Воля императора. Держава

— У вас есть данные, сколько детей оленеводов нуждается в обучении? Или вы опираетесь на общегосударственную статистику? — поинтересовался я. — Исходя из количества детей в возрасте … допустим, до шестнадцати лет, нам нужно рассчитать потребность в количестве школ, количестве педагогов, а ещё — сколько понадобится общежитий, обслуживающего персонала, медиков. Сколько постельного белья, сколько продуктов. Да, повара нам тоже понадобятся. Понимаю, что детей у рыбаков и оленеводов наберется немного, так ка численность народов невелика, но все равно, издержки предстоят огромные.

— Ваше величество, есть данные переписи населения Российской империи.

— И они точны? Смутно себе представляю, как переписчики отправляются вслед за коренными жителями и ведут точный учет.

— Точны ли данные, или нет, это на совести членов комиссий и переписчиков, — пожал плечами Горностаев. — Но не думаю, что разница между статистическими данными и реальными слишком большая.

Тут я согласен. Плюс-минус человек сто или двести погоды не сделает. Все понимаю, денег на доброе дело не жалко, но есть кое-какие сомнения. В моей истории такое уже было и повторять горький опыт не хотелось. Советская власть отбирала детей у оленеводов и отправляло их учиться в круглогодичные интернаты. Как следствие — и молодежь оторвали от привычной среды, и лишили оленеводство кадров.

— Петр Ильич, ваша цель очень неплоха, я бы даже сказал достойная — заметил я. — Детей учить нужно, и мы станем это делать. А теперь давайте представим себе следующее…. Предположим, все у нас получилось. Мы с вами создали некие пансионаты. Назовем их школы-интернаты. Собрали детей, обучали их круглый год. Может, на каникулы к родителям отпускали, чтобы сильно не плакали. И вот, они закончили учебу. А что потом?

— Как, что потом? — удивился Горностаев. — Все тоже самое, что и с обычными молодыми людьми. Выберут себе специальность по душе или поступят в университеты, в институты. А кто не желает, вернется обратно, в тундру.

— Знаете, что меня смущает, — признался я. — Человек, получивший городское образование и воспитание, не будет стремиться вернуться обратно в тундру, пасти стада и жить в яранге. — я сделал паузу, позволяя Горностаеву осознать услышанное. — Однако и в городе приживется не каждый. Есть же примеры миссионерских школ в Северной Америке. Брали детей в индейских племенах, учили. А что дальше? В городской среде образованные индейцы не прижились, а свое родное забыли. Потом кто-то из них спился, кто-то в бандиты подался. Ну да бог с ней, с Америкой. Что у нас-то получится? Мы с вами, из года в год станем отбирать детей у оленеводов, увозить их в город, а вернутся обратно считанные единицы. И так год за годом, десятилетиями. А об оленях вы подумали? Что произойдет с оленями?

— А что с ними может случиться? Кроме домашних есть ведь и дикие олени, живут как-то. И эти не пропадут. Кто-то одичает, кого волки съедят. Так и волк — это тварь божия, он кушать хочет. А нам ведь для мяса и коров со свиньями хватит, зачем нам оленина?

Образование, вещь нужная и где-то даже необходимая, но прежде всего стоит задаться вопросом — а нужно ли оно самому человеку? Мы плачемся, что Россия в девятнадцатом веке оставалась неграмотной, забывая, что крестьянину образование особо-то и не нужно. А как понадобилось — так все и ринулись образовываться. И то, что Советская власть резко кинулась ликвидировать неграмотность, это не только любовь к народу, а необходимость. Необразованный да малограмотный крестьянин промышленность не создаст. Возможно, во мне говорит снобизм, высокомерие, но если посмотреть под иным углом, я никак не могу понять — зачем оленеводу грамотность? Оленей он и без арифметики посчитает. С другой стороны — среди чукчей и юкагиров, безусловно, имеются и потенциальные Платоны и быстрые разумом Невтоны. Как бы нам их выявить? Может, Горностаев подскажет? Но он, покамест, говорит банальности и даже в чем-то палку перегибает. Уже теряя интерес к разговору, спросил:

— А что станет с чукчами? С ненцами? Их же и так мало. Они же растворятся среди русских, исчезнут, как народы.

— И что здесь такого? — не смутился Горностаев. — Коли исчезнут какие-то инородцы с лица земли, значит, так господу было угодно.

Коли господу угодно… Вот только по предложению Горностаева, детей от родителей забирать будет не господь, а полиция, по приказу государства.

— Да и не пропадут они, а растворятся среди нас, русских, — продолжил Горностаев. — Вон, сколько в нас разных кровей-то намешано, не счесть. А куда те народы девались, кто нынче скажет? В Италии-то когда-то и этруски жили, и римляне, а потом варвары пришли и все стали итальянцами. Ничего, живут и радуются. Были же когда-то и чудь, и меря, и весь. А из наших-то? И кривичи, и поляне, и древляне, и новгородские славяне. Куда все подевались? А ведь не убили, все перемешались, все в нас живут.

Что-то в этом есть, однако это не причина игнорировать чужую культуру.

Растворятся какие-нибудь селькупы среди более многочисленных народов, так тому и быть. Вон, раньше считали, что кроманьонцы перебили неандертальцев (ну, или те сами вымерли), а не так давно выяснилось, что гены неандертальцев и в нас наличествуют. Так что, если где-то глубоко в вас сидит потомок скифа или сармата — это неплохо. Вон, польские шляхтичи, вроде Сангушко считают, что они потомки сарматов.

Но мне, почему-то, очень хотелось, чтобы в Российской империи жил не один народ, а великое множество, как оно и было изначально. Понимаю, что все народы не сохранить, но и губить их не к чему.

— Я предлагаю поступить так, — немного подумав заключил я. — Мы наберём добровольцев среди учителей, которые будут направлены в Сибирь. Предложим им хорошее жалование, чтобы была мотивация. Параллельно с этим, мы наберём от каждого племени несколько детей, которых родители сами решатся отпустить. Эти дети будут обучаться в централизованных школах там же в сибири. Построим те же чумы, чтобы не нарушать обычаи местных. Дети обучатся, наберутся грамотности. Будут возвращаться на каникулы домой к родителям. Причём, постараемся дать еще и педагогическое образование. Потом эти самые дети и займутся повышением грамотности своих соплеменников. На них же ляжет и отчётность по уровню образования.

Горностаев задумчиво потёр переносицу,

— А ведь может и получиться. — Хмыкнул он. Да, это потребует времени, но… — глаза его загорелись, выдавая усиленную работу мозга.

— Если вас это не затруднит, подготовьте ваше видение на этот счёт, с теми условиями что я перечислил, — произнёс я, надеясь что аудиенция закончится.

— Непременно оформлю в лучшем виде! Я о таком и не мечтал даже! — восторженно закивал головой Горностаев. — Раз уж по этому вопросу мы пришли к единому мнению, предлагаю перейти к следующему вопросу.

— К какому это? — удивился я.

— Как я говорил, инородцы это малая из бед. В среднем по Российской Империи хорошее образование только в крупных городах, что же касается деревень, окраин и отдалённых регионов, там хоть образование и присутствует, но сильно отстаёт. Решить с этим что-то надо.

Ох… чувствую Горностаев так просто от меня теперь не отстанет. Можно было бы воспользоваться своей властью и прервать аудиенцию, но вопрос и правда серьёзный. И если удастся решить при помощи инициативы Горностаева, я лучше потерплю.

Ну что же, почему бы не воспользоваться положительным опытом несостоявшегося СССР? Будем разрабатывать унифицированное образование.