Агент на месте

Но теперь он не мог не беспокоиться о дилетантском поведении своих клиентов. Да, похоже, у них были какие-то первоклассные разведданные о его цели сегодня вечером, но их оперативный подход был совершенно неправильным.

Тем не менее… сама работа казалась правильной, и именно поэтому Корт был здесь. Недавно он с честью выполнил миссию в Юго-Восточной Азии, но операция оставила его злым и опустошенным. Соединенные Штаты вышли окончательными победителями, благодаря действиям Корта, и таков был план, но это была отвратительная операция, и собственные действия Корта на задании вызвали у него чувство гнева и конфликта. Теперь он хотел быть уверенным в том, что делает, как в те дни, когда он еще не примирился с Агентством.

Корт верил в эту работу в Париже, поэтому, несмотря на свои опасения по поводу опасности, он будет продолжать.

Он заслужил прозвище Серый человек за свою способность оставаться незаметным, в тени, все еще выполняя свои трудные задания. У него было умение добиваться успеха. Он верил в свой план, и он верил в свое умение пережить сегодняшнюю ночь, чтобы увидеть завтрашний восход солнца; он сказал себе, что все, что ему нужно делать, это держать глаза открытыми, чтобы не обжечься из-за плохой практики своего работодателя.

Это была его первая работа за два месяца; он залег на дно, сначала в Словении, затем в Австрии. Он проводил время, тренируясь и прячась, читая и размышляя. Он был в такой же хорошей физической форме, как и за многие годы, и в последнее время он сильно сосредоточился на физической стороне своего развития, потому что у него были опасения, что он сбился с шага в умственном плане. Нет, это был не посттравматический синдром, или сотрясение мозга, или раннее слабоумие, которое угрожало замедлить его., это было что-то гораздо более изнуряющее.

Это была женщина.

Он встретил ее во время своей последней операции, провел с ней всего несколько дней, но все еще не мог выбросить ее из головы. Она была офицером российской разведки, теперь в руках ЦРУ и заперта на все пуговицы в каком-то безопасном доме в Штатах, и это означало, что у него могло быть даже меньше шансов увидеть ее снова, чем если бы она работала на Лубянке в Москве.

Если когда-либо отношения были обречены на провал, признал Суд, то это были эти. Но у него были чувства к ней, до такой степени, что он задавался вопросом, был ли он тем же человеком, которым был до встречи с ней. Неужели он сбился с шага? Стал бы он колебаться в опасности? Был ли он готов к компромиссу теперь, когда был кто-то, кто действительно что-то значил для него?

Пока он работал над своим поддельным удостоверением личности, Суд рассмотрел все это в тысячный раз за последние два месяца. И в тысячу первый раз он отчитал себя.

Господи, Джентри. Выключи это дерьмо. Подобные мысли убьют тебя.

Это была не жизнь для влюбленного мужчины. Корт рассматривал себя как инструмент, орудие, предельно сосредоточенное на миссии. Женщина, о которой он думал, была на другом конце земного шара, без сомнения, погруженная в свои собственные проблемы, и он знал, что ему лучше забыть о ней, чтобы он мог действовать на сто процентов.

Он знал, что ему нужно оставаться умственно острым. Особенно сегодня, потому что дерьмо должно было сойти с ума еще до того, как закончится ночь.

Мужчина в затемненной квартире отбросил опасения по поводу своей сниженной умственной активности и облачился в черный мотоциклетный дождевик из двух частей, натянув эластичный материал поверх Armani. Затем он поднял пару черных рюкзаков, запер дверь в свою квартиру на выходе и спустился по темной и узкой лестнице на улицу.

* * *

Париж сиял в лучах послеполуденного солнца, здания и улицы все еще блестели после ливня, который прошел в этом районе полчаса назад. Автомобили проезжали мимо величественной архитектуры семнадцатого и восемнадцатого веков в 8 округе, к северу от Сены и в нескольких кварталах к востоку от внушительной Триумфальной арки.

Отель Potocki на авеню де Фридланд был сооружением, которое выделялось бы как великолепный экспонат в большинстве других городов на Земле, но здесь, в Париже, Потоцкий был просто еще одним красивым зданием в еще одном красивом квартале, полном красивых зданий. Он был построен как дворец двести лет назад для семьи польских дворян, которые делом своей жизни сделали возведение роскошных резиденций по всей Европе, и они не жалели средств, чтобы продемонстрировать парижанам свое богатство и власть. Даже сегодня это здание остается одним из самых элегантных особняков в городе, сдаваемым в аренду как дорогостоящее место для проведения вечеринок, мероприятий и частных собраний элиты.

Сегодня днем входы в здание были окружены толпой, все высоко держали свои телефоны с камерами в надежде запечатлеть посетителей эксклюзивного мероприятия внутри. В дополнение к сотням зевак, фотографов и репортеров, слонявшихся вокруг, водители лимузинов стояли у своих недавно отполированных автомобилей на близлежащих стоянках, а частная охрана дежурила на улицах и тротуарах.

Но настоящее действие происходило внутри. Пройдя через монументальные бронзовые двери, отлитые Кристофлом, поднявшись по большой мраморной лестнице и оказавшись в роскошном зале Блеска, около трехсот хорошо одетых мужчин и женщин сидели вокруг длинной светящейся дорожки, которая проходила под рядами хрустальных люстр и между ними. Зал был набит битком, а оглушительная музыка и мигающие огни придавали сцене энергичный, почти маниакальный вид.

Диктор объявил о поступлении зимней коллекции, толпа подалась вперед, и по очереди на подиум начали авторитетно выходить гибкие модели в эффектных бархатных накидках, сапогах до бедер и расшитых шифоновых платьях.

Гул толпы был безошибочно одобрительным.

В девятом ряду, справа от подиума, в южном конце зала, с камерой и iPad в руках, мужчина в темно-синем костюме от Армани сидел рядом с пожилой женщиной с маленьким пуделем на руках. Очки мужчины были такими же изысканными, как его шелковый галстук и носовой платок, и он наблюдал за процессией, проходящей по подиуму, как и все остальные, вытягивая шею, кивая вместе с каждым новым взглядом и делая пометки в своем планшете.

Мужчина избежал большинства камер, и даже свет с подиума не достигал его с его места. Он был просто лицом в толпе. Никто в комнате не обращал на него внимания, и, кроме охранника, который проверил его пропуск, и бродячей официантки с серебряным подносом, уставленным бокалами для шампанского, он ни с кем в здании не общался, хотя вошел на целых девяносто минут раньше.

Когда новая модель вышла из-за кулис и проследовала по подиуму, мужчина в костюме от Армани на мгновение сосредоточился, а затем отвел взгляд.

Не она, сказал он себе.

Он воспользовался моментом, чтобы снова оглядеть комнату, и не в первый раз за последние полтора часа Придворный Джентри сказал себе, что, вероятно, именно так и должна была выглядеть его версия ада. Сквозь слишком яркий свет он видел пустые глаза, и сквозь слишком громкую музыку он слышал безвкусные дискуссии на бессмысленные темы вокруг него на нескольких языках, разговоры, которые, как он чувствовал, делали его глупее с каждой минутой из-за того, что он был вынужден их слушать.

Акцент на одежде, цветах, стиле и «сцене» был для него почти иностранным языком, но он понимал достаточно, чтобы знать, что ему наплевать на все, что обсуждается, где бы то ни было в здании. Он не мог представить ничего более раздражающего, чем толпа, в которой он сидел, слова из их уст, охи и ахания по поводу кучи одежды, которую никто на подиуме никогда не наденет, где угодно, и никто, кто когда-либо в своей жизни ел сэндвич, не мог в нее влезть в первую очередь.

Все остальные здесь настаивали на том, чтобы называть это Неделей моды в Париже, но все равно Корт был почти уверен, что попал в ад.

Это был показ коллекции высокой моды Zuhair Murad, и Корт изучил дизайнера и его работы ровно настолько, чтобы их можно было спокойно рассматривать в качестве представителя прессы альтернативной моды. Он был на обложке как фрилансер, которого послали собирать впечатления и изображения с периферии Недели моды для онлайн-журнала о стиле, вести хронику гостей, одежды и «сцены», что бы это ни было, черт возьми.

Корт огляделся. Накачанный кокаином шестидесятилетний мужчина с подтяжкой лица, как в сериале ужасов, и подведенными глазами танцевал в своем кресле по другую сторону подиума, расплескав половину своего шампанского на ногу девятнадцатилетнего парня, сидевшего рядом с ним.

В той степени, в какой у суда вообще была сцена, это уж точно было не то дерьмо.

Но работа Корта заключалась в том, чтобы вписываться, независимо от обстановки, и он хорошо справлялся со своей работой. Он был невидим здесь, потому что это была его работа — быть таким, точно так же, как его работой было оставаться невидимым, когда он ехал в метро в Вашингтоне, бродил по улицам Гонконга или управлял яхтой у берегов Менорки.

Его взгляд вернулся к подиуму, и пока красивые женщины выходили одна за другой, он продолжал их разглядывать.

Не она. Не она. Ее тоже нет.

Его внимание полностью переключилось с медленной процессии моделей на подиум. Двое мужчин спортивного телосложения в темных костюмах и с темными волосами вошли в зал справа от него через входную дверь рядом со сценой. Они стояли спиной к стене, осматривая толпу. Корт мгновенно заметил их, и его глаза случайно проследили за ними, когда они приблизились к занавесу, за которым появились модели.

За огнями взлетно-посадочной полосы он увидел другую пару головорезов, одетых подобным образом, оба темные и смуглые. Они стояли близко к месту действия, и прямо за ними несколько сидящих мужчин и женщин окликнули их, пытаясь заставить их двигаться.

Сотрудник службы безопасности, прикрепленный к месту проведения, подошел к паре на дальней стороне и подвел их на несколько футов ближе к стене. Они более или менее подчинились, но оставались в пределах досягаемости моделей на сцене и подиуме.

А затем высокая женщина-модель с угольно-черными волосами вышла из-за кулис в черном шифоновом платье с серебряным кантом. Она была такой же красивой, как и все остальные, возможно, даже более интенсивно и серьезно относилась к своей работе, чем остальные, когда продвигалась по подиуму. Под вспышками десятков камер она прошествовала на своих шпильках в такт старой песне Дэвида Боуи, дополненной индустриальным техно. Корт заметил, что все четверо крупных мужчин смотрят на нее снизу вверх, а затем он заметил, что все четверо мужчин поворачиваются и осматривают толпу. Они не последовали за ее походкой по длине приподнятой платформы, но их глаза оставались прикованными к трем сотням или около того зрителей.

Корт отвлек свое внимание от телохранителей и снова сосредоточился на модели.

Она была совершенно ошеломляющей. И она была его целью.