Игра не для всех II. «Вторая Отечественная»

Глава 13

Я кинулся наперерез турку, на ходу вырвав шашку из ножен — и осман, заметив меня, развернул ствол винтовки в мою сторону. А после дуло ее озарила вспышка пламени — и тут же я почуял, как в левый бок меня словно с силой ударили, одновременно обдав чем-то горячим, что жжется… Но враг выстрелил от пояса, а я успел инстинктивно рвануть в сторону — и точного попадания, гарантированно свалившего бы меня наповал, удалось избежать.

Осман, не стрелявший в Жоржа только потому, что прапорщика закрыли спины наседающих на него аскеров, быстро дернул затвор назад, перезаряжая маузер — но лучше бы он попытался уколоть меня штыком! Буквально озверев от боли, страха и жарким огнем полыхнувшей ненависти к моему несостоявшемуся убийце, я вдвое быстрее рванул к противнику, размашисто ударив шашкой по стволу винтаря! Тот ожидаемо дернуло в сторону, и вражеская пуля ушла в стенку дому; еще шаг — и очередной резкий удар чуть искривленного клинка перехватил горло выпучившего глаза турка, разом захрипевшего и выпустившего маузер из рук…

В следующих миг Жорж также отбил очередной выпад врага — после чего стремительно выбросил правую руку с зажатым в ней клинком вперед, всадив наточенное с двух сторон острие шашки в живот противника. Последний турок, однако, успел вставить новую обойму в винтовку и уже вскинул ее к плечу — в то время как и я, и товарищ мой не успели бы предупредить выстрел османа… И выстрел грянул — но за спиной турка! Из-за угла дома показался уже немолодой прапорщик с трехлинейкой, снявший последнего османа, и Жорж восторженно воскликнул:

— Пашка! Марочко! Как же ты вовремя!!!

Я же, облегченно выдохнув, обернулся назад, скривившись от боли в раненом боку — и глухо застонал: на моих глазах полезшие со всех сторон турки уже принялись добивать последних бойцов отделения нашего прикрытия окованными прикладами, да увлеченно всаживать штыки в распластавшихся на земле ополченцев… Они так увлеклись расправой над горсткой армян, что не сразу обратили внимание на трех русских офицеров, вышедших победителями из короткой схватки с их соратниками — и я выдохнул сквозь зубы:

— Ходу! Ополченцам уже не помочь!

…На удивление нам повезло — последующий после столкновения отход из Верхнего Сарыкамыша, являющего крошечным пригородом небольшого на деле городка, прошел относительно благополучно. Как оказалось, маузеровская пуля задела меня только по касательной, так что, наскоро перевязавшись, я смог продолжить путь — но к концу эвакуации у меня уже начало темнеть в глазах. И дотянув на морально-волевых до вокзала, ставшего опорным пунктом остатков отряда Букретова, я тут же почуял, как державшее меня до того напряжение отпускает, и я проваливаюсь в спасительное забытье…

Несмотря на отсутствие боевого опыта, Николай Адрианович Букретов неплохо принял свой первый бой, сумел наладить оборону на подступах к городу, в котором практически не было регулярных частей, сколотил боеспособный отряд из охраны складов, ополченцев и выпуска прапорщиков, усилив его пушками и пулеметами. Но выбитый с предгорья после нескольких упорных атак османов, прущих вперед с одной лишь целью — выжить! — полковник потерял единственный шанс удержать напор многократно превосходящего врага теми силами, что остались у него в наличие… По сути, командир сводного отряда ныне лишь продлевал агонию без всякой надежды на успех предприятия — да молясь, чтобы части, снятые с фронта генералом Машлыкевским, успели прибыть в Сарыкамыш до того, как батальон добьют, и турки закрепятся в городе в большой силе, захватив, к тому же, стратегические склады боеприпасов русской армии.

Тем не менее, Николай Адрианович, словно узнав самого себя с новой стороны, сумел сохранить присутствие духа — в отличие от того же Машлыкевского, эвакуировавшегося в Тифлис и отдавшего приказ об отступлении (правда, подписать свой приказ генералу не хватило решимости). Так что, отступив к вокзалу, он постарался наладить оборону, поделив между уцелевшими пулеметными расчетами сектора обстрела, и прикрыв «мертвые» для огня «максимов» зоны группами лучших стрелков. В резерве у полковника солдат уже не осталось, командный пункт (одно название!) Букретов развернул у батареи, взявшей на прицел ближние подступы к вокзалу.

Николаю Адриановичу удалось даже покормить солдат саморазогревающейся тушенкой прежде, чем перегруппировавшиеся турки двинулись вперед плотными цепями от Верхнего Сарыкамыша. Вскоре заработали оба орудия, посылая шрапнель во врага — и в зоне обстрела османские цепи смешались, образовалась свалка из тел убитых и неразбериха, увеличивающая потери врага… Но офицеры противника быстро разобрались в ситуации, и на других участках атаки враг двинулся вперед уже бегом, разреженными цепями. Неожиданно открыли огонь пулеметы турок, германские «максимы» MG-01 на треножных станках — и также установленный на высокую треногу французский «гочкис». Три вражеских станкача били не по позициям поредевшего батальона, а по виднеющейся позади них батарее — развернуть орудия на закрытой позиции Букретов не успел по том простой причине, что отступил к вокзалу менее, чем за час до турецкой атаки…

Летящие издали очереди «максимов» и «гочкиса» достали артиллеристов лишь на излете, на предельной дистанции боя, с нулевой прицельностью. Но густые очереди и высокая скорострельность двух MG-01, работающих на водяном охлаждение, компенсировали невысокую точность, свою лепту внес и неплохой французский станкач. Несколько пуль ударили в щитки орудий, ранило подносчика боеприпасов, упал на землю с прострелянной головой снарядный… В ответ батарея перенесла огонь на турецкие расчеты — и быстро заткнула один из германских «машиненгеверов». Остальные же пулеметчики врага оказались умнее — и быстро заткнувшись, принялись меня позиции. Основную свою задачу — выиграть время на перестроение турецких цепей по фронту атаки, едва не сорванной первыми разрывами русской шрапнели — османские пулеметчики так или иначе выполнили…

С небольшой задержкой ударили очереди станкачей Букретова — ударили наверняка, подпустив врага поближе, прижимая османов к земле плотными очередями. И последние залегли, стараясь найти для себя любые укрытия — хотя бы для маскировки. Но если по секторам обстрела русских «максимов» атака захлебнулась, то в мертвых зонах враг решительнее пошел вперед, стараясь не обращать внимания на частые винтовочные выстрелы прапорщиков и ополченцев… Все же полковник грамотно построил оборону — ибо мертвые для пулеметов зоны были наименее удобны для продвижения противника, а число опытных стрелков на этих участках Николай Адрианович довел до максимума. Так что вскоре приблизившийся враг был вынужден залечь по всему периметру обороны батальона, в который раз вступив в перестрелку с русскими…

И вот тут-то из-за значительного превосходства в живой силе, дела у турок пошли повеселее — даже несмотря на разрывы шрапнели над головами тех осман, кто по дурости своей попытался инстинктивно скучковаться за жиденькими укрытиями вроде железнодорожной колеи. Математика войны тут оказалась проста — у кого больше винтовок и решительных стрелков, сражающихся за жизнь и готовых идти до конца, тот рано или поздно победит…

Полковник Кравченко вырвался вперед бодро рысящей полковой колонны «запорожцев». Не такой и глубокий на межгорной равнине снег, он позволяет споро идти сосредоточенным, серьезным перед скорой схваткой кубанцам на звуки боя, на помощь товарищам… На мгновение осадив жеребца, Антон Тарасович прижал к глазам командирский бинокль, устремив свой взгляд к Сарыкамышу — а точнее к уже хорошо различимому железнодорожному вокзалу, где сражаются в полуокружении уцелевшие защитники города. До него и осталось-то всего пара верст… Несколько мгновений спустя он обратился к ординарцам:

— Петро, скачи к подъесаулу Дейнеге, пусть разворачивает батарею и открывает огонь шрапнелью по живой силе противника, следующей от пригорода к вокзалу. Задача — остановить продвижение врага и нанести наибольший урон.

— Есть!

Урядник, замерший было за спиной командиром, развернул коня и бодро порысил в конец колонны.

— Василь, а ты скачи к хорунжему Изюмскому. Пусть готовится открывать огонь прямо с двуколок — и поднажмет! Без его пулеметов нам в бою придется туго…

Когда второй ординарец ускакал к начальнику пулеметной команды полка, Антон Тарасович невольно усмехнулся, представив себе выражение лица хорунжего при получении боевого приказа, после чего тихо произнес:

— Ничего, Петр Васильевич, справишься. Вон, в ноябре сего года пехота Устюжского полка сумела открыть эффективный пулеметный огонь по германским кавалеристам с тачанки[3] — и ты сумеешь, голубчик!

…В очередной раз дернув затвор назад и открыв магазин, я лишь глухо застонал от разочарования. Патроны кончились — и морщась от боли в подраненном боку, я окончательно осел на пол, укрывшись за подоконником в крепком кирпичном здании начальника станции, ставшего одним из ключевых узлов обороны батальона. Окно я делил с бойцом взвода охраны — но последний был тяжело ранен в голову несколько минут назад… Еще бы целился толково, стараясь попасть — так нет, раненый до того в ногу немолодой мужик возрастом за тридцать (видать был призван из запасников) в какой-то момент сломался. Наверняка после первого же ранения и сломался… Так вот, перезаряжаясь за укрытием, он высовывался лишь для того, чтобы сделать быстрый, торопливый выстрел по туркам, не понимая, что бьет в молоко! Хотя по совести сказать, попасть по бегущему человеку из неавтоматического оружия задача вовсе не простая, тут нужно уметь и упреждение взять, и поправку на ветер при случае… И все же — я целился, как мог долго целился, стараясь, чтобы каждый выстрел нашел свою цель в рядах все ближе подступающих турков. И — Бог покуда миловал. А вот товарищ мой при очередной попытке высунуться и сделать быстрый, неточный выстрел, упал назад со сломанной тяжелым ударом пули челюстью, буквально раздробленной слева пулей маузеровского калибра…

Пуля прошла навылет, не убив бойца — но последний потерял сознание от болевого шока. Кое-как перевязав раненого уже во второй раз солдата, я выгреб из его подсумков все обоймы, россыпь патронов нашлась в вещмешке — но теперь уже весь запас кончился. И где обновить его, решительно не представляю… Пришел я в себя именно в этом здании уже во время боя, и в числе легкораненых вновь встал в строй. Где Жорж, прапорщик Марочко и прорвавшиеся с нами ополченцы — неизвестно… Вскоре сюда же отступили остатки двух взводов, теснимых турками — и временный лазарет превратился в опорный пункт. Большинство бойцов поднялись на второй этаж здания — оттуда целиться сподручнее. К слову, сверху по-прежнему раздаются частые выстрелы, да бодрые команды офицеров. А вот на первом этаже активность заметно упала — еще бы, включая меня в строю осталось всего пять человек…

— Братцы, патронами не богаты?

После непродолжительной паузы один из бойцов виновато ответил: