Эффект пустоты

17

ШЭЙ

— Но почему мне нельзя к Ионе?

— Ты слышала, что сказали по радио. Людям советуют оставаться дома, пока чрезвычайное положение в регионе не будет отменено. Какой смысл закрывать школы, раз вы соберетесь вместе и будете распространять вирус? Если скучно, можешь помочь мне по дому.

Я издаю стон, но время тянется слишком медленно. Мама боится высоты, и в этом доме с высокими потолками все, для чего требуется стремянка, — мое. Вскоре я притаскиваю ее и начинаю собирать паутину по углам. Когда заканчиваю с этим, мама находит ведро и губку, чтобы я вымыла окна.

Ненавижу запах стеклоочистителя. Ожесточенно тру стекло, не слишком заботясь о результате.

Я почти заканчиваю, когда вижу в окно, которое мою, автомобиль. Полицейская машина?

— Мам! Ты в последнее время не нарушала закон? — кричу я, и она появляется из кухни. Смотрит в окно и мрачнеет.

— Что они здесь делают?

Передняя дверь машины открывается; появляются два полисмена. Затем отворяется задняя дверь, и из нее выходит мамина подруга Шелли в форме медсестры. Чем она с ними занимается?

— Приготовить чай? — спрашиваю я.

— Закончи с этим окном, — отвечает мама. Я мысленно вздыхаю и продолжаю тереть.

Шелли видит меня в окне, машет и окликает, здороваясь. Идет к двери, двое полисменов следуют за ней.

Мама отворяет дверь.

— Добрый день, — говорит она.

У одного из полицейских в руках планшет.

— Мы совершаем подомовой обход всего жилья в округе, мэм.

— Понимаю.

— А сестра Аллардайс измеряет проживающим температуру.

— О, вот как?

— Извини, так нужно, — говорит Шелли; она выглядит расстроенной, потому что знает отношение мамы к традиционной медицине. Они много спорили об этом, о вакцинациях и антибиотиках. — Это всего лишь термометр, Мойра. Обещаю. Мама вздыхает.

— Ладно. Все нормально.

Один из полицейских спрашивает полные имена всех живущих в особняке.

— Я вам уже говорила! — сварливо замечает Шелли. Второй полицейский объявляет, что они должны убедиться, нет ли в доме кого-нибудь еще.

Шелли вставляет маме в ухо какую-то чудную штуку.

— Тридцать шесть и семь, — громко объявляет она, а полисмен записывает.

— Теперь Шарона, — говорит он.

Я закатываю глаза, слезаю со стремянки и подставляю ухо.

— Тридцать семь и две, — говорит Шелли и измеряет еще раз. — Тридцать семь и одна. Вероятно, ты несколько перегрелась, лазая по лестнице вверх-вниз. Завтра утром мы приедем снова и еще раз измерим температуру твоего тела. А вы тем временем оставайтесь дома. Если появятся головные боли или внутренних органов, звоните по этому номеру. — Она протягивает мне бумажку.

Как только они уезжают, мама бросает ее в мусорную корзину.

Потом поступает задание помыть ее машину. Я начинаю протестовать и говорю, что для этого не нужна стремянка, но она бросает на меня такой взгляд, что я подчиняюсь. Когда, наконец, возвращаюсь в дом, вижу на ее лице выражение, до боли знакомое. Понятно, начались неприятности.

— Что случилось?

— Армия. Я звонила знакомой, живущей дальше по шоссе. В конце нашей улицы стоит армейский джип, блокирующий выезд, так что уехать мы не можем. Это неправильно, Шэй. Входить в дома без ордера, требовать сведения о том, кто здесь проживает, и проверять, не врем ли мы. Это свободная страна.

Я пожимаю плечами.

— Подумаешь, большое дело — температуру измерили. Просто они хотят убедиться, что мы не заболели этим гриппом. — Говорю, а сама думаю: зачем они заблокировали нашу улицу? В душе нарастает предчувствие беды. Что, если завтра у меня повысится температура? Что тогда?

— Мне так и хочется взять дробовик и проводить их отсюда, — говорит мама.

— Если бы он у тебя был.

Она ухмыляется.

— Если бы был. — Трудно придумать что-то более нелепое, чем мама с дробовиком: она участвовала в кампаниях по ужесточению контроля за продажей оружия, по запрещению охоты, против войны.

Вечером мы снова включаем телевизор. Еще рано, но я смертельно устала после хлопот по дому и жду только повода, чтобы подняться к себе. Приходит сообщение от Ионы — просит, чтобы я позвонила. Пользуюсь этим как предлогом, чтобы уйти, и закрываю дверь. Не ходить в школу, конечно, здорово, но когда сидишь под домашним арестом, это скучно.

Падаю на кровать и звоню Ионе. После первого же гудка она отвечает.

— Ты не поверишь, что я отыскала. — Говорит она быстро и напористо.

— И вам здравствуйте, — приветствую я. — Что на этот раз?

— Зайди на «Встряску», — говорит она. — Твои разговоры о сестре Кая навели меня на мысль. В последнее время появилось множество сообщений о пропаже людей, в основном таких, про которых не упоминают в новостях, — бездомных и беженцев.

Пока Иона говорит, я достаю ноутбук и захожу на «Встряску», ее блог. Сразу вижу неопубликованные заметки, которые она еще пишет. Подруга просит меня проверить содержание, убедиться, что она сделала не слишком скандальные выводы и никого не оклеветала, а еще — исправить орфографические ошибки.

С тех пор как я в последний раз посещала ее блог, на нем появилось несколько новых черновиков. Начала она с заметки про «Мультивселенную», эту странную коммуну, поклоняющуюся истине, но, похоже, бросила ее ради чего-то другого.

Кликаю по одному из заглавий вверху — «Массовые исчезновения».

— Порядок, давай, — говорю я, пробегаясь по тексту.

— В интернет-траффике гигантский прирост сообщений о пропаже людей определенного типа. Все это продолжается уже три года. В основном они из Шотландии и Северной Англии; трудно сказать точно, где именно проходят границы.

Она листает страницу за страницей — ссылки, имена, многие с фотографиями.

— В какой степени прирост?

— В гигантской, в самом деле гигантской.

— У тебя есть какие-нибудь цифры?

— Э, нет, но…

— Если бы это было правдой, неужели власти не отреагировали бы? — спрашиваю я, исполняя роль официального скептика.

— Нет, ты только послушай, Шэй. Эти люди по большей части — низы общества; это те бедолаги, исчезновения которых не заметит никто, кроме немногих приятелей, которым никто не поверит. Но все это происходит.

— Ты думаешь, сестру Кая, Келисту, можно к ним отнести?

— Я не знаю. Она не относится к данной группе. Можешь прочитать все и сказать мне свое мнение?

— Можно я сделаю это завтра? Мама весь день нагружала меня работой по дому; я вымоталась.

— Завтра. Обещаешь?

— Да. Теперь дай мне поспать.

Иона смеется.

— Должно быть, она действительно утомила тебя. Обрадуешься, когда школа откроется.

Мы прощаемся. Я устала, но не могу удержаться и снова просматриваю черновик в ее блоге. Как много пропавших — их буквально сотни — в основном, как и сказала Иона, из районов Шотландии и Северной Англии.

Куда они все подевались? Что с ними могло случиться?

Если все это имеет отношение к Келисте, должна ли я сообщить Каю и полисмену Дугалу? Закусив губу, размышляю. То, что между пропавшими людьми существует связь, всего лишь предположение. Это действительно значительный прирост обычных показателей, или Иона видит то, что ей хочется видеть, и охвачена азартом, потому что заметила то, чего никто не замечал?

В любом случае, как сказала Иона, даже если здесь что-то происходит и она наткнулась на это, оно не может иметь отношения к Келисте: девочка никак не подходит под критерии данной группы.

Пока я решаю успокоиться и посмотреть, что еще раскопала Иона.

Достаю свой телефон и перечитываю сообщение Кая. Решаю, что лучше ему сейчас ответить.

Улыбаясь, набираю текст: «Ты называешь это каникулами? Меня выпустили из дома только для того, чтобы я помыла машину. Надеюсь, ты проводишь время интереснее, чем я. Ш.

За глазами, в голове тупая боль; я выпиваю парацетамол и отправляюсь в постель.