Огненная душа куклы

1

– Андрей, скорее сюда! – закричала Марина с кухни. – Андрей! Скорее, а то пропустишь!

Он встал из-за рабочего стола и поспешил на зов.

– Иду, детка!

Марина давно переместилась жить в его квартиру. Родителям сказала, что уже взрослая, ей через три месяца двадцать, это раз; она встретила мужчину своей мечты, это два; а если они запретят ей уезжать из отчего дома, то все равно переедет к нему, это три. Так что пусть с ней не ссорятся.

«Что он за человек-то?» – сокрушенно вздохнула мать. «Капитан полиции, убойный отдел, рыцарь и джентльмен», – ответила взрослая дочка. «Боже, и как вы познакомились? – спросил отец. – Тебя арестовали, что ли?» У отца было специфическое чувство юмора. «Проходила свидетельницей по делу об убийстве… Инги, – добавила она. – Помните об этом?» – «Как не помнить? – Мать положила руку на грудь. – Ужас ведь какой, ты с ней была в тот вечер; я корвалола три флакона выпила». – «И я два, – кивнул отец. – Так что этот капитан? Что у него на уме?» – «Самые черные мысли! – сделала большие глаза Марина. – Да не забивайте вы голову – просто я люблю его, а он любит меня. Вот и все».

Первый раз Андрей явился с шампанским – познакомиться с родителями. Он немного стеснялся, но потом освоился, во время ужина очаровал матушку, вызвал симпатию у отца. Сказал: «Буду беречь вашу дочку как зеницу ока». А во второй раз уже приехал за своей пассией на «Форде», прихватил пару сумок мадемуазель и вместе с ней был таков. Родителям пришлось смириться с отъездом дочери. Когда двери были закрыты, мать не удержалась и сказала: «И все-таки она еще ребенок. Как мы ее отпустили?» – «Она длинноногая красотка, ладная вышла девчуля, и ей палец в рот не клади, – ответил отец. – А он мужик дельный, мне так кажется, глаз с нее не сводит, в обиду нашу принцессу точно не даст. – И тоже вздохнул: – Конечно, она еще ребенок».

После разговора с Долгополовым, взявшимся из ниоткуда мудрецом, «членом тайного ордена», Крымов долго не мог успокоиться. Старик и впрямь невероятно помог ему; ум Антон Антонович имел светлый, критический и на маразматика похож не был. Открыл глаза на события, из ряда вон выходящие, разжевал суть событий и направил по нужной дорожке. И все-таки от его рассказов тянуло такой небылью, такой фантастикой, таким бредом, что возмущение закипало в рациональном мозгу логика-детектива. Хотелось воскликнуть: «Что за игры, дамы и господа? Какие еще суккубы? Базар-то фильтруйте!»

С другой стороны, оживший манекен, убивающий неугодных и путешествующий с молодым художником по городам и весям, расслабляться не давал. Крымов попросил своих из Управления пробить данные Антона Антоновича теперь уже по-настоящему, до седьмого колена, но этот человек с определенного момента взялся будто бы из ниоткуда. Там появился, тут, еще где-то промелькнул, а что было раньше – иди гадай. Но если он был союзником Крымова, то и ладно. У каждого героя в сказке должен быть мудрый волшебник-наставник. Он своего нашел. Или наоборот.

Андрей едва успел войти в спальню, как Марина, сидевшая на краю постели, указала пальцем на экран:

– Это она стояла в витрине того магазина! Смотри же!

В местной телевизионной студии расположилась в кресле очаровательная молодая женщина в строгом жакете и юбке. Перебросив ногу на ногу, она говорила убедительным голосом: «О его работах уже восторженно говорят лучшие искусствоведы России, нам шлют письма из разных галерей. А скоро заговорят и первые искусствоведы мира…»

– Я – художница, Андрей, у меня глаз профессиональный, – тоже убежденно сказала Марина. – Если увижу лицо – уже его не забуду. А это точно она, понимаешь? Только волосы изменила. Другой цвет. Но все то же каре, Андрей!

– Да, это она, – вдруг согласился Крымов.

У него тоже был взгляд профессиональный, наметанный – глаз сыщика. Это была она, ожившая дамочка из модного салона одежды «Афродита». У него нашлось время разглядеть ее. Он долго простоял у витрины, дивясь на этакое произведение искусства. То же лицо, те же глаза. Как же грациозно она сидела, как говорила, как умела подать себя! И того, кого она решила наконец-то показать миру, презентовать свое творение. Сразу вспыхнули в памяти слова Долгополова, брошенные на прощание: «Помните, сейчас она и ее слуга, тот молодой художник, уже готовят НЕЧТО. Что – я не знаю. Вы узнайте! И действуйте!»

«Покажите нашего героя в его храме, в мастерской, где он работает, – попросила у ведущей элегантная дамочка. – Как же его обуревает вдохновение, как он преображается, когда берется за кисть! Смотреть на него – уже наслаждение. Его труд – своего рода медитация, – призналась она. – И что самое волнующее, нашему художнику, гению, дарована способность путешествовать во времени, проникать в любую эпоху, выуживать из нее исторические сюжеты и персонажей. Но как – это тайна, и для меня в том числе…»

– А вот здесь ты врешь, хитрая лиса, – тихонько пробормотал Крымов. – Это твоя работа.

– О чем ты говоришь? – спросила Марина, слушавшая и телевизор, и любовника.

– Смотри, солнышко, смотри, – кивнул на экран Андрей.

«Сейчас мы покажем вам, как мастер работает над батальной сценой, – объявила ведущая. – Он и его продюсер, уважаемая Лилиана Давыдовна Полонская, разрешили снять небольшой сюжет в мастерской великолепного маэстро».

«Вот, значит, как тебя зовут, – вновь подумал Крымов. – Больше вы не собираетесь скрываться от мира – вышли на большую дорогу».

«Это редкие кадры, – доверительно добавила роскошная Лилиана Давыдовна, – маэстро не любит камер и софитов – он предельно скромен и всячески избегает каких бы то ни было контактов во время своего вдохновенного творчества…»

На экране телевизора возник новый сюжет. Камера захватывала новые и новые живописные полотна и рисунки на ватмане. На одних был мир Древнего Египта, с чудесами и ужасами и окутавшей землю тьмой, из которой выползали рычащие дикие звери, с рыдающим фараоном у тела мертвого юноши. На других – античный мир, роскошные храмы и купальни, полководцы и купцы, рабы и рабыни и красавицы-гетеры, продающие свою любовь. На третьих – мир европейского Возрождения, насыщенный битвами, рыцарями и дамами, куртуазными танцами и любовной игрой…

– Супер, – не удержалась Марина. – Да он гений…

– Правда? – усевшись рядом, спросил Крымов.

– Еще какая правда! Я бы душу продала за такой талант.

– Не надо продавать душу, котенок, – предостерег он ее очень серьезно. – Ни за какие коврижки. Даже за такой талант. – Он обнял ее за плечи, привлек к себе. – Поняла меня, деточка?

– Ладно, не буду, – улыбнулась она. – Душу оставлю себе.

– Вот и молодец. – Он чмокнул ее в висок. – И маленький кусочек мне, да?

– Ага, – улыбнулась она. – Но он все равно так крут, Андрей!.. Когда его покажут? Если покажут…

И камера показала. Художник стоял спиной к объективу – в джинсах, босиком, в фартуке на обнаженном атлетическом торсе. Его спина так и поигрывала мускулатурой, темные кудри укрывали плечи и шею маэстро, волосы были схвачены тугой алой повязкой.

– Смотри-ка, прямо Аполлон, – честно отреагировала Марина. – И тут ему повезло, бывает же!

– Точно, Рембо, – непроизвольно усмехнулся Крымов. – Только я не пойму что-то…

– Чего ты?

– Многого не пойму…

– Ну какая спина, а? – восторженно покачала головой Марина. – А плечи? Его бы к нам в студию натурщиком…

Сыщик непроизвольно хмурился: а где тот мальчишка? Этот атлет никак не напоминал заносчивого паренька, с которым он разговаривал однажды – красавчика с больным эго и злющими глазами.

«Чему посвящено ваше новое полотно, Владислав, скажите нам?»

Художник обернулся на камеру. Рельефное лицо, черные миндалевидные глаза, четко очерченные губы, темные волосы по плечам, мощная шея и накачанный торс… Крымов неожиданно понял, что земля покачнулась у него под ногами и поехала мимо – это лицо он знал, запомнил его хорошо, но оно было совсем иным. От капризного мальчишки не осталось и следа – только общие черты еще напоминали о нем. Зато появился античный герой, Ясон или Тесей; этого молодого человека вылепили заново с помощью сил неведомых и необъяснимых, глубинной энергии, спрятанной от простых смертных, да и старше он стал лет на десять. В камеру смотрел зрелый молодой мужчина в расцвете сил. Но самое удивительное – его глаза с магнетическим взглядом, все понимающим, видящим насквозь, отчасти насмешливым, резким и чуть презрительным. Он чувствовал свое несокрушимое превосходство над всеми. Это была внешность демона, его глаза и взгляд. Крымову с каждым мгновением становилось все яснее: этот красавец только в начале пути – он будет взрослеть и дальше, постигая тайны вселенной!..

Марину как будто ножом полоснуло: до нее наконец-то дошло, кто на экране. Крымов обернулся – и его полоснул ее крик. Он совсем забыл, что девушка не была готова увидеть такое. Узнать в этом супермене своего недавнего приятеля по художественной школе, на которого она чуток запала. Она уже метнулась назад, к спинке кровати, вжалась в нее.

– Этого быть не может, Андрей! Не может! Не может! – твердила она, поджав колени к подбородку, сцепив ноги руками в замок. – Ведь это он, да?! – Ей необходимо было закрыться от мира, показавшего хищную, беспощадную, звериную усмешку. Таким враждебным она его прежде не видела. – Не может быть! Не может!..

Он потянулся к ней, но девушка стремительно отдернула ногу. Сейчас любое прикосновение казалось ей опасным, страшным.

– Увы, но это может быть, милая, – очень рассудительно ответил он. – Ты не сошла с ума – это он.

– Но как такое может быть?!

– Может, и все.

– И все?!

А художник, улыбаясь в камеру, сказал:

«Это сюжет на тему давней войны между Венецией и Турцией. В своем воображении я побывал там, все увидел – великолепное было путешествие! И кровавое, надо сказать…»

Даже голос его изменился – огрубел, словно поломался, стал низкого, бархатистого тембра, он обволакивал и подчинял, внушал желание слушать его и дальше. Несомненно, отменные гипнотизеры обладают таким властным и одновременно чарующим голосом.

– Не может этого быть… – отрицательно замотала головой Марина.

Но уже понимала, что Андрей прав. Ей просто не хотелось, чтобы все было так. Тем временем художник, новоявленный гений, взялся в подробностях объяснять сюжет своего полотна – о забытой войне Венеции и Турции, о грандиозном и трагическом для республики морском сражении у Пелопоннеса.

– Что она с ним сделала? – шепотом спросила Марина. – Эта тварь?

– Изменила его, – очень просто ответил Крымов. – Иди ко мне.

– Но зачем? Зачем ей это понадобилось?

– Ей так захотелось. Иди, говорю. – Он протянул ей руку.

Марина подползла к нему, забралась под руку, прижалась к своему мужчине.

– Кто она, Андрей?

– Ведьма, – очень просто ответил Крымов. – Колдунья.

– А ведьмы и колдуньи существуют?

– Как видишь.

– Вижу…

Не станет же он говорить своей возлюбленной, что перед ней на экране – суккуб, демон в женском обличье, пожирающий мужское семя, дарующий волшебство и счастье одним, приносящий горе и смерть другим. Зачем пугать хрупкую, нежную художницу с ранимой душой? Пусть будет ведьма, для милой и доброй Марины и этого достаточно.