Один в поле – не один

— Лин А́бель, ты где шляешься? Автобус** отправляется через четверть часа, все собрались, одного тебя нет! Чтоб через пять минут был тут, иначе за свой счет будешь возвращаться в наш, чтоб ему провалиться, славный Ру́бецк из этой вот, уже в край доставшей меня, как вашего, идиоты, старосты, школьной экскурсии, будь она неладна! — а наорав на даже чуть отдалившего «трубку» от уха, получается, одноклассника, эмоциональная девица то ли отвлеклась на кого-то другого, то ли попросту забыла завершить звонок, но принялась костерить кого-то ещё. — Лойц, Фо́гель и Бре́нке всё ещё нет? Да что б вас, неужели так сложно вернуться в назначенное время для переклички перед отбытием! Учитель Ла́нски, учитель Лански, эм, вы что пьяны? О небеса, за что мне это? Махт, помоги занести эту распутную алкоголичку в автобус. Так... Ой, Абель, ты ещё там?

— Да, — невозмутимо ответил парень.

— Так какого ты до сих пор там торчишь? Бегом сюда, урод!

** Некоторые инородные в своем контексте слова, как и меры, и устоявшиеся выражения, и жаргонизмы — буду давать в привычном нам виде, даже если они звучат из уст аборигенов. Это, чтоб не усложнять повествование всякими там пядями с аршинами да гравицапами с транклюкаторами, пусть такое и нанесет некий ущерб атмосферности с колоритом описываемой картины происходящего.

— Никак не привыкну к этим вот, эм, теперешним штучкам, — как только экран погас, высказался вслух по поводу девайса, выходит, никакой не Абель, а занявший тело школьника таки пробудившийся Великий Древний и один из тех самых Первых Повелителей.

Сказав это, он привычно, как это делал прошлый хозяин тела, подзарядил собственной маной смартфон, который, к слову говоря, как и все прочие свои вещи, нашел недалеко от места ритуала. Получается, успешного. Так что вернулся парень вовсе не голышом, а гостиницу свою нашел, всего лишь воспользовавшись вполне доступной, как уже стало понятно, памятью занятого тела.

Но это не все изменения, которые за сегодня претерпел семнадцатилетний старшеклассник Лин Абель, чье сознание было поглощено, а тело досталось его славному предку Ки́ру вон Ги́мсу, жившему за тысячу триста лет до сего момента. Ведь помимо этого где-то глубоко внутри вдруг осознал себя еще и Сергей Сулин, вообще, как мы помним, не из этого мира. Он уже устал кричать, возмущаться, проклинать, взывать к разуму и, в конце концов, умолять смиловаться, ибо его, неведомым образом оказавшегося и теперь заточенного внутри чужого тела, элементарно никто не слышал.

Ну а упорно неслышавший продолжил свои мысли вслух:

— Что ж, пожалуй, стоит поспешить на этот вот автобус. Тело приведу в порядок уже позже. Да и прихваченную из Небытия жертвенную душу стоит пустить на пробуждение былых сил, уже когда перестану быть столь жалким задохликом. Ещё и со столь неразвитой энергетикой, фи(презрительно). Надо же, как тут всё плохо-то с магией стало. Удручает, что её, изначально великое искусство, потомки низвели лишь до состояния рядовой энергии, на которой работают все эти их «штучки». Хотя, бесспорно, впечатляет, что она стала поистине общедоступна и теперь прям повсеместно. Мда.

****

Снова неведомо где. Пока непонятно когда.

— Ай, голова раскалывается.

— Сейчас пройдет, красавица, — уверенным голосом с явственной, но вовсе не злой насмешкой заверил совершенно обнаженную девицу кто-то со стороны. — Звон в ушах скоро прекратится, а зрение вернётся. И да, одежда рядом.

— И-и-и-и-и!!! Извраще-е-енец! — завизжала светловолосая растрёпанная девица, у которой, правда, и смотреть-то не на что. Завопила же она, когда, наконец проморгавшись, поняла, в каком виде.

— Одиннадцатая, — вздохнув, негромко произнес тот же самый голос. Чьим обладателем оказался, пусть и бородатый, но всё ещё молодой человек весьма необычного для новоприбывших вида. Словно из исторического фильма какого-то.

В своем уныло-коричневом плаще-накидке до земли и с медной, похоже, фибулой да в странного вида серой шапке с отворотами он стоял чуть в сторонке от того места, где пришла в себя голосистая девица. Впрочем, не одна она. На где-то двадцатиметровом, с виду гранитном, диске сейчас находились почти три десятка обнаженной молодёжи. И всё это странное сочетание несочетаемого располагалось в антураже поздневесенней, ибо зелень сочная, но уже жарко, умеренно холмистой лесостепи неподалеку от несколько извилистой речки.

— Спокойно, Махт. Тише, не кричи. Да не ори ты, дура! Вон тряпье — прикройся. Эй там, ты кто? И где это мы? — взяла в руки ситуацию, удивительно, но без своих привычных очков всё замечательно теперь видящая староста класса. Она уже успела натянуть через голову уродливо-серый мешок с прорезями для рук и головы, более известный как туника. — А обуви нет?

— Так на какой вопрос отвечать-то, красавица? — лукаво приподняв бровь, уточнил светловолосый крепыш в плаще. Для которого, такое ощущение, все кто без бороды — красавицы.

— Где мы? — повторила вопрос кареглазая, невыдающейся, прямо скажем, внешности шатенка.

Пока остальные двадцать семь её одноклассников попритихли, с растерянным видом прислушиваясь. Ведь ещё миг назад они все ехали себе в автобусе по трассе между туристическим Угорском и родным Рубецком, а теперь... вот.

— Ладно, скажу сразу и не щадя вас. Все вы — мертвы. Стоп! Тихо! Тихо, я сказал!!! Продолжу. Вы все умерли там, в нашем с вами родном мире. Однако...

— Откуда такая уверенность? — выкрикнул кто-то из бурлящей возмущением толпы уже принарядившихся в унылые обновки школьников. — И где учитель Лански? Да и водителя здесь нет. Почему?

— Вопросы потом! Но так и быть, расскажу кое-что, — продолжил вещать «привратник загробного мира». — Я вот, например, перед тем как попасть сюда находился в терпящем крушение дирижабле. Ну а уже тут я оказался совершенно целым, без всяких там ссадин и переломов. И я, и мои попутчики. Но только те, кто был моложе двадцати. В общем, все мы — копии нас тамошних! Ну во всяком случае, такова гипотеза некоторых умников. Да и умершие там позже, сюда порой прибывают раньше. А некоторые, если ничего не путают, по новостям когда-то слышали об авариях-крушениях, в которых никто не выжил, но побывавшие в них — теперь тут. Ну и если этого кому-то мало, то приглядитесь, и вы обнаружите, что у вас теперь даже от шрамов из детства не осталось и следа. Зубы, опять же, все — как у новорожденного. В смысле, новехонькие и целехонькие, а не молочными прорежутся(ухмыльнувшись).

— Проклятье, неужели и вправду наш автобус попал в аварию, и мы все — того?

— Тишина! Послушайтесь моего совета и просто уясните одну важную вещь. Там — всё, а тут — второй шанс(пожав плечами). Что же касается вопроса «где мы», то это — чужой мир. Звездное небо, во всяком случае, тут совсем иное, пусть и некоторая растительность да живность вполне знакомы. И этот вот, чужой нам мир, населен вполне совместимыми с нами, но всё ж дикарями. Не знающими ни науки, ни даже породившей её древней магии из легенд. Однако, видя ваше недоумение, спешу уточнить, что при всём при этом без нее, хм(весело) без магии, тут не обошлось.

— Магия, серьезно?

— Только не надо так морщить лица. Магия! Как бы смешно и по-детски это ни звучало, но именно так мы тут условились называть то, с чем столкнулись. Но не спешите предвкушать чего-то экстраординарного, уже мечтая властвовать над «тёмными местными». И пусть то, чему вы уже подверглись, напоминает прям какую-то фантастику, словно из тех самых древних легенд, но вот то, что будет доступно в дальнейшем, увы, не дотягивает даже до нашей науки. Вот, например, язык. Если вы не заметили, он совсем не наш родной Всеобщий, пусть и изобилует словечками из него. И говорю я сейчас с вами вовсе даже на местном. Эм, на одном из них, в смысле. Дикари(пожав плечами). Ну и как, скажите на милость, было иначе обозвать то, что обеспечило нам новые тела в ином мире, обучив ранее неведомому? Магия и есть! Хотя у местных, стоит заметить, её никогда и не было, а потому они, в отличие от нас, никак с нею не могут взаимодействовать. Да ещё и, имейте в виду, остро реагируют на её проявления. Короче, нездешняя она, магия эта вот, а однажды появившаяся тут. К примеру, данная явно непростая приемная площадка — вовсе не тутошняя. Не сумеют местные такое произвести. Нет у них соответствующих технологий. А превнес всё это в сей дикий феодальный мир тридцать два года назад тот, кто остался в памяти местных как некий князь Мечислав.

— Какое дурацкое имя! И не выговоришь, — воскликнул кто-то в толпе.

— А вам и не надо. Лучше бы вообще не упоминать его среди местных. Уж больно у них тут церковь лютует, хотя на границе со степью — не так рьяно. Но всё равно, церковники здешний люд знатно обработали, поэтому могут если не наброситься, то нажаловаться этим своим боярам.

— Эй, Гунд, ты снова новичкам целую лекцию затянул? — окликнул увлеченно вещающего «гида» какой-то опять бородатый мужчина почти в таком же плаще, но вместо войлочного колпака, на голове у него была стёганная шапка, отдалённо напоминающая ушанку. — Сколько раз говорено? Пусть сначала покажут чего стоят, а уж потом и на вопросы их отвечай. Причем не за даром(сплюнув). А ты что? Мало того что просто так даешь знания, ценность которых они сейчас просто не способны осознать да наверняка запутаются в твоём словоблудии, так ты ещё и мешаешь поиметь выгоду другим. Смотри, Привратник, Гильдия тебя прикрывает, но не всюду её власть!

Последнее было сказано не с угрозой, а вроде как рекомендательно. Видимо, конкретно этот человек не имел выгоды с обмена информации на что-либо ценное. Скорее всего, на некую ответную услугу. После этого прохожий молча удалился к острогу на холме где-то в километре к северу отсюда, целеустремленно шагая по накатанной, но пыльной грунтовой дороге, что извивалась посреди луга.

— Ага-ага, — выссказал свое мнение Гунд на счет «рекоммендаций» удалившегося. — Так на чем я остановился? Ах да, там — вы умерли, но сюда — были призваны, дабы, получив второй шанс, заплатить за него служением! Вы, конечно, можете отправиться своей дорогой. Но вон там, на юге — монстры и остатки степняков, которые угонят вас в рабство. А вон там, на севере — вас, в таком-то виде, если не пришибут крестьяне, чтоб не шастали, то похолопят какие-нибудь лихие людишки, в итоге всё равно продав. Тем же боярам, например. И не стоит себя тешить иллюзиями. Особенно вот ты, полагаю, спортсмен. Смею вас заверить, земляки, местные хоть и выглядят тощими карликами по сравнению с нами, берусь предположить, никогда не знавшими голода, но дадут фору любому из вас, по-любому ведь сомлеющему от вида крови. Во всяком случае сейчас, пока вы только-только из мира, где есть туалетная бумага, — на этих словах бородач расхохотался, но с некоторой горечью и тоской, что ли. — Ах да, местной заразы бояться не стоит. Наряду с новыми телами, всех нас наделили и завидным иммунитетом, так что от какого-нибудь, уж простите, кровавого поноса через пару дней не сканаете. Да и чтобы тот же сепсис у кого приключился, например после ранения, я не припомню. Короче говоря, кроме как здесь, на границе со степью, вам никто рад не будет. Вас никто не ждет, и те же церковники не потерпят присутствия чужаков, скорее всего, тут же потянув на костёр. Нет, безусловно, можно попытаться принять здешнюю веру, то бишь порядки и правила, и даже попытаться встроиться в архаичное по всем меркам и во многом беспощадное общество. Если, конечно, сумев выжить, успеете донести своё желание тем, кто вас вообще пожелает слушать. Вот только я бы не то что сам на такое не отважился, но и не советовал бы. Небось вздернетесь, нежные вы мои и избалованные цивилизацией ранимые натуры, уже спустя пол годика такого вот бытия. Были случаи(невесело). Так что нечего к местным лезть — целее будете. Лучше уж тут постараться и стать кем-то! А не быть жалкой сломленной пародией на человека.