Честное пионерское!

* * *

— …Там космический корабль прыгает через пространство, — уже охрипшим голосом декламировала Надежда Сергеевна. — Наверно, здесь то же самое. При случае надо будет уточнить.

Она потёрла глаза; зевнула, спрятав рот под ладонью. Надежда Сергеевна не признавала, что устала (хотя я ещё около часа назад предлагал ей отдохнуть, чем вызвал недовольное сопение рыжего соседа). Темп её чтения с каждой прочитанной главой снижался. Надя (мысленно я называл её именно так) всё чаще сбивалась, делала вынужденные паузы. За окном стемнело. Пару минут назад в палату заглянула санитарка — с намёком показала Ивановой на часы (та кивнула, но продолжила чтение). Упрямо добралась до конца седьмой главы. И лишь теперь прервала рассказ.

— На сегодня всё, — сказала она.

Взглянула на меня, виновато улыбнулась. Я вновь подумал, что не отказался бы от такой невестки. Будь мы не во сне, а в реальности, обязательно попытался бы сосватать Наде своего старшего. Пару месяцев строгой диеты и активных занятий в тренажерном зале — Иванова стала бы просто красавицей. Уж точно посимпатичнее той губошлёпки с силиконовым выменем, что недавно отобрала у моего старшего трёхкомнатную квартиру в центе Великозаводска. Хотя и сейчас эти Надины большие глазищи буквально притягивали мужские взгляды (видел, как она гипнотизировала ими моего лечащего врача).

— Устала, — сообщила женщина. — Даже руки немеют. Смотри, Мишутка, какие пальцы холодные.

Я увидел, как она взяла меня за руку (аккуратно, будто боялась повредить мне пальцы). Я смотрел на свою детскую ручонку на ладони женщины. Вот только моя бледнокожая конечность по-прежнему казалась чужой: не из-за своего внешнего вида — я всё ещё не ощущал прикосновений к ней. Мог лишь гадать: действительно ли у Нади холодные пальцы, или та хитростью хотела разоблачить моё воображаемое притворство. Я напомнил себе, что эта женщина считала меня своим сыном (так распорядилось моё воображение); представил, какие чувства испытал бы на её месте, если бы вот так же пришёл в больницу к одному из своих мальчиков.

— Чувствуешь? — спросила Надежда Сергеевна.

— Нет.

Заметил, что мой ответ погасил вспыхнувшую, было, в глазах женщины надежду.

Надя Иванова вздохнула.

— Ничего страшного, — сказала она. — Скоро чувствительность вернётся. Не переживай, сынок.

Закрыла книгу, положила её на тумбочку. Потёрла глаза, убрала со лба непослушный локон. Снова уловил её сходство с моей настоящей матерью (хотя не понял, в чём именно оно заключалось). Надя поправила на плече халат, нерешительно огляделась (будто не желала покидать палату, искала повод тут задержаться). Взглянула и на окно, где со стороны улицы суетился большой мотылёк — бился об оконное стекло, надеясь попасть в ярко освещённую палату. И я, и Иванова одарили его равнодушными взглядами — рыжий парень грозно показал насекомому кулак.

— Завтра продолжим чтение, — пообещала Надежда Сергеевна.

Она встала со стула, склонилась надо мной — поцеловала меня в лоб (снова уловил запах её духов).

Ответом ей стала моя улыбка (во всяком случае, я попытался улыбнуться) и печальный вздох конопатого парнишки.