Финская оккупация Петрозаводска. 1941-1944

Репортер шведской газеты «Се» интервьюирует карельскую семью (фотография из Военного архива Финляндии)

Эти оценки подлежали проверке по мере продвижения войск в глубь Карелии, так как поначалу в захваченных деревнях практически не имелось людей. Совсем безлюдным показался первым вошедшим в город солдатам и Петрозаводск. Это явление можно было, разумеется, объяснить насильственной эвакуацией, но и среди оставшихся жителей проявления радости оказались скромнее, чем ожидалось. Если судить по письменным источникам, атмосфера «освобождения» находит отражение в основном, в статьях военных корреспондентов. Пребывание в районе военных действий представляло собой страшное испытание для гражданского населения и означало, что в решающий период боев, возможно, людям приходилось проводить время в холодном осеннем лесу, ожидая прекращения огня, а по возвращении обнаруживалось, что дом был разрушен или использовался захватчиками. Советская военная пропаганда, определенно, создала нелестный образ финнов, а у старшего поколения, которое имело личные воспоминания о действиях финнов во время Олонецкого похода[61], они совсем не обязательно были радужными. Войска занимались и самоуправством — в первые дни дисциплина была не на высоте, и вместо обещанного облегчения положения оно стало еще более невыносимым, чем прежде. С самого начала не хватало продуктов, свобода передвижения ограничивалась, и военная полиция производила обыски в квартирах. Помимо своих трудностей на настроениях населения могли сказываться и беспокойство о судьбе родственников по другую сторону фронта.

Правда, внешне ситуация казалась спокойной, так как население, относившееся к новой власти с недоверием, вело себя отчужденно, не демонстрируя финнам свои сокровенные чувства. Правда, среди русского населения оккупационная политика вызывала сильное недовольство. Меньшие продуктовые пайки, переселения и заключение в концлагеря не могли ни у кого оставить сомнений в том, что их считали людьми второго сорта. В лагерях велись подстрекательские разговоры, направленные против финнов, а сведения о ситуации с немецким наступлением в конце 1941 г. пробудили надежду на возвращение советской власти и в Карелию.

Как отмечалось в документах, продолжение войны и недостаток продовольствия к весне оставили на настроениях горожан глубокий след и печать безысходности. Еще и весной 1942 г. они повсюду характеризовались как в целом нестабильные, но летом произошел поворот к лучшему. Хороший урожай вызвал чувство удовлетворения и вообще было замечено, что простой народ подвергал критике условия своей жизни, в основном исходя из экономической ситуации. Правда, высокая смертность и слухи о предстоящем наступлении Красной Армии по-прежнему негативно влияли на настроения. Устойчивость власти финнов вызывала сомнения, и люди вели себя очень замкнуто. О настроениях среди ненационального населения сведений за 1942 г. нет, хотя они вряд ли изменились, по крайней мере, в лучшую сторону на фоне продолжающейся дискриминации. Что же касается развития ситуации в концлагерях, то вряд ли мы сильно ошибемся, если заключим, что настроения людей в них изменялись пропорционально кривой смертности. Вероятно, настроения безысходности особенно проявлялись весной и летом 1942 г.

С точки зрения оккупантов, более точное представление о ситуации, касавшейся настроений людей, не имело большого значения, но уже во второй половине 1942 г. пришлось привыкать к тому, что запланированные массовые переселения, если бы о них зашла речь, следовало отложить на неопределенное будущее. Ненациональное население появилось в отчетах надзорного отдела Главной ставки как отдельная группа в начале 1943 г.

В то время население Олонецкого округа, по данным инспекторов, можно было разделить по их отношению к оккупации на три группы. В первую, небольшую по численности, входило в основном, национальное население деревень, находившихся в глубоком тылу, которое сделало выбор в пользу финнов. Вторая группа по-прежнему находилась на выжидательных позициях и поэтому отличалась осторожностью и замкнутостью в своем поведении. Третья группа, состоявшая, по большей части из русского населения, надеялась на возвращение прежнего порядка. В концлагерях Яанислинны настроения характеризовались, без дальнейшего анализа, как удовлетворительные, хотя воспоминания о голодном годе вряд ли забылись.

Поражение немцев под Сталинградом в феврале 1943 г. вызвало беспокойство у населения, относившегося к финнам лояльно. Что касается ситуации на северном участке фронта, то, например, в марте того же года циркулировали вредные, с точки зрения властей, слухи о высадке англичан в Мурманске, о занятии Красной Армией Медвежьегорска и готовности финнов оставить всю Восточную Карелию. Весной настроения стабилизировались, и отмеченное ранее благоприятное развитие настроений среди национального населения продолжилось. Близкие отношения между местными жителями и финнами могли приводить и к заключению смешанных браков. В Яанислинне, где общения имелось достаточно, в 1943 г. было заключено 32 смешанных брака из 89 зарегистрированных в течение года. Представитель(-ница) местного населения был(-а) главным образом, если не всегда, из числа «родственных финнам». К общению с «ненационалами» власти относились неодобрительно, и во всей Восточной Карелии тогда же было зарегистрировано всего пять таких браков.

Отношение русских к оккупации, по крайней мере в начале 1943 г., было в основном отрицательным. Правда, они не выражали негативного отношения публично, что могло быть истолковано как подрывная деятельность и привести к заключению в концлагерь. С лета 1943 г. настроения этой категории населения стали улучшаться, очевидно, вследствие улучшения экономических условий, и в июле надзорный отдел Главной ставки охарактеризовал их как удовлетворительные. В обзоре отмечалось положительное влияние на заключенных более разнообразной пищи, открытия на территории концлагерей магазинов «Вако» и организации мастерских для тех, кто не мог работать за пределами лагерей.

События на фронтах осенью 1943 г. отразились и на Восточной Карелии. В начале 1944 г. отмечалось, что национальное население Олонецкой Карелии реагировало на новости о победе советских войск сильнее, чем любая другая группа населения. Беспокойство о будущем усиливалось и предположениями о том, что территорию Карелии теперь невозможно будет удерживать, у финнов спрашивали о том, как они намерены поступить с местными жителями, возьмут с собой или оставят русским. Люди опасались мести в отношении тех, кто сотрудничал финнами, и отношение к финнам опять стало более сдержанным. Провал попыток мирных переговоров[62] весной 1944 г. разрядил обстановку. В обзорах отмечалось, что люди старших возрастов вообще надеялись на сохранение власти финнов, а что касается молодежи, то многие полагали, что при прежней власти жизнь была лучше. В связи с успехами Красной Армии у русского населения росло чувство собственного достоинства, и наблюдавшееся ранее позитивное развитие настроений снова повернулось в противоположную сторону. Наблюдалось явное изменение сознания, что проявлялось, например, в сочинении антифинских песен.

В источниках очень мало внимания уделяется отношениям между различными национальными группами населения. Чем меньше между ними было контактов, тем было лучше для реализации целей оккупационной политики, и на это стремились воздействовать различными административными методами «Националов» и «ненационалов» в сельской местности не было, селились в одни и те же деревни, в Яанислинне же разделение реализовывалось в соответствии с возможностями. Согласно правилам внутреннего распорядка, узники концлагерей без особого разрешения не имели права контактировать с посторонними. Тем не менее ежедневные контакты все-таки имели место, например, во время работы, и понятно, что благосклонное отношение к «националам» могло вызывать зависть. Согласно указаниям, в просветительской (пропагандистской) работе следовало предотвращать смешанные браки, которые и так были относительно немногочисленны, хотя, возможно, взаимная неприязнь к представителям другой группы имела и более давние корни.