Целитель 8

Глава 7

Глава 7.

Среда, 12 апреля. Вечер

Москва, проспект Калинина

Наташка обрадовалась моему явлению, лишь заметалась внутренне, не зная, допустимо ли так сиять во дни траура. Тогда я первым подал девушке пример, вволю ее потискав. И было, за что.

Пока я рыбу ловил на Сегозере, моя секретарша провернула кучу дел, помогая советским «творянам». Перебрав пухлые папки, аккуратным штабелем попиравшим мой стол, мне осталось лишь головой качать в немом восхищении.

Литографический степпер на эксимерном лазере для минского «Планара»… Сетевая модель передачи данных ПУП/МП (протокол управления передачей и межсетевой протокол) от калининского «Центрпрограммсистем»… Разработка никель-металлогидридных аккумуляторов для завода «Сириус»…

- Ната-аш… - потянул я зачарованно. – И зачем тебе начальство? Ты и сама со всем справляешься!

- Ну, скажешь тоже! – девушка вспыхнула румянцем удовольствия.

- Да правда! Двигаешь прогресс! – настоял я.

Вот уже и Наташины ушки зарделись… Разгореться пожару не дали посетители. Вернее, посетительницы – эгрегор явился всем своим приятным коллективом. Рита даже Настю с собой привела.

- Привет! – кинулась ко мне сестричка. – А я у тебя тут еще ни разу не была!

Едва я приобнял родню, как девчонки навалились, щебеча вразнобой – и старательно обходя прискорбную тему:

- Ой, Мишенька, мы за тебя так волновались!

- Иже херувимы! Дай я тебя поцелую… Аля! Вот, противная какая! Я первая!

- В очередь! В очередь!

- Ой, мне только спросить!

Обласкан и оцелован, я присел на краешек стола, без натуги расплываясь в улыбке. Рядом на столешницу присела Рита. Настя жалась справа, а моя суженая тискалась слева. Окруженный волнующим теплом, я вплел в голос бархатистые обертоны:

- Это ж сколько мы с вами вместе…

- С ранней молодости! – хихикнула Светлана, тут же надувая губки. – Рядом на горшках сидели, а ты меня обижал! Сильно!

- Я?!

- А кто мне кармашек на передничке порвал? Не ты, скажешь?

- А не надо было моему медведю язык отрывать!

- А чего он дразнился? – Шевелёва развела руки, демонстрируя Рите размер моей старой игрушки. – Самый был здоровенный мишка в группе! Больше меня! Весь из белого поролона, а язычок красный-красный…

Мне показалось, что милая девичья болтовня не случайна. Возможно, даже отрепетирована – просто так, по доброте. За две недели горе не избыть, но можно же хоть отодвинуть в сторонку безрадостные думы! Вон, унылые тучи на небе тоже иногда расходятся, пропуская солнечный луч…

- Бедный мишка! - вздохнула Ефимова, нарочито печалясь. – Дюха ему лапу оторвал. Реву было… А эта малолетняя стервозина…

- Ха, а сама-то? – фыркнула Света заносчиво. – Кто у Мишки трусики стырил? Думаешь, я не помню?

- Ой, да это ж для куклы! – покраснела Аля.

- Ага, для куклы… А кто Мишку в постель затащил?

Ритины губы дрогнули, выпуская неяркий смех.

- Какая у тебя была бурная личная жизнь!

У Ефимовой даже шея нежно заалела.

- Тогда гроза была! – лепетала она оправдания. – Меня вся эта стихия до сих пор пугает!

- Да-а… - я сожмурился, памятью возвращаясь к далекому малолетству. – Лежит, трясется, хнычет… Сама худенькая, ручки-ножки тоненькие… Как гром грянет, вся в комочек сжимается!

- А Мишка сопит, и убаюкивает эту трусиху, - тепло улыбнулась Зина. – Наши кроватки рядом стояли… Сколько нам тогда было? Годика четыре?

- Ой, да больше… - затянула Альбина. – Ничего не помню…

Экскурс в давнее прошлое словно высветлил реальность, смёл серую паутину печалей. Наивные детские радости и горести нынче, по прошествии юных лет, воспринимались с одинаково мягкой улыбкой.

- Наш мозг запечатлел всё, всю нашу жизнь, - медленно проговорил я. – Просто мы не обо всем можем вспомнить.

- Житие мое… - пробормотала Светлана.

- Девчонки! – воскликнула Рита. – Вот точно, памяти нет! Я для чего вас позвала?

- Ой, поделиться же надо с Мишей! – подхватилась Аля.

Тимоша алчуще выставила ладони.

- Открой пузико, Гюльчатай! – заворковала она. Накрашенные губы изломились откровенно хулиганской улыбкой.

Я послушно задрал футболку, и горячие руки обожгли не шибко накачанный пресс.

«Надо хотя бы через день заниматься!» - мелькнули покаянные мысли, и растаяли, смытые жаркой волной – энергия мозга Зиночки прилила, затеплясь в висках.

- Хватит, хватит! – я отнял девичьи пальцы, и неуклюже пошутил: – Соблюдаем технику безопасности!

Когда Альбина наложила свои узкие ладошки, Рита пришатнулась к Насте:

- Давай, я с тобой поделюсь? Немножко.

Сестричка замотала головой, растрепывая прическу.

- Не, я хочу, чтобы Миша!

- Я тоже, - блеснула зубками моя нареченная.

Мне было заметно, что Рита ненавязчиво опекает Гарину-младшую, старается быть рядом, а когда у той глаза снова оказываются на мокром месте, прижимает к себе и шепчет на ухо слова утешения. Папина любимица, Настя и сама была привязана к отцу. Она сильно переживает утрату родного человека, и как будто волнами – вот только-только начинает улыбаться, тихонько, пастельно смеется, и вдруг падает тень. Девушка сникает, ее глаза наполняются слезами…

Иногда в такие моменты я бываю недалече, и буквально выхватываю сестренку из-под наплыва горя – беру на руки, хоть и с натугой, сорок восемь кило родимой красоты, укачиваю, и девчонка помаленьку успокаивается. Однако Рита чувствует гораздо тоньше меня. Еще ни одной тучки на горизонте, но ментальная «духота» усиливается…

И моя женушка тянет Настю за собой в магазин, или искать соседского кота на берегах Черного озера, или находит еще какой-нибудь способ отвлечь подружку и родню…

Моим вниманием завладела Светлана. Она последней изо всего эгрегора делилась со мною, и мне удалось уловить ее тревожный взгляд. Не отводя глаз, я приоткрылся, чтобы зря не переводить намерения в плоскость слов. На девичьих щеках проступила бледность.

- Я все понимаю, Миш, - в Светином шепотке угадывалось напряжение, подавленное волей. – Но это же очень опасно. Убить Джеральда Форда!

Кивнув поэнергичней, чтобы девушка не высмотрела обреченность в моем настрое, я сложил ее ладони в молитвенном жесте.

- Ты мне поможешь?

Шевелёва даже не спросила, чем именно – взмахнула ресницами, и твердо ответила:

- Да.

Пятница, 14 апреля. Ближе к вечеру

Москва, улица Горького

Не знаю, находился ли Кедрик под наблюдением доблестных чекистов, но по нему не скажешь – морда довольная, усы топорщатся, глазки щурятся… Толстый ленивый котяра.

Забрав почту на Центральном телеграфе, он неторопливо и непринужденно шагал «под уклон», в сторону Красной площади.

- Мы за ним? – шепнула Светлана, шагавшая рядом, под ручку.

- Его зовут Гвилим Кедрик, - разлепил я губы. - Работает в посольстве США, в консульском отделе. Низовой уровень. Каждую неделю заходит за почтой, но обратно на «Чайковку» не спешит. Любит посидеть в здешних кафе – в «Молодежном», в «Севере», в «Лире»… Сейчас, судя по всему, намылился в «Марс». Ну, или в «Космос». Гвилиму очень нравится изображать местного…

- Не спрашиваю, откуда такие подробности, - покосилась девушка. – Послезнание, да?

- Оно.

- А усики тебе идут, - на Светиных щечках продавились две милые ямочки.

- Конспи`гация, конспи`гация и конспи`гация, - уныло забубнил я. – Вернусь – сбрею.

- Попробуй только не вернуться! – шутливо пригрозила Светлана, маскируя тревогу.

- Честное слово, только туда и обратно!

«Все-таки, «Космос»…», - определил я, обгоняя мистера Кедрика в гулком переходе, и добавил вполголоса:

- У этого типа есть сейф, а в сейфе – чистые бланки американских паспортов…

- Ах, вон оно что… - затянула девушка, и спросила отрывисто: – Мои действия?

- Когда я заговорю с ним, подави его волю до полного послушания. У меня, у одного, не выйдет.

- У нас, - улыбнулась Света, - выйдет. А народу-то...

Вечер внес свои коррективы – у входа в кафе вилась изрядная очередь из влюбленных парочек и скучных одиночек, терпеливо выстаивавших у врат общепита. На пороге надменно высился «халдей» Иван Михалыч.

«Пустяки, дело житейское…»

Зеленая трешка перепорхнула в пятерню швейцара, и я «вывел» в «Космос» свою спутницу, ловя завистливые взгляды очередников.

«На первом этаже Кедрик ни за что не задержится, - соображал я, - малый зал отчего-то не популярен…»

Рука об руку, мы со Светой поднялись в большой. Высмотрев единственный свободный столик у дальней стены, отделанной стеклянными шариками, я захватил его. Церемонно усадил даму, а наши куртки небрежно сложил на третий стул.

Пока подружка делала заказ, а молоденькая официантка постреливала на меня подведенными глазками, я следил за входом. Если уж американец нацелился на кафе-мороженое, то он непременно… Ага, а вот и Гвилим наш Кедрик!

Невысокий и полный, в черной паре, сотрудник консульского отдела смахивал на бухгалтера. Потертый кожаный портфель доводил этот образ до полной завершенности.

Не глядя на Кедрика, Светлана выдала слабый гипнотический посыл, и янки, поозиравшись, выбрался к нашему столику.

- Вы позволите? – в мягком выговоре Гвилима скорей узнавался украинский акцент.

- Да, да, пожалуйста, - явил я русское гостеприимство.

Пыхтя, Кедрик уселся, пристроив портфель у ноги. Ковыряясь в креманке, мне пришлось выждать, пока «объекту» принесут заказ.

Мороженое «Солнышко» с абрикосовым вареньем. Пирожное. Коктейль.

С удовольствием опорожнив наполовину бокал «Шампань-коблера», Гвилим посмотрел на соседей дружелюбными бусинками глаз. Внезапно они заблестели не по-живому, как шарики, заделанные в тутошнюю штукатурку.

- Нужно сделать паспорт гражданина США одному человеку, - ясно и четко выговорил я. – Вот фотографии, все данные с обратной стороны.

По тому, как напряглись плечи Светланы, стало понятно – Гвилим «поплыл». Лицо Кедрика слегка обрюзгло, а сам он осел в кресле, будто теряя скелет. Но программа работала: «объект» незаметно смел фотки, и с аппетитом принялся за мороженое.

- Завтра в то же время, - пробормотал он, лакомясь. – В кафе «Марс».

Суббота, 15 апреля. Вечер

Зеленоград, аллея Лесные Пруды

После того, как мы с Ритой поселились в «красном доме», я поневоле отвык от той атмосферы, которую создавала мама своими хлопотами. Звуки и запахи сочетались в незримую ауру, осенявшую каждый закоулок квартиры в "Зелике".

Негромко бренчат тарелки, позвякивают вилки, журчит вода. Мама моет посуду. Хотя… Нет, это Рита. У мамульки мытье озвучивается энергичней, бравурней.

Мягко шлепает дверца холодильника – это Настя убирает масло, нарезку, салат. Но «съедобные» запахи все еще витают в воздухе – сытый организм лениво отмечает их.

Я кривовато усмехнулся. Аура… Она здорово пригасла. Не хватает папиного бурчанья и шелеста многочисленных газет. Мама не вступает с отцом в шутливую перебранку… Не с кем больше.

Хорошо, хоть не замкнулась. Просто стала молчаливей. Сосредоточенней на учебе. Даже у Насти взгляд задумчив и рассеян.