Орел и Ворон

Глава 11

Сдержишь приказ царский,

Когда полыхает страна?

Крест или нож кабацкий...

Темные времена.

— Себастьян!!! — голос пришел издалека.

Я осоловело огляделся вокруг. Слева нетерпеливо бьёт копытом вороной жеребец. Справа море накатывает на песчаный берег...

А рядом иступленно рубятся всадники!

Неужели вновь Ньивпорт…

— Себастьян, твою за ногу! Пока ты отдыхал на песочке, проклятые испанцы практически прорвались! — голос командира зазвучал уже намного громче, но слова его тонут в шуме боя.

Я схватился за луки седла, уперевшись носком левой в стремя. Тело заученно забросило меня на коня... А в следующий миг я едва успел уклониться от палаша пышноусого испанца, распластавшись на холке жеребца!

Выхваченный левой рукой третий пистоль изверг заряд порохового пламени и крупную свинцовую пуля прямо в лицо противника. Тем самым спасая меня от повторного удара плаша и дав время выхватить собственный клинок...

Надо же — все ещё живой! И даже бургиньот остался на голове после недавней встречи с тяжёлой испанской шпагой, более подходящей на узкий меч... Не иначе, ремешок под подбородком его и удержал.

— Стоим рейтары, стоим!!!

Командир, чьё лицо заливает кровь из широкого пореза на лбу, остервенело рубит рейтшвером, не отстают от него и прочие рейтары. Наша конница давит и шаг за шагом продвигается вперед. Словно пикинерский строй!

Пехота бьется неподалеку. Прославленные испанские терции против голландских рекрутов Оранского! Тела павших ложатся друг на друга, создавая между сражающимися жуткий вал мертвецов... Все это я успел разглядеть мельком, быстро оглянувшись по сторонам.

А потом стало уже не до созерцаний...

Мне едва удалось парировать прямой укол очередного противника, направленный мне в лицо — только лязгнула сталь скрестившихся клинков! Но уведя вправо острие палаша, скользнувшего по лезвию рейтшвера, я тут же подался вперёд — и размашистым ударом перехваченного за ствол пистоля впечатал "яблоко" рукояти в вооруженную кисть испанца! Противник вскрикнул от боли, невольно выпустив из пальцев рукоять клинка — а мгновением спустя захрипел, пропустив встречный укол в горло.

Увидеть как падает испанец, я не успел. Плечо чувствительно дернуло, словно от крепкого удара — но пуля прошла по касательной, и кираса уберегла от раны.

В этот раз...

Да чтоб Мориц провалился!

Определить, откуда прелетела пуля, невозможно — хаотичная схватка заполнила все обозримое пространство вокруг, смешав ряды сражающихся; строй сохранили только давящие друг друга пикинеры. Прибрежный песок под ногами пропитался кровью...

А ведь кажется, что решающий бой начался совсем недавно! Конечно, это заблуждение — но действительно, когда сошлись главные силы противоборствующих сторон, сражение в считанные минуты переродилось в ожесточенную, остервенелую рубку. В которую без всяких сантиментов бросили и нас с Лермонтом, поставив в рейтарский строй!

Что поделать, наёмников никто жалеть не станет. Раз выжили в схватке на переправе у Лессингена, извольте отрабатывать деньги, которые вам платит наниматель...

Бой начался с перестрелки авангардов. Аркебузиры выпускали в друг друга сотни зарядов, погибая десятками... Но принц Мориц Оранский хороший тактик, думающий наперёд. И принимая боя на берегу моря, он прикрыл нас корабельными пушками флота Соединенных Провинций! Испанцы несколько раз пытались спуститься с дюн — но в первый раз шквальный огонь линейных кораблей не позволил им продвинуться сколько-нибудь далеко. А во второй попытки врага сам Господь пришёл нам нам на помощь, послав прилив! И эрцгерцог Альбрехт, испанский правитель "Нижних земель", был вынужден отступить!

И вот когда испанские терции повернули назад, Мориц бросил кавалерию и пехоту авангарда вслед врагу, положив начало ближней схватке около трех часов дня...

Грохот стоит страшный! Артиллерия Оранского все ещё долбит головную терцию, её же атаковала наша кавалерия и первая линия пикинеров. Неудачно! Испанская терция не просто так прославилась по всему миру своим мужеством и стойкостью... Наш аввнгард увяз, а на помощь испанцам пришли солдаты второй терции. В свою очередь, Оранский также ввел в бой вторую линию — отступать принц не собирается!

Вскоре к двум бьющимся терциям Альбрехта присоединилась третья. Голландские рекруты, сражаясь с ожесточением, неведомым германским ландскнехтам, умирают на месте, не отступив и шагу назад... А вот наших всадников, потерявших разгон и натиск, и разрядивших все пистоли, испанские пикинеры просто истребляют! Ещё чуть-чуть, и конница авангарда побежит; кровь течёт с дюн ручьями, щедро пропитывая песок...

Наконец, испанцы атаковали кавалерией левый фланг Оранского, уверенно переламывая ход битву в свою пользу... Но мы упорно деремся, пусть и держась из последних сил!

...Острое предчувствие опасности словно обожгло спину! Рефлекторно я вжал голову в плечи, одновременно подавшись вперёд. А в следующий миг на затылок словно полено обрушилось — и в глазах потемнело от боли... Однако, скользнув по гребню бургиньота, вражеский клинок не прорубил сталь шлема, выйдя не точным из-за моего рывка. Не дожидаясь второго удара, я пришпорил коня, посылая его вперёд — и тут же натянул поводья, разворачивая скакуна навстречу противнику. Тот устремился вдогонку, занеся палаш над головой для повторного рубящего удара — и я воспользовался оплошностью испанца, выбросив вперёд руку с райтшвертом в длинном выпаде! Острие клинка впилось в лицо врага... А рядом пал под копыта лошадей соратник сраженного мной испанца, убитый пулей солдат Соединенных Провинций.

Ненавижу рубку!

— Держитесь, рейтары! Подкрепление на подходе! — командиру все-таки удалось перекричать шум боя. Обернувшись назад, я действительно увидел всадников Оранского, численностью не менее двух корнетов. Обогнув нас по широкой дуге, они дали залп в упор — после чего на разгоне врубились во фланг испанцам, смешавшихся под свинцовым ливнем!

Обескураженный враг подался назад, ослабив напор на горстку уцелевших рейтар. Не теряя времени, я принялся быстро перезаряжать пистоли, памятуя, как изменчива фортуна в бою...

— Себастьян, ты как? — Лермонт, пропавший в бою из поля зрения, поравнялся со мной, участливо заглянув в глаза.

Подавив невольный смешок, я продолжил сноровисто забивать пулю шомполом в ствол пистоля.

— Живой, как видишь. Сам как? — я попытался улыбнуться, но по лицу Джока понял, что вышло не очень. Впрочем, приглядевшись, я понял, что взгляд друга устремлен куда-то вправо — но прежде, чем я бы прослелил его направление, Джок оглушительно завопил:

— Испанцы дрогнули!

От неожиданности я чуть пистоль не выронил...

Но действительно, за спинами сражающихся впереди я разглядел, как пятится конница Альбрехта. А по центру начали отход непобедимые испанские терции эрцгерцога!

...Я выпустил вдогонку врагу две пули, после чего устало протер кровь с лица и обессиленно распластался на холке жеребца. Руки налились свинцом, глаза начали слипаться; мне нестерпимо захотелось спать...

— Себастьян! — кто-то трясет меня за плечо.

Ну кому ещё я понадобился?! Могу я хоть секунду отдохнуть после битвы?

Однако, озвучить свои возмущения я не успел, как не успел и отмахнуться свисающей к земле рукой. Кто-то снова требовательно потряс меня за плечо:

— Себастьян?! Я знаю, что ты не спишь! Не притворяйся!

Виктория?!!

Я открыл глаза. Хотел подняться, но не смог. Рука свисает с кровати, а тело очень сильно затекло.

— Фон Ронин, ты неисправим!

Девушка мягко улыбнулась, склонившись ко мне; её вьющиеся волосы водопадом спадают на высокую грудь, волнующие поднимающуюся при каждом вздохе красавицы... Я невольно залюбовался ею — в то время как тело стало понемногу обретать чувствительность.

— Нет, нет, нет! Даже не думай!

Фройлейн Айхен верно угадала мои мысли, не удержавшись от игривой улыбки:

— Я тебя очень хорошо знаю. По глазам видно, когда ты хочешь напасть, хищник лесной!

— Я не виноват, что ты безнадежно прекрасна, дорогая. Это сильнее меня.

Руки сами собой легли на осиную талию возлюбленной.

— А я сильнее Этого! — Виктория решительно шлепнула по моим ладоням, наградив наигранно негодующим взглядом. Впрочем, весёлые огоньки в её глазах выдают девушку с головой!

— Ты уже забыл? Нам сегодня ехать.

С такими снами забудешь обо всем...

Я глубоко вздохнул.

Виктория настояла на том, чтобы проводить меня — а потому в Бремен мы приехали вместе. Видит Бог, этот путь был чудесным! Мы наслаждались вкусом вина и выдержанных сыров, сладкими поцелуями, от множества которых болели губы — и обществом друг друга, особенно желанным в преддверии будущего расставания... И потому дорога пролетела неоправданно быстро. Причём каждый день пути, приближающий расставание, обострял наши чувства и эмоции, оголяя душу и отпечатывая в памяти каждый миг близости! А теперь сердце мое рвёт на куски, хоть я и стараюсь не подавать вида.

Уже сегодня ночью мой корабль отплывает в Швецию...

— Может не стоит тебе ехать в порт? — я поцеловал щиколотку красавицы.

— Ты думаешь, я проделала такой путь ради того, чтобы на последнем шаге отступить? Себастьян, скажи честно, ты хочешь умереть именно от моей руки?!

Виктория напускно грозно прищурилась — и это выглядит так комично, что я невольно рассмеялся.

— Это было бы прекрасно! А еще прекраснее умереть глубоким стариком раньше тебя.

— Почему раньше? — девушка удивленно посмотрела на меня.

— Во-первых, я бы все равно не пережил твою потерю. А, во-вторых, я бы разузнал как там все, — я показал пальцем в потолок, — и встретил бы тебя достойно!

— Это самая милая и самая странная вещь, которую я когда-либо слышала!

Красавица накрыла мои губы жарким поцелуем, на который я тотчас поспешно ответил, крепко обхватив стан возлюбленной, привлекая её к себе.

В этот раз Виктория уже не сопротивлялась...

— Может, тебе все-таки стоит остаться, фон Ронин? Ты никому ничем не обязан.

Уютно замерев на правой половине кровати, тесно прижавшись к моему боку, Виктория озвучила те слова, кои не могла не озвучить. При этом посмотрев на меня с той щемящей сердце нежностью, какую только может подарить отчаянно влюбленная женщина...

И моё сердце конечно же вновь защемило, стиснуло в груди. Может действительно бросить все?!

И стать нахлебником у отца Виктории? Чтобы тот мог хвастаться, что допустил до руки дочери голозадого дворянина, нищеброда наёмника, ничего не добившегося в этой жизни? Моя любимая фройляйн может этого не видеть и не понимать — но её отец отнюдь не рад моему присутствию в их семье, терпя меня ради дочери. И никакой дворянский титул его не прельщает...

Ну уж нет! Царь Московитов обещает щедрую плату за службу, и прибавив её к уже имеющимся накопления, я смогу не только сыграть достойную возлюбленной свадьбу, но и открыть собственное дело без подачек её отца!

Вдохновившись последними мыслями, я уверенно ответил: