Стальная душа — Прототип

Глава 1

Комната была светлой, но из тех светлых комнат, из которых хотелось поскорее уйти — светлость ее была недоброй. Яркий серо-стальной цвет потолка, стен и стола со стульями совсем не внушали доверия. Неприятный белый свет длинной лампы у потолка, только усиливал неприятный эффект. Да и огромное, почти на всю площадь стены зеркало Гезелла, так же не сулило ничего хорошего. Человек, сидящий за столом, рассматривал комнату без особого интереса и, даже с некоторой отстраненностью. Его внимание больше привлекали такие же яркие стальные наручники, сковывающие его запястья. Цепи от наручников переплетались вокруг ножек стола и были прикованы у самого их низа, как и стол, намертво соединенный с полом. Все это позволяло приподнять руки только на пару сантиметров над столом и все. Никакой свободы. Никакого выхода.

Раздался щелчок, и открылась дверь. В комнату зашел молодой человек, в гражданской одежде, но с несовпадающей с костюмом выправкой. Руки его сжимали средней величины кейс. Закрыв за собой дверь, он сел на свободный стул, поставил кейс на стол и открыл замки. Все это он проделывал с угрожающей медлительностью в жестах и холодным спокойствием на лице.

— Почему стальной стул? — Внезапно спросил заключенный.

Вошедший не ответил. Он извлек из кейса небольшой черный магнитофон, подключил к нему микрофон, направив его в сторону заключенного, вставил чистую кассету и нажал кнопку записи. Затем достал толстую папку и медленными движениями развязал узелок, стягивающий расходящиеся края.

— Вы сделаете прекрасную карьеру. — Снова заговорил заключенный. Ему на вид было за сорок, но седина уже богато покрывала его голову, а лоб пронзали глубокие морщины. — На вид Вам двадцать с небольшим, но я уже вижу эту прекрасную медаль на Вашей груди — Отличник погранвойск второй степени! Комитет всегда набирает и воспитывает лучших представителей нашей великой страны!

— Ваша ирония лишь усугубляет Ваше положение, гражданин Волков. — Голос молодого человека был столь же холоден, как и его лицо. — Особенно учитывая тот факт, что запись идет и все, абсолютно все Ваши слова останутся на пленке. Навсегда. Прошу Вас сосредоточиться на деле. Мы начинаем.

— Я уже начал. — С тонкой улыбкой перебил заключенный. — Я задал Вам вопрос, молодой человек — почему стальной стул?

— Что Вы имеете в виду?

— Ну как же? Дерево, толстая тканевая подкладка, все это прекрасно впитывает запах пота, чтобы собакам потом было легче меня найти. Металл в этом случае не надежен. Пройдет несколько часов и все запахи выветрятся. Не могу поверить в такое грубое упущение со стороны Комитета.

— Это не упущение. — Молодой человек оперся о стол и угрожающе глянул на заключенного. — Вы прекрасно понимаете, что Вас ждет.

— В нашей стране каждый этого ждет, так или иначе. — Проницательный взгляд заключенного сделал вызов угрозе. — Вы этого ждете, мой мальчик и даже Первый этого ждет. Все этого ждут.

— Первому Секретарю будет крайне приятно, что Вы помните о нем, однако, в отличие от Вас, он всегда поддерживал и будет поддерживать взгляды нашего государства и нашего великого народа…

— Господи, сколько пафоса. — Волков наклонил голову, чтобы протереть уставшие глаза. — Народ! Партия! ЦК! Неужели Вы сами верите во все это? Неужели к этому действительно можно относиться серьезно? Именно поэтому над Союзом и потешается вся Европа. А впрочем… Кому какое дело до мыслей обычного и никчемного инакомыслящего, не так ли?

— Самое прямое, гражданин Волков. — Молодой человек раскрыл папку и слегка раздвинул солидную стопку листков — местами желтых от времени, местами ярко белых, совсем свежих. — Вы государственный преступник, Вы опасны для общества и для советского государства в целом.

— Только потому, что указал на явные огрехи во взглядах этого государства на вопросы квантовой механики? Потому что попытался предотвратить грядущую революцию?

— Вы сами ее провоцировали, не так ли? Зачем Вам понадобилось сбегать из страны? С какой целью Вы пытались уничтожить данные четвертьвековых исследований? И зачем, наконец, Вы вели совсем не тривиальные переговоры с террористической группировкой, пестро называющей себя Люминары?

— Молодой человек, — заключенный устало потянулся, насколько это ему позволяли цепи на руках, — раз уж ваша организация настолько хорошо осведомлена о моих действиях, зачем нужен я? Подобные допросы уже успели приесться, за последнюю неделю Вы десятый человек с которым я разговариваю. К чему все это? По печальному опыту подобных мне, приговор давно нужно было привести в исполнение. — Он пожал плечами. — Почему на меня тратят время, вместо того чтобы просто расстрелять? Как всех в моей команде.

— Потому что Вы крайне полезный гражданин, Аркадий Сергеевич. Да, Вы оступились, совершили ошибку, поддались на провокацию, были введены в заблуждение, но в Комитете верят, что Вы можете исправиться.

— Исправиться? Вы сами-то верите в то, что говорите? Имеет ли для вас хоть какое-то значение мораль? Нравственность? Милосердие? Готов поспорить, что мое непосредственное начальство даже не подозревает, где я нахожусь последние три недели.

— Ваше начальство — Советский Союз. — Глаза молодого человека наполнились жестокостью и безразличием. — Постарайтесь не забывать об этом.

— Насколько мне известно, я работал в отрасли, на которую не действовали ваши полномочия…

— Они действуют везде! На всех! В том числе на Ваших восточных и западных товарищей!

— Только вы их забыли предупредить, не так ли?

— Можете юморить сколько угодно, итог для Вас может быть только один из двух…

— Либо расстрел, либо… я должен превратиться в одну из этих адских машин, которые сам и строил.

— По рассказам свои коллег, я знаю что Вы с настоящим огнем входили в эту работу. И тогда Вас не интересовали вопросы морали.

— Потому что в то время их не затрагивали! В мои обязанности входило создавать военную технику, которой должны были управлять солдаты, настоящие солдаты, военные! Но засовывать туда детей! Это антинаучно и аморально!

— Наша страна всегда и во всем была лучшей. В дальнейшем не должно быть изменений.

— Но какой ценой? — Ученый опустил голову и закрыл лицо руками. — Все это… это все было одной громадной ошибкой.

— Не понимаю Вас, Аркадий Сергеевич. — Допрашивающий изобразил теплую доверчивую улыбку старшеклассника. — Ведь Вы, именно Вы один из авторов и создателей самого совершенного оружия на планете. Я читал Ваши ранние доклады и рапорты — это почти искусство! Можно позавидовать, с какой любовью Вы описывали каждый шаг разработки. От идеи до чертежа. От чертежа к макету. От макета к первому прототипу. А сейчас? Сейчас Вы пытаетесь убедить всех в том, что все это было ошибкой. Прошу меня извинить, но это мало похоже на правду.

— Поэтому Вы держите меня как собаку на цепи? — Ученый поднял на собеседника свое покрасневшее лицо. — Когда все начиналось, Вы едва родились. Вы понятия не имеете, что тогда было.

— В таком случае, расскажите мне. — Допрашивающий оживился. — Я для этого и пришел к Вам.

Ученый усмехнулся.

— Вы все знаете и без моих рассказов. Да и времени остается совсем немного…