Преданность

ТЕО

Как будто накатывает горячая волна, — ему трудно описать, что происходит: волна обжигает и возносит, это одновременно боль и исцеление, такие минуты можно пересчитать по пальцам одной руки, и, наверное, это как-то называется, только он не знает как, — есть какое-нибудь слово в химии или физиологии, которое выражает силу и интенсивность происходящего, что-то вроде сгорания, или взрывной силы, или отдачи. Ему двенадцать с половиной лет, и если бы он откровенно отвечал на вопросы, которые задают взрослые, все эти «кем бы ты хотел стать?», «чем ты увлекаешься?», «что тебе интересно в жизни?», если бы он не боялся, что тут же рухнут последние его жизненные опоры, он бы без колебаний ответил: мне нравится ощущать, как по телу расходится спиртное. Сначала попадает в рот, мгновение — и гортань принимает жидкость, и потом еще несколько долей секунды — и тепло льется в желудок: он мог бы прочертить маршрут пальцем. Ему нравится густая волна, которая гладит его по затылку и расползается по рукам и ногам, как наркоз.

Он отхлебывает из горлышка и закашливается. Сидящий напротив Матис смотрит на него и смеется. Тео вспоминает дракона из книжки с картинками, которую мать читала ему в детстве, у него было гигантское туловище, маленькие глазки-щелочки, словно прорезанные перочинным ножом, и открытая пасть с клыками острее, чем у злой собаки. Хорошо бы стать такой огромной зверюгой с перепончатыми лапами, чтобы раз дыхнуть и все спалить. Он набирает воздуху, снова подносит бутылку к губам. Спиртное льется в горло и оглушает, и он пытается мысленно проследить его путь; перед глазами встает схема, которую госпожа Де-стре раздавала им в классе: «Напиши название каждой части, покажи маршрут яблока по пищеварительному тракту и укажи, какие органы принимают участие в усвоении пищи». Образ вызывает улыбку, и он пытается переиначить его по ситуации: «Опиши путь водки, отметь цветным карандашом, рассчитай время, необходимое, чтобы первые три глотка попали в кровь…» Он хихикает себе под нос, и Матис тоже смеется, потому что другу смешно.

Через несколько минут в мозгу у Тео что-то взрывается, словно вышибают дверь ударом ноги, ветер несет облако пыли, и возникает картинка салуна на Диком Западе, створки двери со стоном подаются и отлетают в стороны. Мгновение, и он ковбой в остроносых сапогах со шпорами, он идет в полумраке салуна к бару, и звездочки глухо царапают доски пола. Он идет к стойке и заказывает виски, и все остальное как будто вычеркивается, отменяется — и страх, и воспоминания. Когти неясыти, все время сдавливающие грудь, наконец разжимаются. Он закрывает глаза: все смыто. Да, теперь опять можно жить.

Матис берет у него бутылку и подносит к губам. Теперь его черед. Водка плещет мимо рта, прозрачная струйка течет по подбородку. Тео протестует: что внутрь не попало, не считается. Выплюнуть нельзя. Тогда Матис глотает залпом, слезы наворачиваются на глаза, он кашляет, зажимает рот ладонью; секунду Тео кажется, что друга сейчас вырвет, но через несколько секунд Матис уже хохочет — безудержно и громко. Тео быстро зажимает ему рот, заглушая смех. Веселье прекращается.

Затаив дыхание, они замирают и прислушиваются, с опаской подстерегая шум вокруг. Где-то далеко бубнит преподаватель — кто именно, не угадать, — это монотонный поток речи без единого четкого слова.

Они в своем тайнике, в убежище. Здесь — их территория. Под лестницей, которая ведет вниз в школьную столовую, они нашли пустое пространство площадью в один квадратный метр, где почти можно разогнуться и встать в полный рост. Чтобы перекрыть доступ, нишу загородили шкафом, но если постараться, то под ним можно пролезть. Главное — выбрать момент. Надо спрятаться в туалете и дождаться, пока все классы вернутся с большой перемены на уроки. Подождать еще несколько минут, пока уйдет дежурный преподаватель: в начале часа он следит, чтобы ученики не шлялись по коридорам.

Каждый раз, когда им удается протиснуться за этот шкаф, они констатируют, что счет идет на миллиметры. Еще несколько месяцев — и они сюда не пролезут.

Матис протягивает бутылку.

Сделав последний глоток, Тео облизывает губы: ему нравится соленый, металлический привкус, который надолго остается во рту, иногда — на несколько часов.

Расставив большой и указательный пальцы, они пытаются определить количество выпитого. Несколько раз перемеривают: оба не могут приложить пальцы к бутылке и потом не сдвинуть, и не могут удержаться от гогота.

Они выпили гораздо больше, чем в прошлый раз. А в следующий раз выпьют еще больше.

Это их уговор, их тайна.

Матис забирает бутылку, заворачивает в бумагу и засовывает к себе в рюкзак.

Каждый берет по две подушечки жевательной резинки «Airwaves» со вкусом мяты и лакрицы. Старательно пережевывают, чтобы запах разошелся, гоняют жвачку по рту: только этот вид способен замаскировать запах. Ждут удобного момента, чтобы выбраться.

Когда они встают, ощущения меняются. Голова Тео качается взад-вперед, но не очень заметно.

Он на цыпочках идет по уплывающему ковру с геометрическим орнаментом, он словно бы вышел из собственного тела и шагает рядом, ведя себя за руку. Звуки коллежа едва доходят до сознания, приглушенные какой-то невидимой губкой, которая его защищает.

Ему хотелось бы как-нибудь, в будущем, потерять сознание. Совсем.

Погрузиться в гущу опьянения, уйти с головой, отгородиться, отключиться на несколько часов или навсегда, — он знает, что так случается.