Комсомолец

* * *

Я рылся в памяти — выуживал всё, что помнил о прошлом и будущем бывшего владельца своего нового тела. Зевал, потирал глаза. Наблюдал за тем, как мои соседи по комнате вели уже активную беседу с блондинкой фотографом. Парни демонстрировали Фролович свою эрудицию и чувство юмора. Девица им о чём-то рассказывала, жестикулировала, улыбалась. Пимочкина в разговоре почти не участвовала. Но прислушивалась к нему. Иногда усмехалась, согласно кивала. И изредка посматривала в мою сторону.

Пару раз наши взгляды встретились. Я не прятал глаза. Не улыбался и не подмигивал. На время выныривал из глубин памяти. Вглядывался в правильные черты лица девушки, изучал их без стеснения. Удивлялся тому, как сильно Светлана походила на свою младшую сестру. Вновь и вновь отыскивал сходства Светланы Пимочкиной с Людмилой Сергеевной. И с теми чёрно-белыми изображениями покойной Светочки, что хранила Гомонова в гостиной, за стеклянными дверьми старенького серванта.

Пимочкина замечала моё внимание. Поначалу надменно отворачивалась. Потом вопросительно вскидывала брови. Я невольно улыбался, наблюдая за её узнаваемой мимикой: всё же общался с её сестрой не один год — семейные черты у них прослеживались очень явно. Изучал внешность девушки — как смотрел на картинку. Но у меня и мысли не возникло вступить с Пимочкиной в общение. Игнорировал её немые вопросы. А когда Светлана снова отворачивалась — вспоминал о Комсомольце.

— Всё-таки не скажешь? — вновь прозвучал рядом с моим ухом тихий женский голос.

Я повернулся к соседке.

Спросил:

— Не скажу, что?

— Куда Славика ранили, — сказала Боброва.

«Славика», — мысленно повторил я.

Обратило на себя внимание не только само имя моего соседа по комнате, но и то, каким тоном оно было произнесено — ласково, с придыханием.

Отметил: «У Аверина появился клуб поклонниц. Правильно. За геройство положены награды. Сомневаюсь, что можно считать за награду назначение старостой группы. А вот восторженные взгляды девчонок — в самый раз для паренька его возраста».

— Не спрашивал у него, — сказал я. — Честное… комсомольское. Но если хочешь, поинтересуюсь. Потом. Когда приедем в колхоз.

В глазах Бобровой промелькнул испуг.

Девица отстранилась от меня, будто я испортил воздух. Прижалась плечом к оконному стеклу. В то пространство, что освободилось между нами, запросто поместился бы мой рюкзак. Боброва посмотрела на меня сверху вниз — одарила суровым взглядом. Я увидел, как напряглись её мощные мышцы предплечий (руки этой девчонки больше, нежели те, что достались мне, напоминали мужские). Отметил и её мускулистые бёдра, обтянутые тонкой тканью трикотажных штанов. К ушам и скулам студентки прилила кровь.

— Да я… так, просто спросила! — сказала она. — Не нужно ему ничего говорить!

Я пожал плечами.

— Как скажешь.

И вдруг добавил:

— Советую тебе самой к нему подойти. И расспросить его о ранах и о китайцах. Мужчинам нравится о таком рассказывать, хвастаться своими подвигами.

— Вот ещё, — фыркнула Боброва. — Нашёлся… советчик.

— Я тебе хороший совет даю, — сказал я. — Таким можно и воспользоваться. Это сейчас Славка свободный парень. А будет ли он свободным, когда вернёмся из колхоза — это уже не факт. Смотри, уведут парня. Вон, как ему уже глазки строят. Герои — это штучный товар, на каждом углу не валяются и редко остаются бесхозными.

— Что ты болтаешь! — сказала девица.

Тут же спросила:

— Кто уведёт? Олька Фролович, что ли? Эта рыжая и тощая?

Посмотрела на бодро ворковавшую с парнями студентку фотографа. Недоверчиво ухмыльнулась. Вцепилась в поручни на спинке переднего кресла, не постеснявшись отодвинуть голову сидевшего впереди неё паренька. Прислушалась к рассказу рыжей. Не знаю, что она услышала (до меня доносились лишь обрывки фраз), но Боброва нахмурилась. И взглянула на Фролович уже иначе: как на соперницу.

— Ей этот… второй понравился, — неуверенно сказала она. — Могильный. Заметно же. Вон как она на него зыркает.

Я не продолжил беседу с Бобровой.

Потому что вдруг сообразил: видел лицо этой девчонки раньше. Как и лица Вячеслава Аверина и Павла Могильного.

И понял, почему не сразу опознал в своём отражении Александра Усика.

Среди бумаг, что я видел в папке с надписью «Комсомолец», была и одна фотография. Большая (форматом восемнадцать на двадцать четыре), чёрно-белая, но неплохого качества, хоть и местами пожелтевшая. На ней Светлана Пимочкина стояла по соседству с тем самым Комсомольцем; едва ли не прижималась к нему плечом. Выглядела счастливой. Людмила Сергеевна тогда сказала, что других фотографий Александра Усика в альбоме покойной сестры не нашла. Только эту, сделанную на фоне новогодней ёлки.

Я прикрыл глаза, попытался воскресить в памяти всё, что видел на том фото. Всех.

Пимочкина и Комсомолец стояли в самом центре снимка — создавалось впечатление, что они держались за руки. Улыбались. Казались примерно одного роста: должно быть, девчонка нацепила обувь с высокими каблуками. Платье Светланы украшала мишура и бумажный серпантин. Усик же, словно только вернулся с улицы, где гонял с приятелями в футбол: не выглядел нарядным. Я сообразил: не сразу узнал его лицо из-за дурацкой шапки, отвлекавшей на себя внимание — будёновки.

«Будёновка», — мысленно повторил я. Суконный шлем со складывающимися бортами и большой звездой над козырьком — именно в таком был Комсомолец на фото. О цвете шлема и звезды на нём я мог только догадываться (благо видел подобные штуковины в старых фильмах). Головной убор Усика показался мне нелепым и странным ещё при первом знакомстве с фотографией; совсем не подходящим для новогоднего костюма. Он сильно отвлекал внимание от лица парня, делая то незаметным при первом взгляде на фотографию.

А вот от лиц двух других парней, что стояли на снимке по правую руку от Комсомольца, внимание ничто не отвлекало. Напротив: их улыбки притягивали взгляд. Да и их одежда, пусть и была в стиле ретро, но гармонировала и с ёлкой, и с нарядами девчонок. Не постеснялись парни и украсить себя серпантином. Додумались не нахлобучивать на голову странные шапки со звёздами. Потому я и сумел сейчас воскресить их лица в памяти. Рядом с Усиком на том фото стояли Пашка Могильный и Славка Аверин.

«Ух ты ж, как интересно, — подумал я. — Получается, та Пашкина фраза: «Тебя ведь Олей зовут?», прозвучала не впустую. Усик, Аверин и Могильный жили в одной комнате. До Нового года успели сдружиться — это понятно. Оказались на одной новогодней вечеринке. Кто-то из них замутил с Пимочкиной или Фролович. Уж не Комсомолец ли? Понятно, почему Ольги Фролович не было на фотографии: она фотографировала. А вот как оказалась на том снимке Боброва? Сумела всё же охмурить Славку?»

Я покосился на свою соседку по автобусу. Тёмные волосы, короткая причёска, маленький нос — никаких отличий от той нахмуренной дамочки, что была на новогоднем фото рядом со Светланой Пимочкиной. Без сомнения, на то фото с Комсомольцем затесалась и Боброва. Три парня и две девицы под ёлкой… три девицы, если учитывать Олю фотографа. Мысленно тут же вообразил три счастливые пары… Вот только на том фото студенты не казались влюблёнными парочками (если только — Усик и Пимочкина).

«Усик и Пимочкина мутили любовь? — подумал я. — Не на попытке ли форсировать события парень схлопотал аморалку? Светке не понравилось? Или… он решил развивать отношения, но не с ней?»

Я снова взглянул на Боброву. Заурядная мордашка. Да и фигура — средняя, но слишком уж мощная. Не сумел представить её и тщедушного Сашу Усика, идущими по улице, держась за руки (или в нынешние времена непринято держаться на людях за руки?). Комичная получилась бы картина. С её мускулатурой, она Комсомольца и на руках смогла бы носить — особенно не напрягаясь.

Ухмыльнулся.

Скорее уж я видел рядом с Бобровой не Комсомольца, а героя битвы на Даманском Славку. Тем более что девица уже мысленно застолбила для себя место рядом с ним. И, судя по её серьёзному взгляду, за это место она поборется. Если преодолеет стеснительность. Хотя… успех бы я ей не гарантировал. Потому что на том новогоднем фото она и Аверин не казались влюблённой парочкой.

Мои размышления прервал громкий крик усатого доцента.

Он не только разогнал мои мысли, но и заставил замолчать первокурсников.

— Так… студенты, занимаем места! Больше никого не ждём!

Доцент кивнул водителю. Уселся на сиденье, где раньше стояла большая сумка. Рядом с той самой приглянувшейся мне студенткой, обладательницей заплетённых в косу светлых волос — Нежиной. Пригладил усики, положил на колени тетрадь со списком студентов. Помахал рукой — отогнал от себя клубы табачного дыма (водитель пыхтел папиросами без перерыва).

Шумно закрылась дверь автобуса.

— Отправляемся! — скомандовал доцент.