Зловещие мертвецы (сборник)

Изнутри подвал наполняли тени, не позволявшие рассмотреть обстановку: их темные контуры причудливо извивались и перебегали с места на место, когда Джонс по очереди заглядывал в окна. С первого взгляда было ясно, что в мастерской никого нет; однако, вглядевшись в крайнее — ближайшее к аллее окно, Джонс различил смутное мерцание возле одной из стен. В изумлении он замер. В этом месте, насколько он помнил, не было ни электрических, ни газовых горелок, и природа мерцания не поддавалась разумному объяснению. Более внимательно взглянув, он обнаружил, что свет распространяется из большого вертикального прямоугольника. Постепенно стало ясно, в чем дело: светлый прямоугольник в точности повторял положение массивной дубовой двери, неизменно замкнутой и запечатанной, помимо тяжелого висячего замка, магическим символом первых чернокнижников. Сейчас дверь была распахнута, и внутри горел свет. Все прежние предположения и догадки о тайнах, скрытых внутри, ожили с утроенной силой.

Бесцельно проблуждав по унылым улицам до шести вечера, Джонс возвратился в музей в надежде застать Роджерса. Едва ли он мог объяснить, почему именно сегодня хочет увидеть его; возможно, какое-то полуосознанное предчувствие связало вместе дневной агонизирующий вой и мерцание за таинственной дверью. Служащие готовились к закрытию, когда он вошел, и Орабона — смуглый, похожий на иностранца смотритель — оглядел его с плохо скрываемой усмешкой. Джонсу не понравился этот взгляд, хотя он много раз замечал его у Орабоны, когда тот смотрел на Роджерса.

Без посетителей сводчатый зал музея выглядел призрачным. Джонс быстрыми шагами пересек его и постучался в дверь мастерской. Ответ последовал не сразу, хотя внутри слышался какой-то шум. Наконец после настойчивого стука загремел засов и древний портал неохотно скрипнул, пропуская сутулую, с всклокоченными волосами фигуру Роджерса. С первого взгляда было ясно, что владелец музея находится в необычном настроении. В его приветствии чувствовалось странное смешение нежелания и настоящего нетерпения, и начавшаяся беседа немедленно унеслась к фантастическим предметам.

Уцелевшие боги древности; жуткие жертвоприношения; иная, не искусственная природа ужасов в приделе «для взрослых» — последовала привычная похвальба, однако на этот раз в странно доверительном тоне. В голове у Джонса мелькнуло подозрение, что безумие все же настигло беднягу. Время от времени Роджерс украдкой поглядывал в направлении массивной дубовой двери и на кусок грубого холста на полу, под которым угадывались очертания какого-то небольшого предмета. Постепенно Джонс ощутил, как растет нервное напряжение; ему недоставало решимости рассказать о дневном происшествии, хотя именно оно составляло главную цель его визита.

Бас Роджерса возбужденно вибрировал под сумрачным сводом.

— Вы помните, — гремел он, — мой рассказ о руинах заброшенного города в Индокитае? О городе, где жил То-Шос? Когда вы увидели фотографии, вам пришлось признать, что я побывал там; пусть даже вы до сих пор убеждены, что я отлил этого ночного пловца из воска. Если бы вам довелось увидеть его извивающимся в подземных ключах, как мне…

Но есть более могущественное божество. Я не рассказывал о нем, потому что предстояло много работы, чтобы оживить его. Когда вы увидите снимки и поймете, что природу невозможно подделать, надеюсь, у меня найдутся средства убедить вас, что Он живой! Пока же мои эксперименты не позволяют включить Его в экспозицию.

Хозяин музея покосился на запертую дверь.

— Маршрут и необходимые сведения содержались в ритуале восьмого фрагмента хроник Пнакта. После расшифровки мне стало ясно, что ритуал скрывает только одно значение. К северу от земли Ломаров — расы, предшествовавшей человеческой, — остались руины, сохранившие тронный зал божества. И это был ключ, которого многим не хватало. Нам пришлось странствовать по Аляске; на собачьих упряжках добираться до Нотака из форта Мортон; но мы нашли то, что искали. Гигантские руины… акры циклопических руин. Уцелело меньше, чем мы надеялись, хотя что можно ожидать после трех миллионов лет? Надо сказать, что правильное направление указывали даже эскимосские легенды; за всю дорогу нам не удалось нанять в проводники никого из аборигенов. Пришлось возвращаться обратно в Ном за американцами. Путешествие было опасным и трудным. Орабона плохо переносил северный климат, стал хмурым, раздражительным, однако мы были уже почти у цели.

Когда мы взорвали лед, загромождавший пилоны главных ворот, за ними открылась лестница. В точности такая, как описана в книге: фигуры из кости, хранители… Янки с радостью согласились подождать нас у входа. Орабона трясся, как осиновый лист на ветру, ха! Никогда не подумаешь, наблюдая, как важно он расхаживает по моему музею. Он знал достаточно о Древних Расах, чтобы так трястись. Свет вечности погас, и мы освещали путь смоляными факелами. Повсюду лежали кости тех, кто проник сюда раньше нас — зоны назад, когда климат был мягче. Некоторые остовы принадлежали существам, облик которых трудно даже вообразить. Через шесть лестничных пролетов вниз мы обнаружили трон из слоновой кости, о котором так много говорится в хрониках. И смею уверить, он не пустовал.

Существо на троне не шевелилось; мы поняли, что Оно ждет жертвоприношения. Но тогда мы не хотели будить Его: нужно было возвращаться в Лондон Орабона и я поднялись наверх за большим ящиком, но, заколотив его, мы не смогли совладать с Его весом. К тому же размеры ступеней не предназначались для людей. Пришлось позвать на помощь американцев. Они не горели желанием спускаться, хотя самое страшное уже покоилось в безопасности внутри ящика. Мы сообщили им, что собираемся забрать с собой резные украшения… археологическая ценность… и после того, как они увидели трон, янки, вероятно, поверили нам. Удивительно, что они не заподозрили спрятанных сокровищ и не потребовали своей доли. Наверное, они до сих пор рассказывают небылицы о нашем путешествии у себя в Номе, хотя сомневаюсь, что кто-нибудь из них отважится снова спуститься в руины, даже ради костяного трона.

Роджерс замолчал, порылся в своем столе и вытащил большой конверт со снимками. Выбрав один, он накрыл его листом бумаги и протянул остальные Джонсу. Изображения действительно были странными: скованные льдом холмы, собачьи упряжки, люди в меховых комбинезонах и обширные, беспорядочные руины на фоне снегов — их необычные контуры и огромные каменные блоки, слагавшие стены, не поддавались разумному объяснению. Снимок со вспышкой передавал просторный подземный зал с жуткими изваяниями и любопытной конструкции троном — непропорциональным с точки зрения человека. Выбитые в каменных стенах и своде узоры состояли в основном из символов, смысл и начертания которых давно утеряны или туманно описаны в черных книгах. Над изголовьем трона выделялся зловещий знак, теперь украшающий стену мастерской над запертой дверью. Джонс бросил беспокойный взгляд на массивный замок, удерживающий дубовые доски. Без сомнения, в своей жизни Роджерс посетил множество странных мест и видел странные вещи. И все же этот невероятный снимок вполне мог оказаться подделкой; искусство коллажа доступно многим художникам, поэтому нельзя слишком многое принимать на веру. Между тем Роджерс продолжал:

— Итак, мы погрузили ящик на корабль и без особых хлопот прибыли в Лондон. В первый раз в наших руках оказалось нечто, способное пробудиться к жизни. Я не выставил Его среди остальных фигур, потому что Он выше их; Он принадлежит к расе богов и нуждается в жертвоприношении. Естественно, мне не по силам жертва, которая была обычной в Его дни; на Земле попросту не осталось таких существ. Однако вместо исчезнувших появились новые твари. Кровь означает жизнь, это общеизвестно. Даже лемуры и гиперборейцы, возраст которых превосходит возраст Земли, просыпаются, когда соблюден ритуал принесения жертвы из крови.

Лицо рассказчика приняло столь отталкивающее выражение, что Джонс невольно поежился на своей скамейке. Казалось, Роджерс заметил беспокойство гостя, потому как продолжал с откровенно злобной усмешкой:

— В прошлом году я перевез Его в мой музей и с тех пор испробовал множество заклинаний и жертв. От Орабоны мало толку: он с самого начала не хотел будить Его. Он ненавидит Его… вероятно, боится того, что придет вместе с Ним. Чтобы защитить себя, он постоянно таскает с собой пистолет, болван! Разве может смертный проти, востоять божеству? Если я только замечу, как он хватается за пистолет, я задушу его. Он советовал мне убить Его и создать новый муляж, но я продолжал следовать указаниям книг и добился своего, несмотря на всю его трусость и ваш скептицизм, Джонс! Я совершил ритуал посвящения из третьей главы «Шестокрыла» и принес жертвы, и на прошлой неделе произошло превращение. Жертвоприношение было принято с благосклонностью!

Роджерс хищно облизнулся, оглядывая замершего в своем углу Джонса; помолчал и, поднявшись, подошел к укрытому холстом предмету. Медленно наклонившись, он взялся рукой за край полотна и заговорил:

— Вы вдоволь посмеялись над моими творениями; пришло время раскрыть карты. Орабона передавал мне, что сегодня днем вы слышали вой собаки. Хотите знать, что это было?

Джонс настороженно встрепенулся. От былого любопытства не осталось и следа: сейчас он гораздо охотнее обошелся бы без всяких объяснений. Но Роджерс уже неумолимо приподнимал край холста. На полу под ним расплылась плоская, бесформенная масса неизвестного происхождения. Были ли то останки живого существа, которое неведомая стихия расплющила, обескровила, проткнула тысячами игл и вывернула в безвольно растекшийся, лишенный костей предмет? Секунду спустя Джонс понял, что это было. Труп собаки, крупной, с белой шерстью. Порода не поддавалась определению из-за бесчисленных и необъяснимых повреждений. Большая часть шкуры была выжжена какой-то кислотой, и голую, бескровную кожу усеивали круглые ранки или отверстия. Воображение отказывалось представить пытку, после которой могли бы остаться подобные следы.

Внезапный прилив ненависти победил растущее отвращение. С криком Джонс вскочил на ноги.

— Садист! Вы сумасшедший садист, Роджерс! После таких издевательств над божьими тварями вы еще смеете смотреть в глаза людям?!

Со злобной ухмылкой хозяин музея опустил холст и посмотрел на приближающегося гостя. Его голос был неестественно спокоен.

— Глупец! Почему вы решили, что это сделал я? Человеческая рука бессильна сотворить что-либо подобное! Человек лишь предлагает жертву, и я принес Ему пса. Остальное совершил Он — не я. Он требовал жертвоприношения и получил его. Да, я еще не показывал вам, как Он выглядит.

Пока Джонс в нерешительности переминался с ноги на ногу" Роджерс вернулся к столу и открыл фотографию, которую в начале разговора спрятал под листом бумаги. Со странным выражением на лице он протянул ее Джонсу, который почти механически принялся рассматривать изображение. Мгновение спустя взгляд гостя углубился, стал более внимательным, ибо фигура на снимке обладала поистине циклопической мощью. Роджерс превзошел самого себя. Вся композиция несла на себе отпечаток инфернального гения; Джонс мысленно изумился, представив реакцию зрителей на новую скульптуру в зале. Столь отвратительное создание попросту не имело права на существование; возможно, одно лишь созерцание вылепленного образа довершило безумие его творца и заставило поклоняться собственному творению, принося садистские жертвы. Даже здоровый мозг с трудом противился подсознательному предположению, что жуткое существо на снимке является — или являлось когда-то — экзотической и — болезненной формой земной жизни.