Самый неприличный подарок

* * *

— Чёрт... — простонала Гермиона, приветствуя восстанавливающееся сознание болью во всём теле. Как будто какой-то шутник трансфигурировал её в подушечку для иголок, которой тут же не преминули воспользоваться.Дышать было больно, словно на лёгких с комфортом отдыхал слон. В глазах двоилось. И именно сейчас она видела ровно двух...

— Я понимаю ход Ваших ассоциаций, но всё-таки в отношении чертей Вы ошибаетесь, — Снейп, а это был именно он, бесцеремонно запихнул ей между зубами край какой-то очередной посудины с зельем. Очередной, потому что ощущения во рту и так были премерзкими. Едкое питьё полилось ей в горло, и Гермионе показалось, что она вот-вот закашляется и захлебнётся. Но эффект оказался противоположным — зелье смягчило горло и уняло боль в лёгких. Гермиона осторожно приподнялась.

— Что Вы здесь делаете? — ошалело произнесла она, болезненно щурясь в попытках наконец-то соорудить из двух изображений Снейпа одно.

— Однако, — левая бровь профессора привычно вскинулась, демонстрируя крайнюю степень удивления. — Вообще-то Вы меня приглашали. Вы не помните, мисс Грейнджер?

О да... Решая проверить свою жизнь «на вшивость», Гермиона пригласила всех, кого она когда-либо знала: друзей, врагов, знакомых, оправданных в суде клиентов, преподавателей, коллег по работе, бывших молодых людей, с которыми удалось «остаться друзьями». Разумеется, она не писала, что у неё день рождения. Просто «18 сентября. Если сможете — приходите. Камин открыт до двух часов дня». Ничего тревожного, никаких намёков. Полная свобода выбора. Послать открытку Снейпу она решила в самый последний момент. Гермиона не думала, что он ответит или придёт, но любила аккуратность: оповестить всех — значит, всех. А сказать, что со Снейпом её ничего не связывало, было нельзя: в день Битвы за Хогвартс именно она спасла его, вытащила с того света зельями (правда, его же собственными), а потом доставила в Мунго. Мерлин знает, почему именно ей пришло в голову это сделать. Наверное, не вовремя проснулись врачебные гены родителей. Когда Гарри рассказал ей о воспоминаниях Снейпа, Гермиона испытала потрясение, модно именуемое «когнитивным диссонансом»: с одной стороны, в свете открывшихся фактов Снейп должен был быть оправдан, иными словами, она старалась не на корм дементорам, с другой же — вряд ли он сам одобрил бы своё возвращение. Поэтому «благородная спасительница» позорно ретировалась из больницы от ужаса перед моментом, когда Снейп придёт в себя, и ей надо будет смотреть ему в глаза. Она нарушила его волю своим глупым гриффиндорским "я-знаю-лучше-что-вам-надо".

— И Вы решили прийти? — от мысли, что Снейп, вытащив её из петли, поступил точно так же, Гермиона захихикала, не в силах остановиться. Снейп, вопреки бесстрастному выражению лица и позе «я проглотил меч Гриффиндора, но он мне абсолютно не мешает», выглядел озадаченным, нет — даже огорошенным! Его взгляд блуждал по лицу Гермионы, видимо, безуспешно пытаясь обнаружить, что же такого смешного он только что сказал. Впрочем, он быстро справился со своим удивлением. Окинув комнату взглядом и обнаружив пустую бутылку, Снейп пробормотал себе под нос: «Это всё объясняет», — и с брезгливой гримасой перевёл взгляд обратно на Гермиону.

— Я не собирался приходить, — констатировал он, пожав плечами, — но, будучи связан с Вами Долгом жизни, подумал, что не в праве пропускать такие важные мероприятия, как Ваш День рождения, раз уж Вы вдруг решили меня пригласить...

На сей раз Гермиона буквально согнулась пополам от смеха. «Истерика, это называется истерика, — думала она, когда от хохота, перемежавшегося судорожными всхлипами, начали болеть мышцы живота. — Снейп помнит о моём дне рождения, Снейп помнит...» Он проигнорировал очередную вспышку её эмоций, терпеливо дожидаясь, пока волшебница успокоится сама. Но Гермиона не унималась. Теперь, когда боль в лёгких и шее совсем прошла, ничто не мешало ей хихикать, давиться хохотом от мысли, что единственным человеком, не забывшим, когда она родилась, был преподаватель Зелий, сидевший на ковре в её гостиной с таким видом, словно его приковали к полу цепью. В противном случае, судя по выражению лица, он бы уже давно ушёл, убежал, трансгрессировал — да хоть улетел! — от окончательно помешавшейся гриффиндорки.Снейп ещё раз брезгливо покосился на неё и щёлкнул пальцами. Смех прекратился, словно кто-то выключил внутри неё лампочку.

— Я признаю, что перебрала, — Гермиона покрутила головой, ясной до прозрачной звонкости, и решительно встала. — Но отрезвлять меня без разрешения было перебором.

— Надо было просто полить Вас холодной водой? — осведомился Снейп, поднимаясь вслед за ней и без приглашения садясь в мягкое кресло.

— Ну, хотя бы так... — Гермиона с сожалением посмотрела на пустую бутылку из-под коньяка и решительно призвала из бара вторую такую же. — Столько продукта перевели впустую... Выпьете со мной, раз уж Вы здесь? Коньяк? Виски?

— Во-первых, это не коньяк, — скосил глаза на этикетку Снейп, — коньяк производят в одноимённой провинции во Франции, а это — сомнительного качества восточноевропейский бренди. А во-вторых... — он посмотрел на Гермиону с таким видом, словно та пыталась измельчить ингредиенты для зелий стальным ножом вместо серебряного. — Я, конечно, доволен, что Поттер оказался не столь болтлив, как я думал, но... — его взгляд стал каким-то особенно холодным и недобрым даже по сравнению с тем, которым он смотрел на неё обычно. — Я. Не. Пью. Вообще. И Вам не советую, — он с ненавистью воззрился на бутылку. Гермиона почти ожидала, что ёмкость испарится или взорвётся под его взглядом, но Снейп воздержался от порчи имущества. То ли был недостаточно зол, то ли решил не нарушать правила поведения в чужом доме.

— Да Вы просто коала*, — пробормотала Гермиона, меньше всего расположенная к задушевным беседам и выяснению причин такой реакции. — Значит, в Вашем присутствии напиться заново мне не удастся... Жаль, очень жаль. Так говорите, Вас привёл сюда исключительно Долг жизни?

— А Вы полагаете, что я на досуге посещаю дни рождения всех своих учеников? — ответил вопросом на вопрос Снейп и пожал плечами. — Поскольку их у меня было несколько больше трёхста шестидесяти пяти, это было бы довольно утомительно.

Он снова воззрился на неё с таким выражением, словно у него масса других дел, а лично она его специально задерживает. Будь Снейп более вежливым от природы, Гермиона бы подумала, что уйти ему не дают приличия. Будь он более... м-м-м... способным к сочувствию — решила бы, что он опасается за её жизнь. Но Снейп был именно что Снейпом и никем другим, поэтому было совершенно непонятно, что мешало ему пожелать всех благ, оставить ей какое-нибудь восстанавливающее зелье и откланяться. Явное недовольство и претензия в его взгляде раздражали Гермиону: в конце концов, она совсем не просила её спасать! Не говоря о том, что, запрещая пить, он пытался командовать в её же собственной квартире. И Гермиона вспылила:

— Ну так идите отсюда! Вас никто здесь не держит! Вечеринки не ожидается, Долг жизни Вы уже отдали... Можете быть собой довольны!

— О, это загадочное женское гостеприимство, — непонятно выразился Снейп и закатил глаза. Вставать из полюбившегося кресла он явно не собирался. — А кто Вам сказал, что я отдал свой Долг?

Он что, издевается над ней? Если в блаженном пьяном полузабытьи каждое слово Снейпа её смешило, то на трезвую голову он действовал ей на нервы. Нет, приводил в бешенство. Совсем как в школе. Гермиона хмуро посмотрела на слизеринского декана исподлобья и медленно, цедя каждое слово, произнесла:

— Вы же вытащили меня из петли. Спасли. Жизнь за жизнь, — её голос дрогнул, а по щекам поползли злые слёзы. Зачем он ей помешал? Это было так скверно, так... больно. И как она теперь решится сделать это второй раз? И главное кто — Снейп! Которому, по большому счёту, всё равно, жива она, мертва, что у неё на душе... Он что, пытается отомстить ей за Визжащую хижину? — А теперь... убирайтесь! — голос Гермионы сорвался на визг, гулко отдаваясь от стен квартиры.

Она уронила голову на руки и разрыдалась. Не сдерживаясь, в голос, со стонами и подвываниями. Впрочем, Гермиона быстро затихла, обессиленная своей вспышкой гнева. Наступившая тишина, нарушаемая только её неровным дыханием, заполнила комнату. Ей было жарко, душно, словно она заболела. Мысли путались, от щёк шло нездоровое, горячечное тепло. Воздух, с шумом выдыхаемый через сжатые зубы, казался раскалённым.

— И не подумаю, — голос Снейпа, как обычно, был бесстрастным и холодным. Куда более отрезвляющим, чем его заклинание.

— Что? — хрипло переспросила Гермиона, поднимая на него взгляд.

— Что слышали. Как бы мне этого ни хотелось, я и не подумаю «убраться», — в качестве иллюстрации к своим словам, он устроился в кресле поудобнее и призвал с книжной полки какой-то справочник по Чарам. — Меня держит всё тот же драклов Долг жизни. И нет, я Вам его ещё не отдал, — Снейп изобразил нечто вроде усмешки. После чего меланхолично оглядел журнальный столик, взмахом палочки убрал с него крошки, капли алкоголя и осколки, трансфигурировал из пустой бутылки высокий стакан, наполнил его наколдованной водой, и медленно-медленно, словно торопиться смысла больше не было, сделал несколько глотков. Всё это он проделал, не глядя на Гермиону, словно это не он, а она была здесь совершенно лишней.

— Но почему? — Гермиона чувствовала, что внутри неё медленно поднимается новая волна бешенства. Но, понимая, что вешаться снова в присутствии Снейпа смысла не имеет, призвала всё возможное спокойствие, надеясь наконец-то выяснить, что такого особенного удерживало его. — Вы меня уже спасли, не так ли? — с нажимом произнесла она.

Снейп устало закатил глаза, как он нередко делал во время уроков: одновременно страдальчески и высокомерно. Обычно за этой гримасой следовало что-нибудь вроде «посмотрите в учебнике», «это элементарно» или «у меня нет времени на настолько глупые вопросы». Но сейчас, удостоив её скептического взгляда, он только неопределённо хмыкнул и начал объяснять:

— Предположим, Грейнджер, Вам дарят что-то... — он ещё раз взглянул на неё и озабоченно уточнил: — Вам ведь дарят подарки? В смысле, на другие праздники?

— Разумеется! — Гермиона вскинула голову, для пущей уверенности высокомерно приподняв подбородок. Что он себе позволяет? Как она дожила до того, что к ней вламывается — да, именно вламывается, ведь камин был уже заперт! — её бывший учитель и делает выводы о её жизни? Самое обидное, что Снейп был значительно более сильным магом, чем она сама, а значит, решить вопрос силовыми методами — как она обычно делала в таких случаях — шансов не было.

— Отлично, — Снейп проигнорировал её возмущение и продолжил: — Итак, допустим, Вам сделали подарок. Вы его развернули и обнаружили, что это... допустим, бриллиантовое колье гоблинской работы. Или корсет, — слово «корсет» он произнёс в какой-то несвойственной ему манере, словно бы даже с акцентом: выделенная «о», резкая по-французски грассирующая «р», «е», почти превращённая в «э». В его бесцветной, лишённой выражения речи это прозвучало, как яркая вспышка. Неожиданная, парадоксально-неуместная, как Хагрид в смокинге. Гермиона даже подняла на Снейпа взгляд, пытаясь найти в его лице какую-то подсказку, которая подтвердила бы, что только что услышанное ей не почудилось. Но он казался привычно-невозмутимым. Гермиона отвлеклась и поэтому не сразу ответила на его следующую реплику: — И что же Вы сделаете в этой ситуации?