не слышал.

— Слышал. Выстрелы. Уже хотел кинуться, но из-под арки машина выехала.

Ланган спросил шепотом, едва не дрожа от охватившего его охотничьего азарта:

— Что за машина?

— ГАЗ АА, госномер ЛЕ 35-40, — у постового память была цепкая, фотографическая, как и положено.

Трупы уже погрузили, закатали под брезент. Хлопнул закрываемый борт кузова, и полуторка отъехала. Ланган сел в служебную черную ГАЗ-11-73 и, посмотрев в зеркало заднего вида на Яманскую, сказал водителю:

— В отдел!

Пока задержанную оформят, пройдет минут двадцать, а то и тридцать. Андрей Януарьевич успел съесть свой паек и поднялся на третий этаж в диспетчерскую.

— Соедините с ОРУД. Готово?

Сам взял трубку, вызвал начальника ОРУД. Получив положительную санкцию, кивнул дежурной, которая переключила передатчик на волну ленинградских постовых и машин ГАИ.

— Внимание! Всем постам РУД и ГАИ! Перехват. ГАЗ АА, госномер ЛЕ 35-40. Преступники вооружены. Соблюдать осторожность.

Он убрал микрофон и, устало потирая занывшую переносицу, сказал:

— Зина. Свяжитесь с ГАИ. Мне нужны данные по этой машине. Информацию передадите Нечипоренко, я попрошу его зайти к вам.

Впереди был допрос. Андрей Януарьевич походил по коридору, размялся. От этой нехитрой гимнастики в голове немного прояснилось.

Ворона кончили, избавили ОББ от лишних хлопот. За это спасибо. Дело закрыто, от начальства благодарность. Про Потапенко и иже с ним сейчас было думать не время. Мысли все крутились вокруг Козыря и наколки.

Раз Мишу Выборгского шлепнули, то район ничейный. Должна завязаться свара за передел земли. Но свары не было. И в утренних, дневных и вечерних сводках Выборгский стоял на предпоследних местах. С мая шли только мелкие грабежи, но часто всплывали жмуры, Мишины жиганы. Потом и жмуров не стало. Тихий район стал, спокойный, а раньше бывало, что постовых среди бела дня резали. Надо будет посмотреть сводки внимательнее.

Нечипоренко пришел последним и дверь за начальником тихо запер. Совещание начал Ланган с холодного изучающего взгляда.

— На Заневском десять жмуров. Вся кодла Ворона. Что скажете?

— Свои почекрыжили. Не поделили.

Это Акимов, способный парень, не дурак дураком. Всегда отвечает первым.

— Правильно мыслишь, Акимов. Но что могли не поделить?

— Для такого размаха нужно что-то крупное. Не из-за бабы же.

Потапов. В уголовном розыске давно, еще с первых лет советской власти. Крепкий еще старик, ум острый.

— Хрустов и цацек изъяли у Ворона пять чемоданов. Ведется опись. Но пришли не за хрустами.

— Значит, власть.

Петров. Молод, юн, но старается, учится. Его Ланган не строго осек:

— Какая может быть власть у беспредельщика с Калинки? Ворона уважаемые люди даже в грош не ставили. Все свои дела за Невой он сам решал. Грызня с володарскими когда была? Летом? А сейчас уже осень. Что по Володарскому?

— Тихо у них там. Маза нет. Ворон с Корелшей перессорился, завалил того в перестрелке, — ответил со своего угла Потапов.

Ланган потер лоб и сел на стул. Значит, за Невой земля ничейная? Быть такого в Ленинграде не может. Маз там есть, по-любому есть. Но вот кто? Неужели эта самая Ханша? Что за баба? Откуда?

— Информация нужна по некой Ханше. Кто такая, откуда прибыла, где живет. Подключите своих барабанов, пусть знающих людей ищут, — поставил задачу Андрей Януарьевич. — Поторопите там с описью ценного. Все, можете быть свободны. Алексей, зайди к Зине.

Яманская утонула в серой робе, серой мышкой на табурете сжалась. Девчонку было жаль. Все зависит от того, как допрос пойдет. Если застопорится, то будет хуже.

— За правду дадут послабление. Врать не советую. Сама понимаешь, что тебе за это светит. Про Ворона я хочу узнать все, что ты знаешь. Про терки с Мишкой Выборгским и Корелшей, про ваш голод в блокаду.

Про голод упомянул неспроста. Эти карточки были краеугольным камнем. Мертвому Ворону их не пришьешь, понятное дело, но грамотный прокурор подведет под расстрельную. Суд не смилуется. В лучшем случае как укрывательнице дадут лет двенадцать в Заполярье.

Нечипоренко принес опись, краткую карточку на задержанную и листок с цифрами. Ланган прочитал их последовательно. Лицо осталось таким же каменным. На тридцать тысяч сумма похищенного и продуктовые карточки с осени сорок первого. Нет, не пойдет Татьяна Васильевна как укрывательница. Как соучастница — под расстрел.

— Работаете на клеевом заводе «Клейкость», что на Екатерингофке?

— Да.

Вот и с Мишей проблема решилась. ЛЕ 35-40 приписана к «Клейкости» Ленжиртреста. С этим Ленжиртрестом у Андрея Януарьевича были особые воспоминания.

Интересно все очень сложилось. Яманская, Мишка Выборгский в екатерингофской холодной воде, полуторка «Клейкости», отсутствие жмуров и «Ленжет» Ленжиртреста. А ниточки тянулись еще дальше…

Но до ниточек нужно было еще додумать рабочую гипотезу. Гипотеза разобьется о двери Ленжиртреста, и снова на ОББ будет «висяк». Тот «висяк» пришлось собственноручно пристрелить без суда и следствия. Второго раза может и не выйти.

Андрей Януарьевич снял трубку телефона, набрал номер, и тихий, задушевный голос, певший песню под гитару на одной из баз НКВД под Магдебургом, сказал:

— Иванцев у аппарата.

— Не в службу, а в дружбу, Миша. Очень нужно поговорить с Полуэктовым.

— Ты же завязал, Андрей.

— Я помню. Скажи там, что я готов работать в ночное время. На полставки.

— Ты окончательно решил?

— Да.

И повесил трубку. Миша не обидится. Он поймет. Решение вновь вернуться далось нелегко. Это не ОББ, где нужных людей берегут, не давят катком репрессий, где нет особо опасной информации. Где все же ценят человеческую жизнь.