Калинов Мост

Продрогший, покрытый каплями холодного пота, Сергей вскакивал с кровати и, прибывая в сонном бреду, шёл в ванную, чтобы простоять под каплями душа долгие минуты, пока тяжёлый морок окончательно не спадёт.

Убивать — это страшно.

Терять товарищей — это страшно.

Война — это страшно.

Взяв пульт, переключил канал и там как раз шёл чёрно-белый фильм про разведчиков. Он слабо улыбнулся, раньше были фильмы настоящие, душевные, не то, что сейчас. Да, Сергей старомоден и живёт прошлым, в надежде, что оно когда-нибудь вдруг вернётся, ведь чем дольше жил, тем меньше понимал творящееся вокруг.

В душе дурные мысли постепенно отступали. Сначала прохладные, но постепенно нагревающиеся струи заставляли ощущать себя живым. Он провёл пальцами по отросшим прядям волос, вымывая остатки шампуня, как вдруг вокруг груди обвились тонкие бледные руки с длинными ногтями. Чужое прикосновение было обжигающе-ледяным, Сергей заорал, как ненормальный, и рванул из душевой, едва не упав. Сердце испуганно грохотало в груди, Сергей затравленно оглядывал душевую кабинку, в которой продолжал работать душ. Внутри никого не было.

Шустро вытеревшись полотенцем, провёл подрагивающей рукой по запотевшей поверхности зеркала. Он помял рукой затёкшую шею, нащупывая пальцами старый шрам. Тонкий и белый, его невозможно было заметить, не приглядевшись, даже самые чуткие пальцы вряд ли бы отыскали его. По сути, можно было легко подумать, что его не существовало. Полоска на коже — незаметная мелочь, не значащая для многих ровным счётом ничего. Но для Сергея он служил грузным напоминанием, болезненным воспоминанием дня, едва не поставившего крест на его жизни.

Взглянув в зеркало, Сергей увидел уставшее лицо с залёгшими тёмными мешками под глазами. Зачесав пальцами русые волосы назад, достал бритву и принялся водить ей по жёсткой щетине, не обращая внимания на надувающиеся красные бусинки крови. Однако вскоре Сергей понял, что что-то не так. Подняв глаза на своё отражение в зеркале, висящем над раковиной, Сергей замер. Он понял. Понял, что было не так с его отражением в старом зеркале, кроме странного оттенка глаз.

Его отражение в зеркале не моргало.

— Господи…

Он бросился к двери, дёргал за ручку, но та не поддавалась.

В следующее мгновение всё, что стояло на полках, с грохотом обрушивалось на пол. По потолку и стенам неистово застучали. Люстра раскачивалась, как бешеная. Сергей в ужасе прикрыл голову руками и ударил по двери.

— Прекрати! Оставь меня в покое!

Вывалившись в небольшой коридорчик, Сергей обнаружил царящий полумрак и тишину. Грохот в доме стих.

Сергей пытался отдышаться, стараясь не думать о том, что от ужаса готов заплакать, как ребёнок, когда услышал негромкий скрип. Медленно обернувшись, он увидел, что дверь в кладовую открыта, и внутри есть свет — неровное, мерцающее пламя свечи. А на пороге сидела светловолосая женщина. Она сидела спиной к Сергею и тихонько мычала себе под нос какую-то мелодию. Чувствуя, как отступивший ужас вновь поднимается в нём, Сергей стал медленно пятиться назад, но споткнулся и приземлился на что-то острое. Ладони спустя миг вспыхнули от боли.

— Вот чёрт! — Сергей судорожно попытался встать, все инстинкты кричали: «беги, беги отсюда!».

Женщина перестала мычать мелодию и медленно повернулась.

И тогда он закричал. Женщина не отвечала на его вопросы и могла лишь мычать что-то по одной простой причине: кожа туго обтягивала её лицо, небольшими провалами обозначая те места, где у людей есть глаза, нос и рот, но у неё их не было. Её лицо было абсолютно пустым и гладким. И женщина протянула к Сергею тонкую руку с синюшными пальчиками, которые бывают только у мёртвых.