Далеко в Арденнах. Пламя в степи

9

Тот сентябрьский день Василь не забудет до самой смерти. Таких дней в жизни выпадает немного.

Фронт рассек Черную Криницу надвое. Бой шел на улицах. Стрельба накатывалась волнами, то стихала, то вспыхивала опять. Звонко лопались мины, в землю били могучие молоты. С потолков сыпалась глина, в хлевах перепуганно ревел скот.

Звякнуло стекло, и отец как сидел на диване, так и повалился молча на бок.

— Батя, что с тобой? Батя!..

Кровавое пятно проступило на груди сквозь рубашку, а глаза отца вмиг стали глубокими, болезненно заблестели.

Василь перевязал рану, как умел, подложил под голову подушку. На беду, матери в хате не было, пошла в хлев покороче привязать корову и задержалась там.

Отец безмолвно уставился на него, похоже, хотел что-то сказать. И выдавил все-таки с превеликим трудом:

— Сынок, запомни хорошо, что говорить стану... Тайна... Есть у меня дело одно... такое...

— Какая тайна! О чем ты, батя? Сейчас мама вернется и я сбегаю за врачом!

— Нельзя ждать, сынок... И врач уже не нужен. — Голос отца с каждым словом слабел. — Слушай и запоминай: придет связной, пароль... Наклонись ко мне... Понял? Слушайся его так, будто я тебе говорю. Повтори...

Какое-то время отец еще шевелил запекшимися от крови губами, затем умолк. Василь безумно глядел в его застывшие глаза. Хотелось кричать, позвать кого-нибудь — и не мог, онемел от ужаса. Не верилось в эту нелепую смерть.

Несколько дней тому назад он спрашивал отца:

— Ты разве не пойдешь на восток?

Отец не сразу ответил:

— Стар я, чтобы в дальнюю дорогу пускаться.

И будто не договорил чего-то, виновато отвел глаза.

Так вот почему он не ушел с другими! Теперь становилось понятным его поведение в последние дни, несвойственная нервозность, сдержанность даже в разговорах с домашними. Отец боялся, что сын в душе не оправдывает его решение, а объяснить ничего толком не мог.

Не знал Василь Маковей, как мучился отец перед смертью, колебался: имеет ли он право открыться даже сыну. Старшие над ним подробно говорили о том, что должен он делать. А вот насчет смерти... Быть может, полагается все унести с собой, чтобы неосторожные слова на прощанье не повлекли за собой новые жертвы. Но ведь сын — не ребенок. Так или иначе его все равно пришлось бы со временем вовлекать в опасные дела... Сын-то — комсомолец!..

Как завороженный слушал Матюша Супрун рассказ Василя. Схватил за руку, до боли сжал.

— И ты молчал! До сих пор молчал!

— А ты? Ходил бы, трепался повсюду?

— Почему же сейчас?

— На это, Матюша, есть причина.

И Василь тут же рассказал другу о неожиданном визите Бугрова.

— Что, если это тот самый человек, которого должен был дождаться батя? Почему бы — нет?.. Но вдруг провокатор? Как проверить?

Матюша подскочил, стукнул деревяшкой.

— Поручи мне! — зашептал горячо. — Ведь ты же друг, Василь, скажи — друг?