Гимназия №6

Глава 14

Я никогда не считал себя ни пугливым, ни дерганым, ни даже особо впечатлительным. Но после пережитых приключений тело, видимо, еще не успело окончательно избавиться от избытка адреналина и прочих естественных стимуляторов. И когда меня окликнули буквально с нескольких шагов, я разве что не подпрыгнул, разворачиваясь

Впрочем, опасаться оказалось нечего: вместо кровожадной банды восьмиклассников рядом возник мой вчерашний знакомый — городовой Степан Васильевич Игнатов… то есть, дядька Степан. Коренастая фигура в белом кителе отлипла от стены и шагнула мне навстречу из-за угла — и вид у старика был настолько расслабленный и радостный, что из головы тут же вылетели всякие остатки тревоги.

— Чего-то ты опять припозднился, Владимир. — Дядька Степан покачал головой — но тут же снова заулыбался во всю ширь. — Небось, гуляли с друзьями?

— Ага, вроде того… — пробормотал я.

Делиться историей о своем удалом побеге из гимназии я не собирался — в том числе и потому, что после разгрома, который мы учинили на складах Чернышева переулка, кто-то из рабочих наверняка позвал городовых. А уж если коллеги дядьки Степана изловили кого-то из восьмиклассников…

Нет, ему об этом знать определенно не стоит.

— Дело молодое, понимаю! — Старик, на мое счастье, не стал допытываться — вместо этого чуть оттянул кожаную полоску оружейного ремня. — А мне вон, гляди, чего выдали. Вещь!

Я уже успел заметить торчавший из-за плеча ствол винтовки. Обычной мосинской «трехлинейки» — ну, или чего-то очень на нее похожего. Положенного по комплекту штыка не имелось, зато появилась обновка быстрее некуда: георгиевский капеллан пообещал раздобыть оружие вчера вечером — и сдержал слово.

— Ну все, дядька Степан, можно спать спокойно, — улыбнулся я. — Теперь никакая Жаба не пролезет. Только вам выдали, или всем городовым?

— Да если бы всем… По одной винтовке на пост, получается. И только здесь, вокруг кладбища — где места самые опасные. — Дядька Степан протяжно вздохнул — и тут же снова заулыбался, скидывая винтовку с плеча прикладом вниз. — Зато смотри, Владимир, какая — новенькая, еще в масле! Не иначе как из запасов Ордена — у нас в полицейском управлении такой красоты отродясь не водилось.

Я с трудом поборол соблазн прикоснуться к оружию. Почувствовать вес, пробежаться пальцами по деревянному ложу винтовки, пощелкать затвором — а и то и прицелиться в ближайший фонарь. Понять, чем местная игрушка отличается от тех, что были в ходу в моем мире в начале прошлого столетия… Но дядька Степан такое бы точно не оценил.

— Ладно, чего я тут заладил, — вдруг спохватился он. — Ты, же, небось, еще не ужинал?

От одного упоминания о трапезе у меня тут же заурчало в животе. В самом деле, ел я сегодня всего один раз, давно… и явно маловато — драка в столовой началась раньше, чем дело дошло до второго блюда. Молодой организм явно потратил за день куда больше, чем приобрел — и теперь настойчиво намекал, что самое время исправить оплошность.

— Слушай — а давай до нас, Владимир? — Дядька Степан хлопнул меня по плечу. — Сейчас смена подойти должна, а дома Ирина Федоровна, супруга моя, как раз щец наварила. Лешку с корпуса отпустить должны… С семьей познакомлю — ты ж мой спаситель, получается. Заодно и отужинаешь.

Я честно попытался отказаться — но без особого старания. Слишком уж мрачной показалось тут же всплывшая в голове картина собственного жилища — единственной тесной комнаты без малейших признаков съестного.

Да и дядька Степан определенно не собирался принимать отказ — и буквально через четверть часа уже бодро вел меня через дворы к себе в гости. Мы действительно оказались почти соседями — семейство городового обитало совсем рядом, за углом — в паре дворов от доходного дома с моей комнатушкой в мансарде.

— Иринушка, душа моя, я пришел! — громогласно сообщил дядька Степан, отпирая дверь. — И не один, а с товарищем.

— Проходите, — отозвался откуда-то женский голос. — Как раз на стол накрываю — ужинать будем!

Видимо, гости в этой квартире появлялись нередко — хозяйка ничуть не удивилась и даже не выглянула нам навстречу — видимо, была слишком занята. Зато без лишних любезностей у меня оказалось достаточно времени осмотреться, пока неторопливый дядька Степан разувался, выбирался из кителя и вешал на гвоздь в прихожей портупею с кобурой.

Жили здесь явно просто — без излишеств и уж тем более без малейших признаков роскоши. Простая отделка, хлипкие деревянные двери, явно недорогая мебель — примерно как в моей мансарде. Впрочем, по сравнению с ней квартира дядьки Степана казалась чуть ли не хоромами: аж целых две комнаты, да еще и с просторной кухней, где запросто помещался изрядных размеров стол, за которым уже собралось все семейство.

Ирина Федоровна выглядела под стать мужу, хоть и была моложе лет на десять, если не больше — тоже невысокая и крепко сложенная, с убранными в пучок седеющими волосами. Даже в возрасте ее круглое лицо смогло сохранить если не красоту, то какую-то особенную неброскую привлекательность — морщинки его ничуть не портили.

Скорее наоборот — добавляли чего-то уютного, материнского. А может, дело было в одежде… или в дымящейся кастрюле, которую хозяйка как раз ставила на стол.

— Это Владимир Волков, — представил меня дядька Степан. — Гимназист… и спаситель наш, получается. А это моя семья: супруга, Алексей, младшенький наш — и Марья.

— Племянница моя, из Тобольской губернии, — пояснила Ирина Федоровна. — Садись, Владимир — кушать будем.

Я с готовностью опустился на стул — почетное место во главе стола, да еще и рядом с самим дядькой Степаном. И тут же принялся воздавать должное хозяйкиной стряпне. Щи оказались постные, без намека на мясной бульон, зато вкусные и такие густые, что ложка порой застревала. Да и наварили их столько, что на всех хватило с добавкой.

Семейство ужинало молча: тишину нарушали только звон посуды, поскрипывание видавшей виды мебели и мерное тиканье часов в комнате зе стеной. Я следовал всеобщему примеру — не забывая, впрочем, потихоньку изучать своих соседей по столу.

Черноволосый и голубоглазый Алешка то и дело поглядывал на меня со странной смесью любопытства и пренебрежения. На вид ему было лет двенадцать, не больше, и он вряд ли достал бы мне макушкой до середины груди — но, похоже, уже давно успел напитаться горделивым духом кадетского корпуса. И смотрел на всех «гражданских» сверху вниз, а гимназистов и вовсе наверняка считал совершенно не приспособленными к жизни белоручками.

А вот Марья…

От ее взгляда почему-то становилось… становилось жарко, будто кому-то вздумалось затопить печь, предварительно закрыв на кухне все двери и окна. Племянница из Тобольской губернии сидела напротив и буквально пожирала меня глазами. Настолько беззастенчиво, что еще немного — и это, пожалуй, показалось бы неприличным.

Я пытался смотреть в тарелку, на блюдо с нарезанным хлебом, на стену, даже на дядьку Степана — но раз за разом снова натыкался взглядом на темно-зеленые искорки. Хитрые, озорные, наглые — и все же ничуть не отталкивающие, а скорее наоборот.

Я едва ли мог назвать Марью писаной красавицей — зато она была в том возрасте, когда женщине сложно выглядеть непривлекательной: ровесница — а может, на год или на два старше меня. Светлая кожа, едва тронутая загаром, чуть вздернутый аккуратненький носик, россыпь веснушек и копна густых русых волос. Самое обычное приятное лицо. И фигура под стать: невысокая, округлая — в тетку и, видимо, в мать — но напрочь лишенная тяжеловесности. Свободная одежда скрывала… подробности, однако я почему-то сразу представил их во всей красе.

И еще как представил.

Странные мысли. Особенно для того, кто прожил на свете не одну сотню лет, за которые, конечно же, встречал девчонок и посимпатичнее. А вот Володе Волкову, чье тело я «носил» всего около суток, что-то подобное явно было если не в новинку, то уж точно не самым привычным. Наверное, поэтому озорной взгляд Марьи и прожигал меня разве что не до самых костей.

Семнадцать лет. Юность, самый разгар гормонального шторма — и, как следствие, эмоции и ощущения, которые я-прежний перерос так давно, что уже успел забыть. Нет, конечно, мой дом в том мире никогда не был монастырем и обителью целибата, но…

Когда мы с Марьей одновременно потянулись за хлебом, и наши руки соприкоснулись, стало совсем тяжко. Кожу легонько кольнуло, будто ударило током, и приятное тепло тут же вскарабкалось до самого плеча — а оттуда расползлось через грудь и к животу, и по шее. Хорошо, что я уже успел слегка загореть, а на кухне было не слишком светло — иначе все за столом непременно заметили бы, что мои щеки наливаются пунцовым. Иными словами, древний воитель и колдун краснел, как малолетний пацан.

Впрочем, я и есть малолетний пацан… Теперь.

Забытое ощущение сложно было назвать неприятным, но когда ужин, наконец, завершился, я испытал самое настоящее облегчение. И тут же смылся на лестницу вслед за хозяином, который отправился покурить.

— Владимир?.. Прикрой дверь — дым в квартиру идет.

Дядька Степан сам толкнул тяжелую створку, уселся на подоконник и, отодвинувшись, принялся сосредоточенно тянуть папиросу. И явно ничуть не обрадовался моему появлению рядом — скорее наоборот. И даже его обычная словоохотливость исчезла, будто за ужином случилось что-то нехорошее.

И я уже успел было подумать, что он заметил, как мы с Марьей переглядываемся — но дело оказалось вовсе не в этом.

— Послушай, Владимир… Дело у меня к тебе есть. — Дядька Степан нахмурился и на мгновение смолк. Будто изрядно сомневался, стоит ли вообще говорить дальше — но все-таки продолжил: — Помощь твоя бы пригодилась.

— Всегда пожалуйста, дядь Степан. — Я пожал плечами. — Чем смогу, как говорится.

— Вот ты как раз и сможешь. Тут человек крепкий нужен, и с умом. Я уж, грешным делом, думал Лешку просить — но рано ему по ночам бродить, мал еще. — Дядька Степан улыбнулся в прокуренные усы. — Вот я и подумал — может, не случайно мне тебя бог послал. Если уж ты одной саблей с Жабой управился — то и здесь не подведешь.

— Здесь? — переспросил я. — Мне бы поточнее…

— Упырь у нас в околотке завелся, Владимир, — вздохнул дядька Степан. — И надо бы его прибить, покуда дел не натворил.