Продавец басен

Глава 28

Я не совсем понял, как мы очутились в этой пещере и откуда она вообще взялась. Высокий свод ее был проломлен, и столп голубого света мягко освещал густо-зеленые мягчайшие мхи, искрящийся плющ и миниатюрный водопад, тихо журчащий в крохотное озерцо. В высоте кружились светящиеся мотыльки, лишайники на стенах фосфоресцировали, превращая пещеру в изумительно украшенный покой.

– Это – изнанка мира?

– Да. Таким, как ты, тоже можно сюда попадать, но не всегда.

Я вспомнил дно Данера и болотное царство – похоже, это тоже были изнаночные дела.

– Тут очень красиво.

Сиводушка кивнула. Я стоял с нею рядом и мучительно соображал, о чем мы с нею можем поговорить кроме ее бабушки, и так как ничего в голову не пришло, то я зачем-то просто ее поцеловал. Я вовсе и не собирался – я считаю, что приставать к девушке, которая только что пережила ужасные приключения, а потом провела весь день у постели больного – как-то неправильно, но так получилось.

О том, что произошло потом, я говорить не хочу. Есть вещи, которыми просто нельзя делиться, если хочешь сохранить их для себя во всей полноте.

Я знаю только, что всегда, вечно буду помнить эту ночь, этот шелест маленьких крыльев, этот влажный запах мха и огромное, не вмещающееся в груди счастье.

Но это – только для меня.

***

Проснулся я от того, что стало жарко – солнце явно уже давно взялось поджаривать мне лоб. Лежал я на побережье, уткнувшись затылком в валун. Лежал совершенно один. Руку что-то кольнуло – я раскрыл кулак и увидел заколку для волос: маленькую шпильку с металлическим цветком на головке. К шпильке был прикручен клочок бумаги. Я развернул его. Там было одно слово. «Прости».

Полный самых дурных предчувствий я кинулся к дому.

– Они ушли, – сказа Ева с виновато-сочувствующим лицом. – Я просила Сиви нормально попрощаться с тобой. Но получила в ответ лишь стандартную заготовку -шаблон: «прощание – в сердце, не в словах».

– Куда ушли?! – почти крикнул я.

– Убрели куда-то своими лисьими тропами. Насколько я поняла, сейчас они разыщут и соберут остатки своего рода, а потом переведут всех на изнанку где-то в Беловодье, кажется.

Дальше я повел себя очень немужественно и неправильно. Боюсь, что я ревел на диване так откровенно, что Лукась с Акимычем постарались исчезнуть из дома, я, вроде бы, видел их размытые сконфуженные рожи, когда они сматывалась. Ева же явно решила исполнить свой долг разумного взрослого до конца, поэтому осталась меня утешать, что выражалось в том, что она сидела молча в кресле и время от времени подавала мне новый носовой платок, а старый – мокрый и сопливый – выкидывала в бельевую корзинку.

– Прости, – в конце концов выдавил я.

– Ничего-ничего. Мне уже приходилось оказывать подобные услуги бывшим подругам. К тому же ты расширил мой взгляд на эмоциональные возможности мужчин.

– Да? – спросил я, хлюпая носом.

– Да. И теперь я начинаю склоняться к мысли, что шовинистическое патриархальное утверждение о том, что мужчинам нельзя плакать – имеет под собой некоторые основания. Если подруг мне все же было слегка жалко, то тебя мне больше всего хочется треснуть по затылку.

– Ну, так тресни. Ни в чем себе не отказывай.

– Скажи пожалуйста, почему ты вообще ревешь?

– Потому что я хочу, чтобы она была рядом.

– Ну, а она не хочет быть с тобой рядом. Успокойся, прими это как факт и живи спокойно дальше.

– Иногда мне кажется, что ты сумасшедшая, – сказал я, яростно вытирая лицо платком.

– Нет, я не сумасшедшая. У меня – серьезные проблемы психологического характера, но для психиатрии я интереса не представляю, мои вменяемость и рациональность – на должном уровне. А вот твоя рациональность – под большим вопросом. Ты вообразил себя влюбленным в моба…

– Сиви – не моб! У нее и уровень не отображается, и полоски жизней не видно, она – непись!

– Сиви – чертов моб! С ограниченной квестовой программой! Она может велеречиво подавать реплики из своего сценария и ничего сверх того. Попытайся поговорить с нею на любую стороннюю тему, хоть про устройство вертолета – и она будет молчать и хлопать глазами!

– Я тоже буду молчать и хлопать глазами, когда со мной будут говорить про устройство вертолета! Ты ничего про нее не знаешь! Она – живая! Необыкновенная!

Ева покрутила новый носовой платок в пальцах и пока решила мне его не давать.

– Ты с нею был сегодня ночью!

– Да!

– Это – твой первый опыт такого плана?

– Если ты интересуешься – перестал ли я быть девственником, то я не не знаю! Раз ты говоришь, что Сиви даже не непись, а механический бот, то получается, что никакого опыта у меня не было! Но это – совершенно неважно, я -то знаю, что я чувствую! А откуда ты поняла, что мы с ней были? Она что-то сказала?

– Я встала, когда еще было темно – тебя в гостиной не было, в комнате лис тоже была только пани Куротаск-старшая. Я сложила два и два, точнее, один и один. Но если хочешь, я могу наврать тебе, что при прощании младшая лиса велела передать тебе тысячу благодарностей за лучшую в ее жизни ночь и пообещала когда-нибудь непременно вернуться, чтобы это дело повторить.

– А она не обещала? – глупо спросил я.

– Нет. – Ева вздохнула. – Нимис, я понимаю, что ты чуткий нервный юноша, фактически, еще мальчик, и все это для тебя очень значимо. Моб она или не моб, это не суть важно, у многих первой любовью бывает такое, что лучше бы это был паршивый моб… И ты непременно еще наревешься всласть, но желательно это сделать потом, а пока нам лучше умыться, высморкаться, причесаться и отправиться сдавать квест, от которого у всех у нас зависит очень многое. Сколько дней медобслуживания у тебя еще оплачено?

– На счету там шестьсот сорок долларов, это на десять дней и еще двадцатка остается. Есть еще немного игрового золота на почте, но там несколько сотен всего, курс я сейчас не знаю, но это меньше ста баксов.

– И у нас с Акимычем в реальности – вполне ощутимые денежные неприятности. Так что сперва мы обезопасим свои задницы, а уж потом начнем биться в истерике и прочими способами выражать нашу тонкую душевную организацию. Договорились? Мы еще не знаем, что будет наградой, возможно, это будет какая-то ценность, которую еще нужно будет продать, и неизвестно сколько времени это займет. Так что хватить ныть, начинай действовать!

***

На хозяйстве был оставлен Гус, а все прочие выдвинулись в победный марш. Я старался никому не портить настроения и тоже делать вид, что мы молодцы и мне очень весело. Мантис жил своей шумной жизнью, по улицам то и дело проносились всадники, над головами высоко в небе кружили крылатые маунты, но все равно после Ноблиса было понятно, что мы живем, в общем, в не самом большом и вполне провинциальном городке – улочки были по большей части узкими, лавки —маленькими, шум города заглушался шумом моря.

Таосаньское представительство переживало период цветения глициний, о чем нас уведомлял большой бумажный транспарант при входе.

«Войди под сень цветущей глицинии,

Вдохни ее аромат.

Аромат исчезнет, но сейчас он здесь.

Разве не повод для ликования?»

– Обалдеть, – сказал Акимыч. – я теперь всюду это буду вставлять. Запеканка готова, разве это не повод для ликования? Сегодня посуду моет Лукась, разве это не повод для ликования?

– Повод для линчевания, – пробурчала Ева.

– Интересно, что нам дадут, – сказал Лукась. – Я так понимаю, есть основания рассчитывать на приличное денежное вознаграждение. Оно было бы очень кстати.

– А на что ты бы потратил «приличное денежное?» – спросил я, поднимаясь на очередной мостик.

– Купил бы здесь гостиницу. Но, наверное, столько денег мне не дадут. Мне уже случалось выполнять вызовы судьбы, но совсем простые, и давно, когда еще ребенком был. На Зимние праздники, скажем, все дети у нас получали вызов на строительство снежных замков. В награду обычно давали кульки с конфетами.

– Если настоятель за выполненный эпический квест наградит нас кульком с конфетами, я серьезно этого не оценю, – сказал Акимыч.

Все было как и прошлый раз – портал под воротами, кружение ставшего серым мира и покои настоятеля, лишь узкая черная ваза с одинокой веткой глицинии была новым явлением. Настоятель все так же сидел на циновке и глядел на нас узкими равнодушными глазами.

– Мы выполнили ваше поручение, почтенный Чжао Юй!

Ева кивнула мне, я вытащил из инвентаря проклятый амулет и положил на половицу перед настоятелем. Подумал, что вообще со всеми эти циновками, наверное, разумнее опускаться на пол, прежде, чем вступать в разговоры с сидящим, а не стоять столбом над ним, разглядывая швы на шапочке, и такие вот нюансы культурных различий приводят к неловким моментам и глубинному взаимонепониманию. Запад есть Запад, Восток есть Восток, у нас-то садиться без приглашения хозяина считается неприличным, положено стоять.

Настоятель нам сесть не предложил, а разглядывал какое-то время амулет, наклонив голову и шепча себе что-то под нос. А потом с силой хлопнул в ладоши и выкрикнул что-то типа «Кийя!».

Вопросы с церемониями отпали сами собой – нас отметнуло к стене и впечатало в пол. Пока я там барахтался, устраиваясь поудобнее, амулет с усилием оторвался от лакированных досок, натужно вполз в воздух и завис в метре от пола, тяжело вращаясь. Со звяканьем от него отлетела цепь и, сгорев синим пламенем, осыпалась горкой сажи.

Настоятель молча любовался делом рук своих, а амулет, покружившись, застыл и начал расползаться. Из него вниз выстрелили тонкие железные стрелы, слились в одну полосу темного металла, вверху металлическая паутина скручивалась узлами, выплетая гарду, искры, мечущиеся по лезвию, затачивали кромки огромного меча, железные перчатки обхватили рукоять, железный туман собирался воедино, обретая форму. Полный рыцарский доспех, шлем с опущенным забралом, тусклый блеск нагрудника. Перед нами стояли огромные рыцарские латы, опирающиеся на вонзившийся в лакированный пол меч. Еще одна россыпь синих игр, и доспех насытился мраком, обретя цвет воронова крыла.

Настоятель легко поднялся – макушкой он едва доставал до груди железного гиганта – приложил ладонь к прорезям на забрале, и усы его возмущенно дернулись.

– Чудовищно! Недопустимо! Преступно!

После чего обернулся к нам.

– Все хуже, чем я ожидал. Никогда не верил, что дух человека может быть так изъеден, а душа – так умалена.

Так как настоятель явно ждал от нас какого-то ответа, то я поднялся.

– Он, кажется, был очень плохим человеком, наверное, это вредно для души.

Настоятель досадливо сморщился.

– Для черных душ, злых душ, голодных душ – всем есть свое место в одном из миров. Но пустой огрызок души – это нарушение законов неба! Это сотрясает основы бытия!

– Типа как нарушение законов физики? Отмени в одном месте гравитацию -и все летит кувырком?

Настоятель посмотрел на меня, как на говорящий куст, и даже, кажется, сплюнул.

– Что законы материи перед законами духа? Ничто!

– А мы, смотрю, идеалисты, – пробормотала Ева.

Чжао Юй еще раз кругом обошел доспехи, постучал по ним кулаком, расстроился еще больше.