Игра не для всех II. «Вторая Отечественная»

Глава 6

На счет теплой одежды полковник не обманул — и к тому моменту, когда мы только-только освободили позицию от тел погибших да оттащили к спуску пулемет, наверх уже подняли валенки и бурки — в большом количестве. И ящики с тушенкой. Но ни котлов, ни дров, ни круп — ничего из того, в чем можно было бы сварить горячую пищу и нормально покормить солдат!

Половинчатым каким-то вышло выполнение полковником его обещания…

Наугад взяв первую попавшуюся мне банку (несмотря на изобилие консервов, едоков тоже хватает), я выудил гречневую кашу с мясом — не самый худший вариант, кому-то ведь досталась постная гороховая похлебка… После чего, подхватив винтовку Прохора, а также патронные подсумки обоих бойцов с оставшимися в них обоймами, да два целиковых нагрудных патронташа, я двинулся в сторону своей ячейки.

…Все-таки мы неплохо успели ее углубить, расширить и оборудовать достаточно прочным бруствером. Выудив наружу тела погибших и припорошив снегом следы крови, из бывшей пулеметной точки удалось сделать вполне себе просторное укрытие от ветра — уложив также на дно снятые шинели… Без пулемета и станка, а также цилиндров-укупорок с лентами к «максиму», кои мы отдали уцелевшим расчетам, убежище оказалось вполне просторным для четверых человек.

— Что там у тебя, Ром? Каша с мясом? А вот Степану с Жорой досталось овощное рагу… Н-да, нам с тобой повезло!

Плюхнувшийся на дно окопа Андрей, веселый, бойкий прапорщик из числа попавших в академию вольноопределяющихся, несколько щупловатый проныра с легкой хитринкой в голубых глазах, на мой немой вопрос, столь красноречиво написанный на лице, изумленно поднял брови:

— Ты чего, Самсонов? Всем же сказали: норма выдачи — одна банка на двоих. Сейчас поснедаем, а к ужину еще консервов поднимут.

Твою же ж… дивизию. Час от часу не легче!

Абсолютно бесцеремонно взяв нераскрытую банку из моих рук — как я понял, во время учебы будущие офицеры (по крайней мере, часть их) общались действительно по-простому, не выкая друг другу — мой товарищ и соратник тут же проделал с ней неожиданную манипуляцию. Так, взяв за корпус банки, он крутанул днище — и внизу банки что-то явственно зашипело, и прапорщик тут же поспешил положить ее на шинель!

— Это что такое?!

Андрей едва не в голос засмеялся на мое неподдельное изумление:

— Ром, да ты что, еще ни разу не видел саморазогревающихся консервных банок? Это же изобретение безвременно почившего Евгения Федорова, Царствие ему Небесное… Банка имеет двойное дно, и внизу расположена емкость с негашеной известью и водой. При повороте корпуса они смешиваются и вступают в химическую реакцию, грея наш с тобой обед.

— Еще не снедаете?

В ячейку спрыгнул Жорж — точнее Георгий, а следом и Степан. Оба прапорщики из числа офицеров, участвовавших в контратаке, после оставшихся на усиление ослабленного участка обороны. Оба, как и Андрей, помогали мне очистить ячейку — и до поры решились остаться в ней же, вместе со мной… Благо, что хоть имена товарищей я подслушал, пока мы работали парами!

Так вот, именно эта пара приятелей состоит просто из максимально непохожих друг на друга персонажей! Жоржик — настоящий, то есть потомственный дворянин, число которых, кстати, было не слишком и велико в академии, как я понял… В нем действительно чувствуется «порода»: прямой нос, высокие скулы, открытый чистый лоб — и серо-зеленые глаза, смотрящие на окружающих с легкой тоской и едва уловимым превосходством. Даже пальцы — пальцы рук у него, как принято называть, «аристократические», пальцы музыканта: длинные, тонкие, изящные… Но, несмотря на мою первоначальную предубежденность, на сноба этот парень все же не тянет, и турецким мертвецов помогал таскать на равных с остальными. Да и в бою не терялся — причем в отличие от большинства выпускников ускоренного курса, этот парень как раз неплохо фехтует.

Хотя рубка и фехтование — это далеко не одно и тоже… Но вроде бы один зарубленный осман есть на счету Жоржа.

А вот меня, например, сегодня спасли навыки, что осталась мне после эпопеи в реальности «Варяжского моря». Хотя «навыками» называть это не совсем уместно — скорее отложившаяся в подкорку мозга рефлекторная память…

Степан же — вот он потомственный солдат. В том смысле, что свой род ведет еще от тех рекрутов, кто по истечению двадцатилетнего срока службы вернулись домой и каким-то чудом успели завести семью… Из обрывка его разговора с Жоржем мне удалось понять, что предок Степана воевал здесь же, на Кавказе (точнее на северном Кавказе) — и за службу получил солдатский Георгиевский крест. Так вот, бывший унтер-офицер, успевший выйти в запас и вновь призванный в армию, старше любого из нас (ему где-то под тридцать, точнее не определить), он немногословен и мрачен. Опять-таки из разговора я понял, что на гражданке у Степана уже есть семья, о которой он, производящий внешне впечатление человека бесстрастного, явно сильно тоскует.

Что же, Степа, я-то тебя как раз очень хорошо понимаю…

Сейчас «старик» (как зовут его за спиной сослуживцы) сел на шинель, прижавшись к снеговой стенке и, решительно вскрыв уже разогретую банку, принялся быстро есть рагу, работая ложкой поочередно с Жоржем. Последний, на удивление, не капризничает и не брезгует потреблять консервы из одной емкости с «солдатским сыном», на каменном лице которого только что и шевелятся густые усы при пережевывании пищи… Но за него говорят глаза — так вот в глазах впервые побывавшего в бою Степана поселилась смертная тоска.

Я такое уже успел повидать в виртуальной реальности «Великая Отечественная) — человек пусть не сломался, он еще пойдет в бой и будет драться. Но сам себя он уже приговорил и похоронил, мысленно приняв то, что с семьей больше никогда не увидится. Чувство, надо сказать, совершенно мерзкое… Степан аж вздрогнул, услышав мой голос — что собственно, неудивительно, ведь я точно угадал его чувства:

— Одному Богу известно, кто уцелеет, а кто нет. Ты вон лучше помолись, если совсем тяжело будет, псалом девяностый — «Живый в помощи». Заодно и своих помяни, чтобы Господь уберег… Станет легче. А предчувствие — предчувствие порой обманывает…

На мгновение застывший Степан с крайнем изумлением посмотрел на меня — а после, не сказав ни слова, кивнул с благодарностью, хотя тут же опустил взгляд. Как кажется ему, потомку георгиевского кавалера, стало стыдно проявленной и, главное, замеченной мной слабости… Решив не тормошить «старика» лишний раз, я замолчал — и в окопе повисла нехорошая тишина, прерванная искусственно бодрым возгласом Андрея:

— А вот и кашка наша поспела, Ром! Ну-ка, сними пробу…

Банку мой товарищи вскрыл трофейным штык-ножом — и обтерев клинок от проданного туркам германского маузера, сноровисто спрятал его за голенище сапога, кои он вставил в более широкие и просторные валенки. Я только покачал головой, потянувшись ложкой к консервам, одновременно с тем вчитавшись в надпись на желтой «этикетке»: «пищевые консервы для войск, мясо с кашею, порция на обед, вес 1 фунт 78 золотников…кипятить не более 10 минут» — но тут меня остановил Жорж:

— Погодите братцы! Совсем забыл!

Выудив непочатую пачку из кармана шинели, «дворянчик» (еще одно очевидное прозвище — а вот что шинель он не снял, я так и не понял) вскрыл ее и протянул мне:

— Галеты. Угощайтесь, на всех взял… Ангела за трапезой.

Мы хором ответили известным мне, но не так и часто используемым вариантом пожелания «приятного аппетита». Взяв в руку первую галету, я почему-то поспешил ее разломить — и тут же подумалось: «вот я и преломил хлеб с боевыми соратниками»…

Между тем эти самые соратники продолжили прием пищи — Андрюха вон, уже навернул хорошую такую ложку каши да с верхом, и теперь с нетерпением ждет, когда ее отведаю и я. Ждет, кстати, своей очереди!

Что же, приступим…

Ну что я могу сказать по окончанию обеда? Галеты армейские «стандартные», пресно-солоноватые, практически безвкусные — но весело хрустящие на зубах. Очевидно, что не «третьего срока годности»… Под кашу пошли неплохо. Что касается самих консервов — обычная говяжье тушенка с гречкой, мяса поменьше, крупы побольше, с явным гречневым вкусом. На мои личные ощущения — немного недосоленая, и не настолько горячая, как хотелось бы. Но и не «чуть теплая», несмотря на мороз! И вообще, тот факт, что саморазогревающаяся консервная банка была русским изобретением и запросто встречалась на полях Первой Мировой, стало для меня открытием. У фрицев в Великую Отечественную такие были, да — хотя и не повсеместно. Но в качестве трофеев нам все же иногда доставались. Однако же в РККА аналогичной тушенки не было — и, между прочим, уже осенью ее явно не хватало!

Обед вышел вполне себе сытным — хотя кажется, что я запросто смог бы съесть такую банку и в одиночку… Захотелось попить — и открыв единственную оставшуюся у меня личную алюминиевую солдатскую фляжку, я сделал небольшой глоток, втайне опасаясь, что вся жидкость смерзлась… Нет, не смерзлась — но от ледяной воды заломило зубы, так что одним глотком все и ограничилось.

— Сейчас бы чайку горячего…

Андрей, так же сделавший скупой глоток из фляжки, сладко потянулся — словно довольный кот. Невольно позавидовав подобной расслабленности и позитивному настрою, я усмехнулся:

— Ты еще добавь что-нибудь про шоколадку! Или какао…

Жорж прыснул со смеху, а слово неожиданно взял Степан:

— А я бы сейчас не отказался от горячего борща, что в училище подавали на обед. Да сметанкою сдобренного, с двумя дольками чеснока и ломтями сальца на корке черного хлеба, да с горчицею… Сметану в борще разбавишь, чтобы враз посветлел, сало в горчицу макнешь — да вприкуску с чесноком и хлебом… Помните?

Все остальные кивнули — кивнул и я, хоть ничего и не помнил, но зато вполне искренне! Ибо при этом почувствовал, как слюна вновь обильно заполнила рот, несмотря на съеденную недавно кашу… А Степан, между тем, продолжил:

— И ведь мяса, мяса всегда в борщах было в меру, золотник к золотнику! Никогда не воровали в училище — вот, что значит, будущие офицеры, другое отношение!

Произнес «солдатский сын» это с неожиданной гордостью — очевидно, несмотря на сам факт войны и тоску по семье, становление в новом статусе все же было для него очень значимо. А что? Если не ошибаюсь, прапорщик — офицерское звание, соответствующее четырнадцатому классу[2] Петровского табеля о рангах, то есть дает право на личное дворянство! Хоть и не потомственное… Неожиданно усмехнулся Андрей:

— Да воровали мясо на кухне нашей. Еще как воровали!

— Врешь!

— Да вот те крест! Хитрость там была, хитрость не всем известная: фунт мяса обрезается до определенного веса; что срезано — то повара и начальство себе забирают. А тот кусок, от которого отрезали — его кидают в соляной раствор замачиваться. К нужному времени мясо воды и соли наберется, и весить будет ровно золотник к золотнику, как ты и сказал. Еще и вкуснее из-за соли! Вот и нам хорошо, и повара себя не обидели… Все бы так воровали.

— Воровали, не воровали… — с видимым презрением протянул Жорж, — О том ли печемся, господа офицеры?