Фактор беспокойства

* * *

Да уж! Вчерашний вечер мне запомнится надолго. Если бы не находчивость Вильфрида Пеллетье, то ещё неизвестно чем бы закончилась встреча Марлен с толпой разгорячённых поклонников её таланта. Откуда только и набежали! Набились в зал как кильки в банку и продолжали прибывать и толкаться, вплотную обступив сцену. Качнись они в нашу сторону и, наверное, трагедии было бы не избежать. Но вовремя очнулся Рональд Стюард, всё-таки капитанами лайнеров назначают людей ответственных.

По его приказу члены команды перекрыли доступ пассажиров в бальный зал, а затем начали выпроваживать «лишнюю» публику из зала, несмотря на всё её возмущение и сопротивление. И не сплоховал дирижёр, всё-таки, как успокоить возбуждённую публику у нас вбито на подкорке, хотя специально этому в консерваториях не обучают, но кое-что из собственной практики наставники своим студентам иногда рассказывают.

Я только и услышал за спиной яростный шёпот Вильфрида: — Бисируем! — и тут же вновь полились звуки музыки. Толпа притихла и когда зазвучали слова первого куплета публика уже очнулась, потихоньку начав отступать от сцены, которую всего минуту назад грозила захлестнуть волной всё сметающей стихии. В зале воцарилась тишина и только у входа чуть слышно перепирались недовольные пассажиры, выдворяемые из зала. Но вскоре и этого ропота не стало слышно. Теперь уже и я, и Вертинский получили заслуженную долю внимания и аплодисментов после завершения своих арий. Но вот куплет в исполнении Марлен публика слушала, вообще затаив дыхание и замерев в экстазе.

И действительно, было отчего. Казалась певица вложила в песню всю свою душу. Теперь её не сковывает накидка, нет нужды имитировать мужской голос, да и жесты с мимикой оказались доступны, и Дитрих воспользовалась этими инструментами во всю мощь своего таланта. Её голос и лицо были настолько выразительны, что никто ни на мгновение не усомнился в искренности её чувств.

И это поражает слушателей более всего. Кто поёт? Священник, признающий свою греховную страсть и невозможность с ней совладать, или всё-таки женщина, одержимая столь же греховной и запретной любовью к другой женщине? Это ломает сложившиеся в обществе стереотипы и образы. Бьёт по традициям и таранит устои морали. Разрушает привычный мир в глазах общества.

Одно меня успокаивает, до следующей «сексуальной революции» в Европе остаётся ещё полвека, а первую такую «революцию», кстати, начавшуюся одновременно с Октябрьской и в России, сейчас успешно додавливает товарищ Сталин. По-тихому отменяя первые ленинские одиозные декреты, по сути узаконившие однополую любовь; «Об отмене брака», «О гражданском браке», «Об отмене наказания за гомосексуализм». Заодно устраняя идеологов «свободных отношений», но это уже получается как-то «попутно» с устранением сталинской оппозиции. Слишком уж много «любителей клубнички» оказалось среди товарищей, «которые нам теперь не товарищи». ©

Естественно, ни на какие танцы после столь фееричного выступления мы не остались, до своих-то кают добрались с большим трудом. Всем вдруг захотелось взглянуть, потрогать, а то и похлопать по плечу возмутителей спокойствия и приложиться губами к ручке очаровательного «священника». Какие уж тут танцы? Сорвали бы «мероприятие», а оно нам надо? Нет уж, всё завтра, все разговоры и всё общение. Сегодня мы отдыхаем. Через полчаса по предварительному уговору собираемся в каюте Марлен, и Вертинский открывает шампанское:

— Дарлинг! За твой очередной оглушительный успех! Признаю, я вчера был неправ и сегодня ты была просто неподражаема. Если на тебя ополчится весь Свет, знай, я всё равно буду с тобой. Даже если Папа Римский отлучит тебя от Церкви, я всё равно буду рядом. Виват! За Королеву!

Отсалютовав нам бокалом Александр Николаевич залпом выпивает шампанское. Эх, вот как-то по-гусарски лихо это у него получается. Красиво и элегантно, хотя залпом обычно пьют только водку. Слегка пригубив свой бокал ставлю его на столик. Мои друзья знают, что я не любитель подобных напитков и не обижаются. Тост поддержал и достаточно. Марлен тоже отпивает только пару глотков и отставляет бокал в сторону. Зябко передёрнув плечами и обхватив их руками жалобно переспрашивает своего любовника:

— Алекс, а ты и правда не испугаешься, если завтра толпа решит меня линчевать? Мне стало как-то страшно после сегодняшнего выступления. Я думала, что публика меня растерзает! — Вертинский склоняется к Марлен и начинает что-то нежно ворковать в маленькое и аккуратное ушко, от чего щёки девушки начинают пунцоветь. Понятно. Сейчас начнёт «утешать», а моё время видимо вышло. Поднимаюсь, раскланиваюсь, желаю спокойной ночи и ухожу. А чего звали-то? Зачем я приходил?