Дитя

Глава 2. В агонии

Её истязали два года и три месяца, в построенных под землёй лабораториях — железные клешни механических существ засыпали их плотью Аскарнистана сразу после строительства. С начала исследований, учёные-тригиловцы нашли в грунте страны много всего интересного, а однажды, среди крупиц красного песка — очень своеобразную, прозрачно-алую крупинку неизвестного вещества, поистине уникального. За долгие сотни, а может тысячи лет существования бесплодного Аскарнистана, от витавшего здесь дыхания смерти, которое попадало в поры земли и как по венам распространялось под поверхностью, проникая на огромную глубину, зародилось зерно умертвия, которое в дальнейшем получило название «аскарнид».

Она не знала какой сегодня день. Счёт времени утерян давно. Белая комната, ослепительные лампы. Светлые силуэты с колбами, шприцами и скальпелями. Компьютерные датчики и другая электронная аппаратура. Скована цепями, истыкана иглами. Изуверские бесчеловечные пытки, которым не было конца. Невыносимая боль, каждую секунду распространяющаяся по мельчайшим частичкам её плоти. Безумный страх, захватывающий самые далёкие уголки разума. Кристаллы аскарнида текли по её венам секунда за секундой, час за часом, день за днём, светясь ярко-красным в её сосудах. Он выжигал её из собственного тела, наполняя взамен чёрным дыханием настоящей тьмы.

Тянулись недели, месяцы. От прежней неё почти ничего не осталось. Её существование разделилось на моменты «до» и «после». «До» — её жизнь вне изуверской лаборатории. Она приравнивала то своё существование к шестому кругу ада, в котором горели еретики. И если смотреть на «Божественную комедию» Данте, её… бытие в лаборатории, выходило далеко за понятие последнего, девятого круга. По её ощущениям, как минимум, нужно прибавить ещё пару десятков.***

Говорят на восточном языке:

— Так, ещё пара уколов… прибавьте, давайте больше! Вот так. Следите за датчиками, снимайте показания. Один хирург и медбрат пусть останутся. А то всякое может произойти. В отличии от других — она… пока что внутри. Ещё не пустышка.

— Тайиб! Подойди сюда. Следи за ней, не смыкая глаз. Отвечаешь головой. Ей поставили капельницу — двадцать три кубика аскарнида… — сказал строгий мужчина в маске и белом халате, который спрятал под ним богатую светло-розовую рубашку, и тёмно-пурпурные брюки. Он смотрел на пакет с жидкостью, в которой поблёскивали алые крупинки в прозрачном растворе.

— Сейчас мне нужно отлучиться. Срочно спрашивают в других лабораториях, где находятся наши добровольцы. Их вера, в наше дело, была крепка, но организм — подвёл…

— Да, Хозяин… Я всё сделаю. Вам не о чем беспокоиться, — проговорил Тайиб, скрывая волнение. Он смотрел на высокого, крепкого, уверенного в себе человека сорока пяти лет в чёрных очках, с коротко-стриженными тёмными волосами сзади и по бокам, а спереди зачёсанными влево и уложенные гелем.

Хозяин окинул остальных присутствующих жёстким взглядом и молча направился к выходу. ***

Становилось невыносимо больно. Потом страшно. Дыхание резко замедлялось, почти пропадало — ей казалось, что вот-вот умрёт, она чувствовала, что одной ногой переступила эту черту, шагнула в другой мир. Но что-то с чудовищной силой резко било в грудь, толкало обратно, не давая войти. Начинались конвульсивные, короткие, поверхностные, учащённые вздохи-выдохи. В момент «чужого удара» её тело, лежащее на спине, выгибалось мостиком — звенели натянувшиеся ржавые цепи на холодном металлическом столе. Широкие железные кольца раздирали кожу на запястьях, выдавливая из детского тела жизненный сок. Ржавь, едкая как соль, попадала с этих колец на оголённое мясо и впитывалась внутрь, покрывая её разум колючими, металлическими хлопьями, будто острые твёрдые снежинки падали сверху.

Она чувствовала колючие, цепкие частички аскарнида, которые прогоняло её сердце. Ощущала, как стенки вен и сосудов сначала горели до почернения, затем — покрывались морозным инеем. Сердце бешено колотилось. Страх сменял боль и наоборот. Она давно вышла за все мыслимые круги ада. И переживала зверские терзания её нутра где-то далеко за их пределами, в нескончаемой бездне агонии. Если б у неё был выбор, то настоящий ад сочла бы за рай, и с удовольствием в нём осталась. Навсегда.***

Тайиб: — Стой-стой-стой… Что происходит?

Медбрат: — У неё начались судороги. Ох-х, с-сука… Тело твёрже камня. Я не могу ей вколоть препарат! — человек в белом пытался проткнуть её кожу — безрезультатно. Игла начала гнуться. Надавив что есть сил, иголка сломалась и как пуля «стрельнула» медбрату в глаз. Шатаясь, он резко отпрянул, дико крича, выронил шприц полный раствора (наверное, в нем было что-то успокоительное и снимающее спазмы), стал махать руками, шагать спиной в угол комнаты, нащупывая торчащую из зрачка правого глаза застрявшую иглу.

Её тело забило крупной дрожью, изо рта шла белая пена. А за пеной медленно вытекала и булькала густая чёрная жидкость, очень похожая на нефть. Запахло гнилым мясом и сыростью, свежескошенной травой и… сахарным сиропом. Приторный, тошнотворный запах разрастался по помещению, проскальзывая в настенные вентиляционные решётки и распространялся по всему комплексу.

Горя заживо изнутри, она не заметила, как настал момент, когда перестала чувствовать бесконечную агонию. Это понимание пришло постепенно, когда из двадцати трёх кубиков аскарнида с прозрачным раствором, в ней находился двадцать один. Глаза закатились глубоко вверх, обнажая белки с лопнувшими капиллярами. Рот сильно открыт — нижняя челюсть будто оттянута.

Двадцать два кубика. Показатели начали зашкаливать. Датчики сбоили, мерцал свет, трескались мониторы, под потолком взрывались люминесцентные лампы. Фонтан искр обдал находящихся в помещении — хирурга, медбрата и Тайиба — горящими крупицами и раскалёнными осколками стекла. Под кожей девочки, по всему её телу, бегали оранжевые мерцания.

Хирург попытался что-то сделать — но всё тщетно. Сначала он убавил подаваемую дозу аскарнида, но это не помогло. Потом, в приступе паники, выдернул иглу вовсе. Но тут произошло необъяснимое: игла с гибкой прозрачной трубкой, по которой подавался раствор, не упала вниз, а парила в воздухе, рядом с рукой. Из иглы, всё также не переставая, подавался раствор в тело девочки. Маленькие капельки, с искрящими кристалликами аскарнида, плавно перемещались по воздуху и входили в место инъекции на руке, проникая в её организм.

Стоящий до этого в оцепенении молодой Тайиб дёрнулся к металлической стойке, в которой крепился пакет с аскарнидным раствором, схватил обеими руками, с криками несколько раз ударил об стену, затем бросил на пол и сильным ударом ноги раздавил пакет с жидкостью, — бум! — лопнул. Прозрачно-мерцающее растеклось по полу. Тайиб смотрел большими испуганными глазами, то на девочку, то на лужу и часто дышал. Спустя несколько секунд, начался «дождь снизу вверх» — из растёкшегося раствора ме-еедленно собирались капли и отрывались от пола. Поднимались вверх и, также неспеша, цепочкой, капля за каплей выстраивалась в «очередь» и вливалась в её организм.

У хирурга, по инструкции, была задача: в случае выхода ситуации из-под контроля, вскрыть вены, по которым тёк аскарнид или обескровить тело подопытной любыми возможными способами. Разрешалось даже расчленить заживо. Взяв скальпель дрожащей правой рукой, он попытался сделать надрезы, придерживая тело левой рукой и тем самым упираясь в девочку. Она не переставала биться в конвульсиях, забрызгивая одежду и лицо хирурга пеной с чёрной густой «нефтью». Все попытки были безуспешны. Неужели он был так наивен и думал, что сможет разрезать кожу после того, как у медбрата сломалась игла? Он давил рукой ниже груди с такой силой, что кажется, сломал рёбра — раздался хруст, но бедное, замученное, детское тело никак на это не отреагировало. Откликнулось нечто иное — скальпель в его руках раскалился до красна — зашипела ладонь хирурга, запахло жареным человеческим мясом.

— Ах ты блядина! — воскликнул он, разжав руку. Скальпель выпал, но не упал. Заместо этого он поднялся в воздух и парил, на уровне его лица. Скованный страхом, хирург смотрел на него. Скальпель развернулся торцевой режущей стороной и вонзился в его кадык. Кровь хлынула по шее, на белую одежду. Хирург захрипел, выпучив глаза, схватился за рукоять, пытаясь вытащить. Но у скальпеля были другие планы. Он начал проникать глубже, прокручиваясь в выпирающем кадыке хирурга, делая из него полное месиво. Разворотив кадык, он прорвался с обратной стороны шеи, врезался в стену, разбивая белую плитку на крошево, погнулся, и упал на бетонный пол.***

Она не хотела оставаться в этом мире. Хотела умереть. Но ранее сделанный шаг, когда переступила границу двух миров, — живого и загробного — не принёс ей желаемого. Сама Смерть с силой вытолкнула её оттуда. Уже не чувствовала боль и страдания, ведь она вышла из этого — живого — мира в мир мёртвых. Но и там ей не были рады… Но почему… всё так?!?! Почему ей так не везёт!!! За что все эти страдания?! За что все эти муки с самого начала?! С момента своего рождения, когда её отрыгнула утроба «родной крови» — прямиком в ад! Настоящий ад. Ад, который был на земле. Она терпела его. Она привыкла к нему. Она жила в нём — он реален. И никогда, никуда, он не денется…

Растерянная девочка стояла на пустотелой границе двух миров. Она не знала, что делать, как быть. Куда идти, если нигде не принимают. В спину ей лился свет. Не думала даже обернуться посмотреть назад — в мир живых она не вернётся никогда. Зачарованно и с тоской смотрела в царство Смерти. Но сама Смерть преграждала ей путь. Её величественный тёмный силуэт закрывал огромный высокий проход. Как вдруг, она увидела за её спиной огромный шар выходящей Тёмной Луны, в окантовке из тонкого кольца крови, которая «светила» в царстве Смерти настоящей, неподдельной Тьмой. Луч Тьмы скользнул по могучему плечу Смерти и упал в ногах девочки, на само́й границе двух миров.

В её глазах промелькнула искра.

— Раз меня нигде не принимают… Раз везде одна боль и мучения… Я создам свой, собственный мир!!!

Двадцать три кубика.

Она, всем своим желанием, ненавистью и злобой, которые накопились за эти годы мучений ко всему живому, всему человеческому — топнула ногой по лучу Тьмы, который лежал на границе миров. Невозможно в полной мере передать то, что чувствовала эта девочка. Ведь никто кроме неё не проходил через такое, никогда. Под ней расширялась бездонная пустота, заполняясь текущим в бездну водопадом Мрака. Она левитировала в воздухе, впитывая в себя Тьму этой Луны, иссушая её — с кончиков пальцев падали чёрные капли. Смерть не ожидала такого, и резко закрыла врата, обрывая связь девочки со своим царством. Но новый другой мир, её мир, был уже создан. Она стала иной. У неё есть дом. Она стала сильной — теперь, может дать отпор. Она изменилась. И никому не под силу разрушить её новоявленный мир.