Лёд и порох

* * *

Он оцепенев рассматривал протез — кисть в черной кожаной перчатке со сложной системой креплений ремнями.

— Я все равно не стану прежним.

— Естественно. Я даже больше скажу — ни один из нас прежним не становится.

— Вы так стараетесь сделать меня тем, кого помните…

— Нет. — встала перед его лицом. — Я Вас стараюсь сделать живым. Два года назад в Москве, год назад здесь, сегодня — я Вас видела одинаково. Шрамы или их отсутствие — это только фантик. А вот то, что Вы сами так ненавидите Ваши косметические дефекты — с этим нужно что-то делать.

— Это не рука.

— Не рука. Но Вы же не отказываетесь пользоваться столовыми приборами, хотя можно есть пальцами. Вот и это — не рука, а лишь прибор, находящийся между рукой и едой.

Он постоял у окна. Долго, почти не дыша. Разжал кулак левой руки, посмотрел на нее внимательно.

— Я смогу сам это одеть?

— Вроде бы да. Инструкция обещает невероятное удобство. Но в первый раз мне и самой интересно попробовать.

Основной ремень застегивается чуть выше запястья, второй на локте. Если потереть то место, где на живой руке самое скопление вен, пальцы перемещаются в одно из четырех положений — от кулака до прямой ладони. В промежуточных вариантах можно закрепить перо, ложку, даже трость. Гениальная штуковина для своего времени.

Он сравнивал ладони.

— Они же почти одинаковые.

Само собой. Я еще после первой операции сделала слепки обеих рук и отправила их вместе с заказом. Так получается дороже, зато в жизни потом куда проще.

— Нам бы на недельку в мое время. Там такие классные бионические протезы делать научились в последние годы! — прошептала я.

Эта мысль меня терзала с октября. Сохранись тот проход на Лиговке — Тюхтяев был бы уже как новенький. Да и лицевые травмы бы легче пролечились.

— Спасибо. — он все еще не мог оторваться от своих конечностей.

— Пожалуйста.