Труба Иерихона

— Доброго утра милая женщина.

Женщина обратила внимание на человека в чёрном. Легко улыбнувшись, она ответила:

— И вам доброго утра. Что вам показать? Иконку может подобрать для дома, для благодати? Или крестик освященный? Есть книги о вере. .

Босс ответил раньше, нежели закончила милая женщина:

— Спасибо. Мне просто свечу поставить.

— За здравие? Или за упокой?

— За упокой. — мягко ответил босс.

— Вам маленькую, среднею или большую?

— А, есть разница? — с неподдельным интересом спросил босс.

— Ну конечно! Вот эти, например, (женщина показала самую простую свечу, совсем крохотную) простые, сгорят быстро, и послание быстро пройдёт. Те, что побольше, дольше весть пронесут, а вот эти. . (и женщина достала самую большую свечу, просто огромную), они точно помогут, батюшка Николай молиться будет за такую свечу.

Босс усмехнулся едва заметно, одним уголком губ, так что женщина за прилавком не обратила внимания и произнёс:

— Давайте самую большую. Весть очень важная для меня.

— Правильно! Правильно! Только молитесь со всей душой, просите от всего сердца.

Босс достал деньги:

— Сколько?

Женщина:

— 300 рублей.

Босс протянул одну купюру:

— Возьмите пятьсот. Добрая вы душа.

— Помолюсь за вас. И благословит вас господь!

— И вас сударыня — тепло ответил босс.

Со свечей в руке, босс направился к иконостасу. Девушка с блокнотом, тем временем что-то зарисовывала. А парень в клетчато-бежевом, просто прогуливался деловым шагом из одного угла зала в другой, и засунув руки в карманы брюк, беззаботно рассматривал разного рода иконы.

Босс остановился у алтаря и поставил свечу прямо в его центр. Изваяние из воска даже не шелохнулось в попытке упасть. Свеча ровно стояла, и когда человек в чёрном протянул над ней руку, вспыхнула и стала гореть. В этот момент храм накрыла будто тишина. Всё замерло. Не было слышно шороха карандаша девушки в сером, цоканья туфель мужчины в клетчато-бежевом и шуршания метлы юной девушки, той, что почти девочка. Она стояла не в силах шелохнуться, и из-под платка, смотрела на огонь свечи, крепко сжимая древко метлы в своих тонких ручонках. Замерла и женщина за прилавком.

Тишину прервал скрип двери, откуда-то из глубин храма. Батюшка Николай выскочил так стремительно и внезапно, что всё окружение пришло в движение.

— Стой! Нельзя! Нельзя туда свечу ставить! Не туда! К иконам надо! На алтарь нельзя!

— Не волнуйтесь отец. Ничего страшного в этом нет.

— Но это престол божий!!! — возопил отец Николай

— Именно поэтому здесь, ей самое место — ответил босс, указывая на свечу, затем он обернулся к женщине за прилавком:

— Мне ведь обязательно нужно чтобы весть дошла. Не так-ли?

Отец Николай выкрикнул:

— Настасья! Он богохульник! Уходи нечестивец! — продолжал отец Николай тираду

— Я не уйду — ответил босс.

— Настасья вызывай полицию!

Настасья достала новенький смартфон и быстрыми щелчками стала звонить.

— Нет связи. — заметил тот, что в клетчато-бежевом, подпирая при этом дверь к выходу.

Батюшка Николай собирался изречь что-то ещё, но его невырвавшийся крик, прервал голос более громкий:

— Лютер!

Лютер с открытой улыбкой развернулся от алтаря к источнику голоса и громко выкрикнул:

— Иерихон!

Со стороны колокольни спустился могучий юноша. Очень красивый и статный, в церковной робе послушника и глазами неопределённого цвета.

— Антон! Помилуй-бог, ты его знаешь? — удивлённо выкрикнул отец Николай.

Иерихон, не отвечая батюшке, прямо проследовал к старому другу и от всей души обнял его. Человек в чёрном, названный Лютером, буквально был сжат в охапку, крепкими как тиски объятиями Иерихона.

— Я ждал тебя — сказал Иерихон разжимая объятия.

— Я слышал твой зов — добродушно ответил Лютер.

— Садись. В ногах правды нет.

Иерихон и Лютер уселись прямо у подножия алтаря. Громкий, трубоподобный голос продолжил:

— Я ждал тебя Лютер. Думал уж не придешь.

— Как я мог. Мне и самому хотелось тебя увидеть. И наконец-то вырваться из всей этой суеты. Хоть на пару минут.

Иерихон задумчиво и спокойно посмотрел вдаль. Казалось его взгляд прошел прямо сквозь стену здания и унёсся далеко в пространство.

— Мне тоже. Взять, просто и отдохнуть от всего, да посидеть вот так. Поговорить о том, о сём. О чём-нибудь неважном. Простом и будничном.

Лютер усмехнулся. Оба смотрели прямо перед собой, но их связь прослеживалась без нарочито показательных моментов, вроде похлопывания друг друга по плечу, всяких разных ужимок, рассеянных улыбок, и прочих невербальных жестов, что свойственны как правило приятельской беседе. Всё читалось в простой и ровной осанке, прямому взгляду, и руках, аккуратно сложенных на коленях.

— Как папа?

Иерихон с лёгким сарказмом ответил:

— Волнуется. Как-же ещё. Ты ведь в своём репертуаре. Как всегда. . жжешь

— Вот, давай не будем тут. . — начал было Лютер

— Да ладно. . — затянул Иерихон — за две тысячи лет таких дел наворотил, только держись, и не надоело тебе?

— Надоело, скажу честно, но такой уж у меня характер — несколько сухо и может чуть устало, ответил Лютер.

— Вот и мне надоело. Вечно какие-то планы! Махинации! Интриги! Один тебе, другой мне! Возишься как гужевая лошадь, сутками. . сотен. .тысяч. .лет. . а тебе охапку сена — выговорившись, закончил Иерихон.

— Ну надо-же! Нас всё-таки прорвало. Дааааа. . видно, не мне одному осточертело — провторил Лютер

Иерихон чуть склонил голову к собеседнику:

— И опять мы о работе.

— И то верно. Так ты давно у отца был?

— Давненько. Ноооо. . я хоть иногда заглядываю. .

— Ну да. Меня-то он не пускает. . — в голосе Лютера как будто проскочила злость, не тяжёлая и порывистая, не глухая и затаённая, а возможно чуть горькая, как давно забытое чувство старой обиды, обиды, которую уже толком и не помнишь, но всё-же изредка, в минуты раздумий, вспоминаешь.

— Тебя то он как раз и пускает. Я думаю, обрадуется даже. Уверен. .по крайней мере. . думаю. . что обрадуется. Знаешь ты заскочил бы. .

Лютер поймал паузу Иерихона, но не стал сразу её отпускать, а протянул немного на языке и ровно сказал:

— Да не могу я. Он начнёт опять учить. Наставлять. — и уже живее — Давай! Вместе со всеми! Ты ведь можешь! Я то могу! Может не хочу! А может и хочу. . Я не знаю.

Лютер кажется ушел куда-то в себя.

— Вечно ты о своём «я». Оно у тебя на первом месте.

— А, что в этом плохого?

— Да ничего. У многих оно на первом месте. Посмотри на улицу — Иерихон указал к выходу — Там все такие. Мотивация. Лидерство. Личные качества. Будь лучшим. Будь успешным. Будь первым. Подай голос. А в итоге. .

Лицо Лютера изменилось в гримасе какого-то беззвучного и равнодушного смеха.

— В итоге, а что в итоге?

— В итоге задолбало. Пришли к тому, с чего начали.

— Эх. Жизнь. Жестокая ты сука. — закончил Лютер.

— Не выражайся. Будь добр.

— Прости. Конечно, это лишнее.

Свеча на алтаре, тем временем сгорела наполовину. Всё те, кто не участвовал в диалоге двух старых друзей, не решались его прервать.

— Даааа. . кстати!. . — радостно протянул Иерихон, порылся где, то в глубинах одежд и извлёк небольшой горшочек.

— Вот! Держи!

— Мёд!!! — прокричал Лютер — Знаешь, что мне надо!

— Гавриил прислал. Сказал ты оценишь.

— Липа!?

— Вереск.

— Кхм. . — комментируя свою близость в мастерстве определения видов мёда, сравнимую разве что с пропастью бездны, выдавил Лютер.

Иерихон весело рассмеялся. Лютер поддержал друга.

— Чистейший! Гавриил своё дело знает.

— Спасибо — от души сказал Лютер — Как он сам? Чем занимается?

— Пасекой обзавёлся как видишь! Говорят, в ООН сидит. Я точно не знаю.

Лютер покрутил баночку и спрятал в глубины пиджака:

— А Михаил?

— Ой! Он там весь в делах. Недавно подался в какое-то общество по защите животных. Сиротам помогает. Ну ты-же его знаешь.

Лютер усмехнулся:

— Конечно знаю. Животных. .Животных?!

Иерихон весело продолжил:

— Ага! Какие-то дельфины Гектора. Где-то у берегов Новой Зеландии. Их там не больше 7000 особей осталось. Вот он их там и спасает. Мне даже майку прислал с символикой.

— Носишь? — смеясь спросил Лютер.

— Нет. Собираюсь всё одеть. Но вот лежит пока. .как-то так.

— Да уж, дела. .

Свеча тем временем сгорела на три четверти.

— Ты сам-то где? И кем?

— Я, то — начал Лютер — Да всё там-же, где и сто лет назад.

— Это в СМИ что-ли?

— А где-же ещё. .

Лицо Иерихона скривила гримаса лёгкого отвращения.

— И тебе нравиться?

— Я привык к такой работе. Моё дело информация.

— Точно. С тех пор, как мы впервые встретились, ты только и делаешь что вешаешь, да увещеваешь. За город то не стыдно?

— За город? Ты меня спрашиваешь!? Ты людей спроси! — Лютер выбросил руку вперёд на последней фразе. Он продолжил более тихо.

— Мы ведь только исполнители. Орудия.

— И тут ты прав. Но не будем о грустном. Я ведь тебя не просто так звал.

Иерихон встал и не спеша побрёл к выходу. Свеча догорала и на её фоне Лютер молчаливо смотрел в спину уходящего друга. По его лицу невозможно было сказать, что он чувствует. Иерихон обернулся на полпути:

— Прощай мой друг. И до скорой встречи.

Лютер встал и поднял руку в знак прощания:

— Прощай мой друг.

Иерихон побрёл дальше. У самого выхода, парень в клетчато-бежевом отступил в сторону от двери, не забыв открыть её для старого друга своего шефа. Иерихон ушел, дверь захлопнулась, и парень в клетчато-бежевом вновь встал у своего поста.

Свеча потухла, и как только это произошло, с гулким грохотом упала икона Иисуса Христа, та, что висела за алтарём. Церковь будто накрыли сумерки. Грубый, тяжелый звук удара иконы привёл в чувство всех, кто находился в зале.

Женщина, из-за прилавка выскочила к батюшке и прижалась к его плечу. Сам отец Николай выставил крест прямо перед собой. Взгляд его был направлен прямо на Лютера, стоящего тёмной фигурой у алтаря, но руки тряслись, да и остальное тело священнослужителя пробирала мелкая дрожь.

Девушка в сером, и парень в клетчато-бежевом стояли как часовые. А девушка с метлой, та, что почти девочка, напоминала гипсовую статую своей неподвижностью. Отец Николай громко провозвестил:

— Не убоимся тьмы! Не преклонимся перед лукавым! Изыди!

Лютер не шелохнулся.

Отец Николай прикрикнул девушке с метлой:

— Не бойся Кристина! Не бойся девочка! Бог нам поможет! Он всё видит! Он всё знает! Изыди!

Он вешал громко, но дрожь сотрясала его тело и его голос. Он продолжал говорить, то кричал о спасении, то читал молитвы. Лютер, тем временем, шел по залу.

— Бог всё знает! Бог всё видит! — выплёвывал отец Николай

Лютер остановился не дойдя нескольких шагов до батюшки и его пассии-лавочницы Настасьи. Он посмотрел прямо в глаза священнослужителя и спокойно произнёс: