Еще один реальный способ улучшить нашу жизнь

Глава 8

Что ее сподвигло срезать путь с работы через этот двор, где она никогда до этого не ходила, Ирина и сама не знала. Обычная пятиэтажка с ржавыми остовами детской площадки, компенсирующихся густой тенью с приятной прохладой от разросшихся за полвека тополей и ухоженными клумбами. В таких домах живут преимущественно бабушки-старушки, которые в теплую погоду выбираются на скамейки у подъездов, чтобы обсудить местные новости дворового масштаба.

Бабушки здесь были. Но вели себя несколько нетипично. Две представительницы этой возрастной категории резво лазили по кустам, выкрикивая какого-то Васю. Одна негромко и неразборчиво при этом еще что-то бормотала, очень похожее на ругательства, а вторая, утирая слезы, приговаривала:

— Не бойся, Васенька, я его прогнала…

На одной из скамеек сидели еще две бабули и кого-то активно осуждали. Может, и Васю, судя по тому, как внимательно они следили за поисками.

Увидев Ирину, они переключили свое внимание на девушку и уставились на нее, словно ждали, что сейчас Ирина отчитается им, кто она и что делает на вверенной им территории. Под их испытующими взглядами Ирина смутилась:

— Кот убежал? — предположила она

— Ничего не убежал — вроде как даже возмутилась старушка в синем платье в мелкой цветочек.

— Да разве ж он от Николавны сам бы убежал? Они ж с ней душа в душу, как родные жили, — подтвердила вторая, в зеленой юбке и теплой, несмотря на жару, кофте, застегнутой под горло.

— Это все паразит ейный… — подхватила первая

— Ирод окаянный. — Старушки входили в раж, получив свежие уши. К ним, забросив поиски, и желая, видимо, тоже добавить штрихи к портрету неизвестного паразита и ирода, подтянулись и старушки из кустов. Последней пришла та, что плакала, наверно, та самая Николаевна. Остальные трое чуть примолкли, косясь на нее, и почтительно подвинулись на скамейке, давая ей место.

— Это все Степка виноват, внук ейный — пояснила самая бойкая, первая бабуля, кивнув на плачущую подругу. — Он как с родителями своими разругался к Николаевне и заявился…. И за что старой такие наказания всю жизнь! Блокаду пережила, полжизни по общагам и вагончикам маялась, мужа недавно схоронила, так еще и внук такой непутевый!

— Он Васеньку моего сразу невзлюбил — всхлипывая, сказала Николаевна.

— Степка, он такой, — подтвердила третья непоименнованная старушка, помоложе, в спортивных штанах и футболке. — Я вить, даже боюсь его немного. Как мимо идет, так зыркнет, что я вся и обмираю.

— Ну да, а уж как зенки свои зальет, так и вообще лучше на глаза не попадаться. Слово ему не скажи. Так в ответ приголубит, что и мысленно-то повторить стыдно.

— Простите, — умудрилась вклиниться в поток обвинений в адрес любящего употреблять некультурного Степы Ирина — Так что Степа с Васей сделал?

— Да не знаю я, не знаю — уже в голов заревела хозяйка кота. — Я на кладбище ездила, к мужу на могилку. Вернулась, а Васеньки нет нигде. Я его звала, звала, рыбку достала даже, обычно он на рыбку-то сразу прибегает. А тут не отзывается. И в квартире его нет.

— А почему вы думаете, что это именно Ваш внук виноват, что Вася пропал?

— Так он сам признался, окаянный, когда Николаевна его добудиться пыталась — пояснила подруга Николаевны, с которой они по кустам лазили. — Так и сказал: «Выгнал я твоего блохастого дармоеда. Больше его духу здесь не будет».

— Еще и поиздевался, гад! Я, говорит, бабка, буду теперь вместо кота. А ты пои, корми меня. — Подхватила слова приятельницы еще одна старуха.

— Да лучше б сам куда сгинул, стервец. Я ему так и сказала, чтоб как проспится, к родителям возвращался и ко мне больше не ходил. Все нервы мне измотал. — продолжила причитать несчастная хозяйка кота. — Только и знает, что пенсию с меня тянуть. И Васеньку все обидеть норовил: то пнуть, то кинуть чем, что под руку попадется. А теперь во-о-обще… Где ж мне Васеньку-то теперь искать?

— Да мы уж весь двор обыскали. Может, он вообще его куда-нибудь увез…. Далеко! — Вздохнула вторая старушка.

— А в подвале Вы смотрели? Кошки часто там прячутся — предположила Ирина

— Так ить заколотили подвалы то. Года четыре, как управляющая компания все заколотила. Туда сейчас и мышь не проскочит. Эх, увез, наверно… далеко, — повторила вторая бабуля.

Ирина, глядя на то, как старушка-котовладелица вытирает опухшее от слез лицо уже насквозь промокшим платочком, вдруг ощутила, как со дна души поднимается волна злости на молодого детину-внука, который не только, очевидно, пропивает пенсию своей бабушки, но и посмел лишить ее единственной радости в лице-морде любимого кота. Злость Ирину все распирала и распирала, а потом, точно прорвав плотину, хлынула куда-то вовне и пропала, мигнув напоследок зеленым огоньком в глазах и оставив после себя смутное ощущение, что кот обязательно найдется.

— Надо объявления расклеить, что пропал кот. Описать его приметы. А еще лучше фото напечатать. Давайте я помогу. У Вас есть фотография Васи? — обратилась Ирина к Николаевне, которая сразу перестала плакать.

— Есть, есть, а как же. Дома. Я сейчас принесу. — Засуетилась она. — Спасибо тебе, деточка.

Она поднялась со скамейки и поспешила домой. Следом за ней в подъезд нырнула и третья старушка. Оставшиеся опять загомонили, обсуждая, что объявление — хорошая мысль. Что они такие видели про собачек и кошечек разных. И по фото люди добрые сразу Васеньку-то и узнают и домой принесут.

— Нашелся, нашелся… — из подъезда, запыхавшись, вылетела ушедшая с Николаевной бабуля.

— Кто нашелся? Вася? Сам? — обступили ее остальные старушки.

— Поднялись мы в квартиру, значит, а он на диване степкином-то и лежит. Спит, Умаялся, видно, бедненький!

— Еще бы, столько пережить…

— А Степка где? Он ведь, ежели увидит Васю-то на своем-то диване… — затараторили наперебой старушки.

— Да кто ж его знает. Дома его нет. Ушел, видимо, как Николаевна ему сказала. Ладно, еще совести хватило, понять, что натворил.

— Да уж. Не внук, а наказание…. Мои, конечно, тоже иной раз…. Но такого себе точно не позволяют. А чтобы пенсию отбирать… боже упаси!

Облегченно вздохнув, что все разрешилось, Ирина тихонечко пошла по своим делам.

— Ну Иринка дает! — с каким-то восторженным изумлением воскликнул Пак.

— Что там у вас? — Эркин что-то вычерчивающий странными символами на огромном листе ватмана, бросил на Пака недовольный взгляд.

— Да у жрицы твоей склонность к малефицизму обнаружилась. Того и гляди, после инициации ведьмой станет. А по внешнему виду и не скажешь. Так прокляла парня, что любо-дорого, даром что минимальных основ не знает. Даже пожелание не до конца оформилось, чисто на эмоциях сработала.

— Тогда это не проклятие, сам знаешь. Банальное преобразование выбросом силы. Закончится вложенная сила, само спадет.

— А вот и не спадет. Условия она все же задала. Да ты сам посмотри.

— А, точно, — Эркин, оторвавшись наконец от своего занятия, задумчиво рассматривал несуразное нечно, сотворенное его добровольной помощницей. Странным же, с точки зрения Эркина, было то, что оно все же работало. — Ну, условия снятия элементарны: раскаяние и искупление причиненного вреда. Люди в этом плане вообще не слишком оригинальны. Интересно другое: направленность то положительная, а воздействие формируется исключительно в отрицательном секторе. Кстати, а это идея! Если учесть здесь общую напряженность хотя бы с коэффициентом 2…

— Больше — с легким сомнением возразил Пак, — Там кроме хозяйки кота двух ее подруг зацепило.

— Все равно все в округление уйдет, — не согласился с ним Эркин, производя расчеты. — Зацепило-то самым краешком. Ну станут эти старушки чуть более активными и вредными, начнут причинять добро окружающим. В значимом для нас масштабе не принципиально… Но даже с коэффициентом 2 может получиться неплохой результат для расчетов первого уровня… — И Эркин снова склонился над своей схемой, поспешно внося туда правки.

Степкин сон, тягучий и муторный, какой он обычно и бывает от воздействия алкоголя, был грубо прерван воплем:

— Васенька!..

«Да что тебя!» — прямо во сне ругнулся Степка: «Заколебала бабка со своей блохастой тварью. Нигде покоя нет!».

А в следующий момент Степу схватили, прижав к чему-то большому и мягкому, пропахшему потом. А голос бабки над ухом все надрывался:

— Васенька!…

— Удавлю, паразита, — грозно начал окончательно рассвирепевший Степан, с трудом продирая глаза, и замолчал. И было от чего: во-первых, горло, еще не отошедшее ото сна, вместо привычных слов, выдало какой-то хрип. Во-вторых, окружающая действительность резко прибавила в размерах. Огромная, под три метра ростом, как показалось с перепугу Степе, бабка то прижимала его к своей необъятной груди, то поднимала его в воздух, встряхивала, и снова прижимала, сдавливая так, что из легких выдавливался весь воздух. Дико заорав, Степан попытался вывернуться из рук своей вконец ополоумевшей бабки, но не преуспел в этом. Бабка, которую похмельная реальность наградила силой и габаритами настоящей великанши, отпускать его не желала. Более того, огромное морщинистое лицо с распухшим красным носом вдруг резко приблизилось к его лицу и принялось смачно целовать его, с воодушевлением приговаривая:

— Ну, теперь, все будет хорошо. Я больше никому тебя не отдам, слышишь, хороший мой?

Понимание произошедшего случилось не сразу. Степан еще пытался материться и сопротивляться бабкиным лобзаниям, отпихиваться лапами…. Вот от вида лап то, покрытых мягкой рыжей шерстью, его разум и поплыл. Николаевна изрядно опешила и испугалась, когда котячья тушка в ее руках вдруг обвисла шерстяной тряпочкой, закатив при этом глаза и выставив кончик языка.

Очнулся Степан от какого-то неприятного железистого запаха. Еще подумать успел: «Какой неприятный сон, и приснится же такое»! Но едва сознание раскочегарилось на полную силу, несчастного парня достигло понимание: не сон это вовсе! А железистый запах издавала сырая оттаявшая рыба, выложенная старухой на блюдечке прямо ему под нос.

— Скушай, Васенька, рыбку! — Ввинтился прямо в мозг голос бабки. — Пагасиус, без костей, как ты любишь.

От этого объявления названия рыбы Степу едва не вывернуло. Видел он как-то передачу по телеку, каким дерьмом, в буквальном смысле этого слова, выкармливают хозяйственные китайцы этих свинюшек рыбьего племени.

Но у его тела по поводу этой рыбы имелось, очевидно, свое, отличное от степиного сознания мнение. Для начала его кошачий рот слюной заполнился. Степа и не знал, что выражение «слюной подавился» может иметь реально буквальное значение. На лапах сами собой выставились когти, отчего Степа по привычке даже выругался. Ну, как выругался, издал утробный вибрирующий мяв, изрядно напугавший как милую старушку — хозяйку, так и самого Степу.

— Чур, меня! — Закрестилась Николаевна. — Васенька, что с тобой? — И продолжила уже больше для себя: — вот ведь Степка, паразит, что с животинкой сделал! Словно бес в кота вселился.

Рыба, пробуждающая у котофея столь темные звериные инстинкты, была поспешно убрана в холодильник, а взамен щедрая хозяйка в другое блюдце выдавила из пакетика кошачий корм.