Гимназия №6

Глава 22

— Мать… Матерь божья.

Дельвиг явно хотел выразиться покрепче — но помешало то ли мое присутствие, то ли чин капеллана. Но выражение его лица говорило само за себя: хмурое, сосредоточенное, с тревожно бегающими по сторонам глазами. Бедняга сверкал стеклами очков и будто пытался смотреть одновременно и на вход подвал, и на ближайший угол дома, и на тот, что подальше.

И не зря: Упыри перли разом и буквально отовсюду. Трое ковыляли по двору нам навстречу, еще несколько с глухим рычанием лезли из темного проема у поленницы, но куда больше меня смущали те, что выруливали из-за дома — с обоих сторон разом, один за одним… Как будто за каждым углом вдруг нарисовалось по Прорыву — этакому конвейеру, штампующему зубастого уродца в три-четыре секунды.

Их уже набралось около полутора дюжин — и Упыриное подкрепление продолжало прибывать со всех сторон. Даже с тыла — и теперь мы всерьез рисковали оказаться чуть ли не в окружении. Без оружия, вдвоем против целой толпы. Солдаты остались на перекрестке примерно в половине километра отсюда — и неизвестно, есть ли часовые или патрульные где-то ближе.

Так себе арифметика.

— Бежим? — поинтересовался я.

— Тихо, гимназист. Встань за мной.

Дельвиг явно нервничал, но все же действовал быстро и собранно: подхватил меня под локоть, задвинул себе за спину и даже оттолкнул — видимо, чтобы не мешался. Чуть пошире расставил ноги, опустил плечи, как в боксерской стойке. С негромким хрустом помотал головой, разминая шею, вытянул руки.

И полыхнул мощью Таланта.

До моих ушей донеслась короткая фраза, сказанная почти шепотом. И не на русском языке — то ли на латыни, то ли вообще на греческом. Похожая одновременно и на строчку псалома, и на строевую команду: чуть распевная в начале, а концу резкая и хлесткая, как удар кнутом или саблей… Эффектная.

И, похоже, еще и весьма эффективная: на фоне результата даже подготовка боевого заклятия… скажем так, несколько терялась. На мгновение ладони Дельвига сверкнули так, что во дворе стало светло, как днем — и от него во все стороны разошлась яркая волна. Ближайшие Упыри не успели издать и звука: вспыхнули ослепительным, почти белым пламенем — и повалились на асфальт, на глазах тая, как восковые свечи.

Тем, кто шел за ними, досталось немногим меньше. Живые… или не совсем живые факела хором взвыли, вытягивая к Дельвигу уродливые когтистые лапы, и тоже рухнули, не пройдя и пары шагов. Остальных огонь только слегка поджарил и отбросил назад — но, похоже, не лишил ни сил, ни даже аппетита.

Дельвиг повторил свое то ли заклинание, то ли короткую молитву и снова сверкнул, но на этот раз уже не так ярко. Заряда хватило только на четырех Упырей, а остальные лишь на мгновение замедлили шаг — и снова поперли вперед, на ходу теряя куски горелой плоти.

— Назад! — Дельвиг попятился, толкая меня локтем. — Беги, гимназист… Беги сейчас же!

Умения георгиевского капеллана знатно выкашивали местную нечисть — зато и сил, похоже, требовали немало. Третья вспышка высосала беднягу буквально до капли. Он сжег еще троих зубастых, но и сам не выдержал. Рухнул на колени и завалился бы дальше, не успей я подхватить его под руку.

Даже темнота не могла скрыть, как сильно Дельвиг побледнел. Узкое лицо застыло восковой маской, на лбу выступили бисеринки пота, а глаза за стеклами очков разве что не закрылись. Полное, абсолютное истощение — можно сказать, в ноль. Неизвестно, какая сила вообще еще поддерживала капеллана.

Но сражаться он так и не прекратил. Голова безвольно свесилась на грудь, худые плечи под плащом опустились — а руки продолжали работать, будто вдруг решили зажить собственной жизнью. Расстегнули тугие пуговицы на плаще, чуть оттянули плотную коричневую кожу — и через мгновение извлекли наружу тускло блеснувшую железку.

Почти извлекли. Несмотря на сверхчеловеческую волю и упрямство, сил управиться со здоровенным револьвером у Дельвига все-таки уже не хватало.

— Беги, гимназист… — Он снова дернул, но ладонь беспомощно соскользнула с рукояти. — Слышишь меня?

— Бегу и спотыкаюсь, — буркнул я.

И без особых церемоний отобрал у капеллана оружие — рванул так, что кобура выскочила из-под плаща вместе с наплечным ремнем и патронташем. Поначалу модель показалась незнакомой, но как только пальцы нащупали в темноте изогнутую «шпору» под спусковой скобой, память тут же услужливо выдала все, что нужно.

Шестизарядный револьвер системы Смита и Вессона под калибр «сорок четвертый русский» — или четыре целых и две десятых линии. Громоздкий, архаичный… если не сказать — древний. В моем мире императорская армия приняла эту игрушку на вооружение, кажется, еще в начале семидесятых годов прошлого века. И уже в девяносто пятом отказалась, перейдя на револьвер Нагана. Компактный, хваткий и почти вдвое легче.

Но Дельвиг — а может, и все георгиевские капелланы — сохранил верность «американцу». Увесистому, медлительному, лишенному возможности стрелять самовзводом, не дергая курок каждый раз — зато надежному и могучему. То ли из-за недостатка денег у Ордена, то ли из-за каких-нибудь традиций — а скорее потому, что патрон Смита-Вессона обладал почти запредельной по нынешним временам мощью: свинцовая пуля диаметром почти в одиннадцать миллиметров с тридцати шагов пробивала четыре дюймовых доски и без особого труда могла остановить и несущуюся галопом лошадь, и медведя, и буйвола.

И Жабу… Хотя на такую тушу, пожалуй, понадобилось бы две или три.

Упырям хватало и одной — и не обязательно в голову. Я почти не целясь уложил двоих рядом, а потом принялся методично отстреливать тех, что подальше. Трехлинейный патрон «нагана» пробивал зубастых насквозь, а «сорок четвертый» буквально сносил, отрывая конечности и раскидывая во все стороны вязкие брызги жижи и осколки черепов. «Смит-Вессон» щелкал и громыхал в моих руках — мерно, неторопливо и солидно, как и полагалось видавшему виды ветерану оружейной промышленности.

Опустошив барабан, я с лязгом переломил револьвер пополам, вытряхнул гильзы — и принялся заряжать. Патронташ услужливо выплевывал мне на ладонь латунные цилиндрики с тупоносыми наконечниками. Явно не свинцовыми и, пожалуй, даже не стальными — слишком уж ярко они блестели.

Классика литературы и голливудских фильмов про всякую нечисть в этом мире, похоже, нашла вполне себе прикладное воплощение. То ли капелланам полагалось орудовать исключительно освященным в церкви металлом, то ли тварям из Прорывов и правда были особенно вредны сплавы с содержанием серебра — пули из карманной гаубицы Дельвига работали ничуть не хуже свинцовых.

Глаза уже успели привыкнуть к темноте, и света от догорающих на асфальте Упырей вполне хватало, чтобы целиться. Я без труда ловил на мушку ковыляющие ко мне силуэты, нажимал на спуск — и головы снова разлетались, одна за одной. Почти как в тире: я неторопливо прогуливался вокруг скрючившегося на асфальте Дельвига и высаживал пулю за пулей, пока не закончились патроны. Но даже без них старина «Смит-Вессон» почти не утратил убойной силы: неполные полтора килограмма оружейной стали гулко свистнули в воздухе, и зубастая морда с влажным хрустом провалилась куда-то внутрь черепа.

Последний Упырь рухнул к моим ногам.

— Ну вот и все. — Я лихо крутанул «Смит-Вессон» на пальце, как заправский ковбой — и убрал обратно в кобуру. — Победа сил добра.

— Гимназист… Ты… — Дельвиг явно пытался подобрать более-менее приличные слова, но так и не смог. — Ты или отважный, или совсем ума лишился.

— Ум как будто на месте, — отозвался я. — Не бросать же ваше преподобие на ужин… этим.

Дельвиг сердито сверкнул глазами из-за очков и демонстративно проигнорировал протянутую руку — поднялся с асфальта сам, хоть это явно стоило ему немалых усилий. Тут же отобрал у меня револьвер с патронташем и пристроил их обратно на место, под плащ. То ли взыграла гордость, то ли наоборот — стыд: его, многоопытного и крутого георгиевского капеллана, священнослужителя и профессионального истребителя нечисти, наделенного знаниями и сверхчеловеческими способностями, отбил у Упырей безусый гимназист.

А может, Дельвигу просто не хотелось показывать слабость перед подчиненными. Судя по грохоту сапог где-то за углом, солдаты мчались на помощь изо всех сил. Но помогать было уже некому и незачем — стрельба закончилась, все вокруг стихло, и о прошедшем сражении напоминали только изувеченные туши на асфальте, повисший в воздухе пороховой дым и запах горелой плоти.

— Вот тебе и прогулялись до подвала, — вздохнул Дельвиг, застегивая плащ. — Теперь доволен, гимназист?

— Не совсем. — Я еще раз оглядел заваленный дохлыми Упырями двор. — Опять то же самое место. Не знаю, где этот ваш Прорыв — но идут эти зубастые сюда.

— На стрельбу бредут, как обычно.

Дельвиг махнул рукой подоспевшим солдатам, и они тут же разбежались в стороны, выцеливая углы домов. Может, и не зря: если уж с обеда здесь откуда-то снова собралась целая стая зубастых уродцев — кто-то еще может прятаться поблизости.

Кто-то покрупнее.

— Нет. — Я помотал головой. — Подумайте сами, ваше преподобие: когда я начал палить, их тут уже дюжины две рядом собралось, не меньше. Что-то притягивает Упырей… Я бы все-таки проверил подвал.

Дельвиг снова недовольно сверкнул глазами, однако спорить на этот раз не стал. Видимо, после упражнений с револьвером мой авторитет в глазах капеллана не то, чтобы взлетел до небес — но все-таки изрядно подрос.

— Ладно, гимназист. Показывай — только быстро.

Я переступил через Упыря с пробитым черепом и направился к подвалу. Оттуда уже успели вытащить и зубастых, и несчастного дворника… а вот оброненная мною керосиновая лампа осталась. И, по странной иронии не только уцелела, но и зажглась с первого раза. Ярко, мощно и ровно — будто хотела таким образом извиниться, что подвела меня в самый неподходящий момент.

— Да уж… Судя по аромату — тут целая Упыриная ферма. — Я мысленно пожаловался на сверхчеловеческое обоняние, которое сейчас оказывало медвежью услугу. — Я видел — пять голов вылезло, не меньше.

— С утра отсюда вывезли, — мрачно отозвался Дельвиг. — А в обед весь квартал цепью прошли — ну никак прозевать не могли. Выходит, снова набились, черти… И что ж их так сюда тянет?

— Может, запах? — усмехнулся я, поднимая лампу.

Света было все-таки маловато — и Дельвиг решил мне помочь. Кое-какие силенки к нему, похоже, вернулись — и их вполне хватило зажечь на ладони магический огонек. Пусть не такой грозный и могучий, как боевое пламя — зато достаточно яркий. Примерно с местную электрическую лампочку. Пока еще чахлую, но уж точно получше усталой керосинки.

Я на мгновение почувствовал вроде зависти. В моем родном мире даже такой незамысловатый фокус потребовал бы изрядных сил и умения. Энергию для заклятия приходилось собирать буквально по крупицам, и без ритуала любое колдовство превращалось в немыслимую растрату накопленного. А здесь эфир буквально сочился дармовой силой. Густой, жирной, способной насытить до отвала — да так, что еще и на добавку останется. С каждым днем, с каждым часом я чувствовал ее все лучше.