Лесник поневоле 2.0

С утра задействовали бомбардировщики, атаковавшие обе «точки дымов» — и на юго-востоке и на востоке. Те отбомбились и расстреляли кострища и всё вокруг, пусть даже вслепую. Но показали, что лёгкой жизни бунтарям не светит — вся мощь армии как бы задействована. Заодно, в районах обеих переправ, инженерные подразделения начали строительство блокпостов. Хотя и разных по качеству — пункт при деревянном мосте обошёлся мешками с песком, а вот подходы к Себрице исполняли сразу в бетоне.

Гроза разразилась молнией и громом через два дня. С фронта сняли покоцаный батальон полевой жандармерии, уставший контролировать движение колонн и отправили в Себрицу сменить провинившихся. Включая тех, кто вообще ни в чём не участвовал. Самого экс-коменданта отдали под трибунал, невзирая на его откоряки и обьяснения класса «совершенно случайно, но я им покажу!» Гильта навестил куратор и долго с ним беседовал — некоторые детали произошедших диверсий явно указывали на наличие специализированной диверсионной группы. А не на отряд вооружённых чем попало беглых селян и окруженцев. Обер-лейтенанту пообещали тщательно отнестись к его предложению и, в случае положительного исхода, оказать всемерную поддержку. Доверять «неповоротливым тыловикам» больше никто не собирался.

Жаль, что Межов не знал о внутриармейских разборках. Он занимался простыми делами по эвакуации имущества из первого схрона в более надёжное место, а на следующий день провёл учения по миномётной стрельбе. Естественно, что попробовав новое оружие, лесники захотели его где-нибудь применить. Только вмешалась судьба, изменившая некоторые планы. Вернувшись со стрельб, диверсанты немного ошалели — рядом с практически опустошённой землянкой лежал какой-то дед, а рядом сидела совсем молодая девушка.

— Товарищи партизаны, мой дедушка ранен, помогите пожалуйста.

Вот так вот запросто, как будто здесь парк культуры и отдыха им. Горького, а не потайное место лесников-мясников. Андрей с Артёмом старались не глядеть на командира — зачищать этих гражданских совсем не хотелось, хотя и надо бы для собственного спокойствия и подстраховки. А Генка понял, что кажется попал и въехал в косяк. Лучше бы целая рота эсэсовцев вступила с ним в бой, чем эти печальные серые глаза, а в них и мольба, и надежда. Ну какого чёрта — это же явные «хвосты», которые ни прогнать, ни зачистить, ни содержать. Толку никакого, мало того, так и другие начнут подтягиваться, организуя бедлам и объедая бойцов. Надо что-то делать, не до сантиментов, даже несмотря на новоприобретённую «дочку» (судя по возрасту).

— Раненого в схрон. Девушка, что с ним?

— Нас фашисты разбомбили, когда мы прятались в чаще. Мы из Щедричей сбежали в начале войны. А дедушку в бок осколком ранило, но не сильно. У меня просто лекарств и бинтов нет.

Разговорчивая ты наша, погоди малёхо, дай сообразить что с вами делать.

— Ладно, потом поговорим, сейчас деда твоего подлечим.

В принципе, особых сложностей не возникло — осколок вытащили без особого труда, видимо на излёте был. Другое дело то, что восстановление займёт пару недель и по большому счёту руки будут связаны. Пусть даже частично. Не оставлять же малую одну рядом с раненым, вдруг немцы нападут? И на «тихомировскую базу» не хотелось бы гражданских переводить — последний рубеж, однако.

Впрочем, сама девушка по имени Аня рвалась в бой и вытащила из сумки кучу документов, подтверждающих, что ей 19 лет и она «ворошиловский стрелок» какой-то второй ступени. Вот, мол, и шаровары лыжные, и косички две, которые не мешают и только в парашютистки её не приняли.

— Я, товарищ майор, высоты от природы боюсь, но была готова прыгать, даже сцепив зубы. А инструктор запретил.

— И правильно сделал. Я бы вообще тебя в тыл отправил вместе с дедом, да самолёта нет.

Старлеи тут же переглянулись:

— Так мы спроворим, если что.

— Я вам спроворю. Мы здесь без командования, без задачи, каждый человек на счету. А вы угоните самолёт у фашистов — вас всех и сшибут, чтобы не летали и никого не запутывали. Кто тогда мне стакан воды в могилу подаст?