Ястреб над океаном

* * *

«Кэтсберд» делает теперь 180 километров в час, так как 300 километров, отделяющие два больших острова Коай и Оаху, пройдены в один и три четверти часа. Солнце еще не успело сесть, когда послы из Мидуэя прибыли на вершину Бербера, в 25 километрах до Гонолулу. Кто знает – будет ли этот город пределом их отважного путешествия? Аэроплан замедлил свой ход и поднялся на сто метров над только что появившейся перед ним скалистой вершиной. Авиаторы различают теперь вдали, на противоположной стороне залива, где вместо скал виден песчаный берег, ряд высоких горных, покрытых лесом вершин, у подножия которых расстилается большой город.

Это Гонолулу, представляющий не только столицу, но и единственный большой порт, поддерживающий сношения между всем архипелагом и остальным миром.

– Взгляните налево, Морис!

Протянутая рука лейтенанта Форстера указывала приятелю на другой город, расположенный ближе.

Инженер спохватился, что поступил неосторожно, выдав свое присутствие и предоставляя себя, так сказать, их взорам, если японцы находятся на острове. Через несколько секунд аэроплан опустился и понесся в нескольких метрах над тростниковыми плантациями, тянувшимися насколько мог охватить взор.

Он чуть не задевал цветущие венчики. Здесь, совсем близко, на расстоянии не более шести или восьми километров открывается новый порт Пирл-Харбор, который федеральное правительство намеревалось превратить в первоклассный военный порт.

Это обширное естественное озеро в двенадцать квадратных миль, разделенное внутри на три широких бассейна. Огромные постройки, доки, пакгаузы, железные дороги окружали эту внутреннюю бухту, где мог бы укрыться от выстрелов с моря не один флот.

На высоком гребне, поднимающемся на севере, можно было различить форты, батареи, башню, где, вероятно, находилась станция беспроволочного телеграфа. Какой флаг развевается на этой неоконченной крепости? Нельзя разглядеть. Но два крейсера, стоящие на якоре в центральном бассейне, выкрашены в серовато-синий цвет, принятый японцами для того, чтобы их суда были менее заметны с моря.

Это плохой признак.

Вот и еще два крейсера у входа в пролив. Они, по-видимому, крейсируют замедленным ходом.

Пока лейтенант Форстер разглядывал суда, стараясь найти ответ на мучительный вопрос, аэроплан продолжал свой путь. В этом состоит его неудобство по сравнению с дирижаблем: для того, чтобы удержаться в воздухе, аэроплан должен двигаться вперед и не может остановиться для отдыха или наблюдений. Он может спастись от какой-либо опасности, только двигаясь безостановочно вперед.

Дирижабль, очутившись в положении наших авиаторов, мог бы остановиться, повернув к ветру свое острие, и дать обратный ход винтам. «Кэтсберд», как Вечный жид воздуха, безостановочно движется вперед. Приблизительно на расстоянии трех километров их взорам открылся новый порт. Он был расположен на гладкой, слегка выступавшей возвышенности. Аэроплан пролетел над ней и продолжал путь.

Уже можно было различить валы, защищающие орудия от продольного огня, пушки с длинными, черными дулами, две верхушки средних башенок.

Если суда, крейсирующие около Мидуэя, известили жителей Оаху при помощи беспроволочного телеграфа – а это вполне возможно, – и если аэроплан был замечен на мысе Барбер с момента своего появления, то при прохождении над крепостью он будет встречен выстрелами из митральез или сильной канонадой. Эта мысль заставляет Мориса Рембо действовать рулем направления. «Кэтсберд» описал полукруг по направлению к югу и пустился прямо к скалам.

Но замечание лейтенанта Форстера тотчас изменило намерение инженера:

– Осторожно! Морской берег наводнен акулами!

И в самом деле, нигде нельзя встретить такое множество этих чудовищных рыб, как в водах Гавайского архипелага. Но это не мешает как туземцам, так и светскому обществу в Гонолулу купаться в море во всякое время дня и ночи на излюбленном морском берегу при всегда одинаковой, весенней температуре. Неосторожность купающихся только кажущаяся, так как окружающие острова коралловые рифы не подпускают акул близко.

И если аэроплан опустится за этими рифами, то авиаторы будут проглочены акулами в несколько секунд.

Если же, выйдя в море, они уйдут от крепостных митральез, то попадут под выстрелы судов. Падение неизбежно, если пуля поразит Мориса Рембо.

Все эти мысли мелькали в голове молодого инженера, пока «Кэтсберд» парил с наклоненными крыльями по направлению к рифам. Прежде чем достигнуть их, он продолжал полет для того, чтобы описать полный круг. Несколько минут спустя аэроплан исчез из виду долины Гонолулу, за тянущейся параллельно западному берегу цепью высоких холмов.

– Как же узнать теперь, – сказал инженер, – после того как мы избежали первую опасность, не находятся ли там японцы?

– Боюсь утверждать, – ответил американец, – но все заставляет опасаться этого. Какие же это суда, если не японские? Они находятся слишком далеко для того, чтобы можно было различить их, но, очевидно, эти суда не принадлежат нашей дивизии стационеров Окленда. Работы в Пирл-Харборе подвинулись не настолько, чтобы наше правительство отрядило сюда постоянное морское войско. Итак – это японские суда, тем не менее…

– Что же делать?

– Спуститься в Гонолулу с севера, минуя форты и суда.

– Что же мы найдем в окрестностях города?

– В конце есть соединяющаяся с целым городом улица Форт-стрит, где находится казарма… Я хорошо знаком с городом, так как был здесь два года тому назад. Пролетим над ним ближе и заглянем внутрь. Если город занят японцами, мне удастся легко отличить их черные мундиры от синих хаки наших солдат.

– Согласен! Мы отделаемся несколькими выстрелами… Прежде всего необходимо знать…

Аэроплан скользил над обширными полями сахарного тростника, и заводы следовали за заводами, показывая какой степени процветания достигло на архипелаге со времени американской аннексии в 1898 году производство сахара. В настоящее время производится до 500 тысяч тонн сахара на сумму 600 тысяч франков. Сахарный король играет такую же роль на Сандвичевых островах, как хлопчатобумажный король на юге Соединенных Штатов.

Ближе к берегу тянулись прорезанные тысячами каналов рисовые плантации с разбросанными на них домиками, крытыми сверкавшими на солнце металлическими пластинками, представлявшими не что иное, как обломки коробок от консервов, употребляемых китайцами. Эти же китайцы монополизировали разведение риса в Оаху. Дальше идут каучуковые леса, плантации хлопчатой бумаги и табака.

И несмотря на серьезность вопроса, который им предстояло разрешить, Морис Рембо не мог не сознаться при виде этих цветущих полей, обширных поместий, высоких дымящихся труб – как далек он был от мысли найти подобное богатство на этих отдаленных островах, которые во Франции считают грудами лавы.

Очевидно, французская торговля относится к ним с пренебрежением потому только, что не знает их.

Аэроплан пронесся теперь прямо на Гонолулу, незаметный для приближающихся с севера, среди разбросанных деревьев. Железнодорожный путь тянулся вдоль берега озера, высокие трубы сталелитейного завода извергали среди зелени целые тучи черного дыма. Белые дорожки прорезали луга, усеянные быками и овцами, представлявшимися сверху в горизонтальной проекции. Шум моторов долетает до авиаторов, и автомобили останавливаются и следят за странной птицей, прорезывающей синеву вечернего неба.

– Мы найдем здесь сколько угодно бензина, – сказал инженер.

– Я думаю, дорогой Морис, все американские миллионеры, приезжающие сюда для восстановления расшатанного здоровья или для наблюдения за своими плантациями, владеют автомобилями или яхтами. Достаточно двух часов для того, чтобы возобновить все наши запасы.

– Где же нам опуститься?

– Над этой казармой, к которой мы приближаемся. Там имеется плац для маневров в полумиле, плоский, как ладонь.

– Слушайте…

Справа послышался грохот, эхом прокатившийся среди высоких гор, расположенных по левой стороне. Морской офицер пробормотал:

– Орудие!..

Как бы в ответ через несколько секунд раздался ближе, по-видимому, из города, второй выстрел.

– Возможно, это сигнал к тревоге, – сказал Морис Рембо.

– Вероятно, нас видели в Пирл-Харборе, куда, несомненно, телеграфировали о нашем отъезде из Мидуэя, и теперь все предуведомлены об этом.

– Соотечественники не стали бы прибегать к подобной сигнализации…

– Я полагаю…

– В таком случае я поднимаюсь!..

– Это будет благоразумнее, и еще благоразумнее было бы поторопиться…

– Не сделать ли нам полукруг?

– Лучше все разглядеть: по крайней мере, мы не будем жалеть, что продолжали путь к Гавайским островам.

Через несколько минут «Кэтсберд» достиг 200 метров высоты, а винты его, делая по 1600 оборотов, ускорили движение к открытому морю.

– Вот казарма, о которой я говорил… и рядом плац для маневров, окруженный двойной аллеей кокосовых пальм…

– Напрасно мы будем пытаться скрыться, – заметил инженер. – Даже когда совершенно стемнеет, шум нашего мотора привлечет внимание целого города. Мне следовало приобрести бесшумный двигатель с глушителем.

– Ну, я не думаю, чтобы они попали в нас при подобной скорости аэроплана!..

– Достаточно одной пули…

– Бог милостив…

Глядя в морской бинокль, американский лейтенант ждал, пока под их ногами появился двор, окруженный невысокими постройками. Можно было различить маленькие правильные группы, точно шашки, расставленные для игры в домино, другие, по-видимому, пробирались на плац для маневров…

Теперь был виден весь город, менее чем в двух милях испещренный садами и фабриками, лесопильными заводами, литейными мастерскими и складами угля и дерева. Среди обширных лужаек выделялся своими белыми террасами, прекрасным парком, коралловыми стенами старинный дворец гавайских королей, представляющий теперь резиденцию губернатора. Вблизи дворца возвышается здание, напоминающее укрепленный замок, служившее во времена независимости больших островов гвардейской казармой.

Дальше тянулись обширные отели, окруженные набережными, красивые тенистые бульвары, храмы, разбросанные среди зелени, и над всем этим возвышался потухший кратер Пенчбуля, откуда Камеамеа, Петр Великий канаков, объявил себя властителем целого архипелага.

– Это японцы, – объявил лейтенант Форстер. – На этот раз я уверен в этом… Скорее, Морис!

Больше он ничего не успел сказать.

Послышался треск, и град пуль рассыпался в воздухе, точно рой жужжащих мух. Одна из них, по-видимому, попала в звякнувший мотор, другие прошли через крылья.

Послышался короткий вопрос инженера:

– Вы не ранены, Арчибальд?

– Нет, а вы?

– Нет! Крепитесь!

И под впечатлением неожиданного вдохновения Морис Рембо резко повернул руль глубины, нагибая его к земле. «Кэтсберд» сразу опустился с 200 метров до 40 и, казалось, уже задевал верхушки кокосовых пальм и эвкалиптовых деревьев. Глядевшим на него снизу, вероятно, казалось, что он падает! В эту же минуту раздался второй залп, направленный в высоту, откуда он уже исчез.