Воля императора. Держава

Глава 24. Представление

Сегодня, пожалуй, единственный день, когда государственные дела вызвали у меня столько ожидания и удовольствия. В Мариинском дворце был объявлен вечер памяти покойного императора Николая Александровича, который обещал доставить немало удовольствия ценителям оперы. На большой сцене должны были выступить лучшие певцы и актёры Российской империи. В программе значились отрывки из наиболее известных популярных оперных произведений, а также патриотические песни и многое другое.

Хорошо бы девушку на такое представление привести, но у царей никогда ничего не бывает просто. Даже если бы я хотел прибыть на представление с баварской принцессой, чтобы познакомиться поближе со своей будущей невестой, обсудить с ней какие-то общие темы и дела, — это всё возбраняется этикетом. Мы ведь ещё не помолвлены. Помолвка для царя — это не просто обменяться кольцами при свидетелях, это должно быть задокументировано и освидетельствовано. До этого момента мы с ней совместно не можем посещать мероприятия.

В итоге мы поехали порознь. Даже места у нас были далеко друг от друга. Слава Богу, что хоть совсем одного не оставили. Со мной была матушка, а также Пегов со своими людьми. Причём, учитывая последние события, он изъявил желание присутствовать лично. Впрочем, я совершенно не сопротивлялся этому.

Пока мы ехали, я предавался одному из своих недавно обретённых хобби — просто смотрел окно и наблюдал за тем, что происходит вокруг. Я уже и забыл, когда ездил куда-то один, без Мезенцева или Кутепова, или ещё кого-то, не обсуждая дела. Однако и здесь меня постигла государственная служба и необходимость соответствовать своему званию. Матушка, которая изъявила желание проехать со мной, чему я не противился, обратила внимание, что у меня штопанный мундир. Я уже и сам забыл, что мой парадный генеральский мундир был заштопан ещё во время похорон императора. Матушка поковыряла пальцем аккуратный шов, который я бы ни за что сам не разглядел, и, покачав головой, посетовала:

— Негоже императору ходить в обносках.

— Что значит, в обносках? — возмутился я. — Этот мундир я едва ли два раза надел.

— Но он же порван, испорчен! — удивлённо подняла она брови.

— Да кто это увидит? — отмахнулся я.

— Я сразу же увидела, — ответила матушка. — Ты пойми, Александр, ты теперь первое лицо государства, понимаешь? Ты лицо Российской Империи. Если уж государь большой, сильнейшей державы ходит в штопаном мундире, что о стране подумают?

— Что о стране подумают… — хмыкнул я. — Что царь бережливый? А ещё царь планирует увеличить армию. Так что, своё мнение пускай попридержат.

— Ты же знаешь, аристократы чутки к мелочам, — терпеливо начала объяснять Ольга Николаевна. — А такие детали редко интерпретируют в нашу пользу. Обязательно придумают что-то. Нельзя так подставляться. У тебя должно быть минимум три запасных выходных мундира, повседневных минимум пять, штатские костюмы, рубашки, обувь, и всё должно выглядеть идеально, как с иголочки, отутюжено и ни единого лишнего шовчика. А этот мундир нужно заменить. Глава Империи должен выглядеть, как император, а не как оборвыш.

— Да мы так на мундирах разоримся, — посетовал я, вспомнив, сколько стоили два мундира, пошитых на заказ. — Да и вон Александр III носил один и тот же мундир на протяжении всего своего правления, и ничего. Пользовался уважением, и хоть бы кто посмел в его сторону что-то сказать.

— И зачем нам из-за мундиров спорить, — устало вздохнула она. — Раз вам так хочется показывать свою бережливость, тогда я на свои деньги вызову вам портного, и всё сама оплачу.

Я только вздохнул.

— Ладно, договорились, — согласился я. — После выступления сходим к портному.

— Что значит "сходим"? — закатила она глаза. — Я вызову портного, выделим время. Он снимет мерки, а потом уже сошьёт костюмы. Если вы сами не в состоянии подобрать себе что-то приличное, я выберу и цвета, и фасоны.

— Вот и договорились, — окончательно капитулировал я.

На самом деле, матушка не горела желанием ехать на представление, её обязывало положение. Она сейчас вовсю занималась переоборудованием собственной дачи под хоспис. Она затеяла большую перепланировку, вывоз старой неподходящей мебели и закуп необходимого оборудования. Я лишь мельком взглянул на сметы и не глядя подписал их. Дело это нужное, не только нашей семье, но и государству. Поэтому все траты пойдут впрок.

— Почему нам не разрешили-то с невестой вместе поехать? — задал риторический вопрос матушке, просто так, чтобы поддержать беседу.

— Вы и так уже, в нарушение всех законов, поселили её в одном с собой дворце, — её брови вновь удивлённо приподнялись.

— Право, матушка, — всплеснул я рукам. — Ей же выделили отдельное крыло. Оно же огромное, там может поселиться тысяча таких принцесс.

— Да, но это прямое нарушение. — строго ответила она. — Хотя нынче многие правила поправили, но и совсем забывать о порядке тоже не стоит. Правила есть правила, не забывайте. Это не только ваше лицо, но и честь невесты.

Когда автомобиль остановился у парадного входа в Мариинский театр, один из сотрудников охраны, сопровождавших нас в автомобиле кортежа сопровождения, открыл дверь и помог моей матушке выйти. Затем из машины выбрался я.

У входа собралась довольно внушительная толпа, которую по сторонам оттеснили полицейские.

Люди Семена Пегова привычно рассредоточились, стараясь взять меня и матушку в плотное кольцо, а один из ребят шёл впереди, стараясь нейтрализовать наиболее экзальтированных дамочек, которые миновали полицейских, стремясь вручить императору либо платочек, либо цветы

Я лёгким кивком поприветствовал людей. В голове промелькнула мысль о том, что это идеальная возможность совершить очередное покушение. Вот сейчас какой-нибудь из молодчиков выхватит пистолет или бомбу, и всё, поминай новоиспечённого императора, как звали. Хотя, возможно, я утрирую и слишком нагнетаю обстановку. Вероятнее всего, какой-то контроль у полиции есть. Вон стоит один из унтер-офицеров в форме и внимательно, цепким взглядом что-то высматривает среди людей. Наверное, пользуется какой-нибудь способностью и выискивает вооружённых.

Наконец, мы степенно направились ко входу. Вокруг было много гостей, но почти никто не решался подойти близко или просто не мог, потому что их держали на расстоянии мои гвардейцы.

Наконец, мы достигли ложи и, разместившись на местах вместе с матушкой, принялись ждать представления.

Пегов разместился за нашими спинами, контролируя обстановку. Наконец, представление началось, и мы погрузились в чарующие звуки симфонического оркестра.

Я не был ценителем классической музыки, но кое-что знал, поэтому сразу узнал Евгения Онегина, Петра Ильича Чайковского. На середине партии Татьяны Лариной я вдруг заметил нечто подозрительное и тревожное. Кажется, снаружи за дверьми нашей ложи происходило что-то неладное. Там поднялся какой-то шум. Пегов тут же заозирался по сторонам и напрягся.

— Какая-то опасность? — полушёпотом спросил я, повернувшись к Семёну. Вспомнил что у него была способность — ощущать опасность.

Тот покачал головой, однако расслабляться не стал, по-прежнему хмурясь и присматриваясь к двери. Неожиданно дверь приоткрылась, и в нашу ложу проскользнула какая-то тень. Пегов тут же вскочил. Тень, видимо споткнувшись, покатилась по полу, и в следующий миг передо мной плюхнулся невысокий мужчина в аккуратном смокинге. Однако, несмотря на идеальный костюм, выглядел он, мягко говоря, вымотанным. Лицо его было не выбрито, а глаза были красными. В зале было темно, но я всё равно это разглядел.

— Что здесь происходит? — негромко спросил я, чтобы не прерывать представление и не привлекать к себе лишнего внимания.

Пегов уже кинулся напрямую к мужчине и попытался задержать его. Но мужчина вдруг бросился передо мной на колени. Я тут же поднял ладонь, показывая знак Пегову, чтобы тот остановился.

— Кто вы, и чего хотите? — негромко спросил я.

— Александр Красников я, — ответил он, приподняв голову и подняв глаза на меня. Но лишь только взглянул в мою сторону, как тут же снова ударился лбом в пол. — Ваше Императорское величество, только вы мне можете помочь.

— Так чем же я могу вам помочь? — спросил я, снова покосившись на Пегова.

Тот волновался, но в целом не спешил предпринимать каких-то действий.

В дверях возникли охранники, которых, судя по всему, только что изрядно помяли. Хорошая же у меня охрана, если какой-то молодчик смог их легко разбросать!

— Тот самый Красников? — удивился Пегов.

— Он-он, тот самый! — жалобным тоном ответил мужчина.

— Я чего-то не знаю? Кто этот Красников? Может, кто-то объяснит? — потребовал я.

Вмешалась матушка и, встав рядом со мной, шепнула на ухо:

— Это наш чемпион по греко-римской борьбе, он выступал на Олимпийских играх.

— О, как интересно… — я снова взглянул на изрядно помятого гвардейца, который со злобой смотрел на распластавшегося на полу Красникова.

Если бы не Пегов, тот уже, наверное, набросился бы на мужчину и попытался избить.

— Вы объясните, наконец, что вам понадобилось? — полушёпотом спросил я. — Сейчас идёт концерт в честь памяти моего усопшего деда. Негоже так вести себя. К тому же момент торжественный. Не вынуждайте меня, приказывать арестовать вас.

— Простите, простите… — запричитал борец. — Дело у меня не терпящее отлагательств. Даже если арестуете и в Сибирь отправите, это стоит того. Только помогите…

— Так вы же ещё ни о чём не попросили. Чем я могу вам помочь?

— Прикажите вернуть жену. — выдал Красников.

Я аж опешил.

— Что значит вернуть жену? У вас её кто-то украл?

— Она сама, сама ушла. — подвывая произнёс он. — Я её, как только не просил, как только не убеждал. А она хвостом махнула и сбежала с этим офицеришкой.

— С каким офицеришкой? — потеряв нить, уточнил я. — Я правильно понимаю, что от вас ушла жена?

— Ну да, я же вам объясняю. Увёл её офицер! А потом поехал на Камчатку и её с собой забрал, — шмыгнул носом борец.

— На Камчатку, говорите? — хмыкнул я.

— Именно, именно! Прямо на Камчатку.

— Ну так она сама себя наказала, — пробормотал я. — Камчатка, край суровый. Хотя, если уж решилась на такую авантюру, видимо, любовь с новым ухажёром оказалась покрепче. А я-то вам чем помогу? — спросил я.

— Так как же это? Вы же император! Прикажите, и она не сможет вам противиться. Вы же кому угодно, что угодно можете приказать. Люди вынуждены подчиняться. Вы ведь власть!

— В своём ли вы… Боюсь, господин Красников, сердцу даже император ничего приказать не может. Если уж ваша жена решила, то даже я сделать ничего не смогу.

Борец тихонько завыл. Кажется, он больше всего боялся услышать именно этот ответ. Я показал Пегову, чтобы тот успокоился и присел на своё место. Затем кивнул солдату в дверях и таким же жестом попросил прикрыть дверь.

— Как вас зовут, простите?

— Александр Петрович, с вашего позволения, — ответил он.

— Александр Петрович, — вкрадчивым тоном произнёс я. — Я не буду вас наказывать за то, что вы едва ли не сорвали концерт. Я понимаю ваше горе, но помочь вам, к сожалению, не могу. Я уверен, что ваша душевная рана затянется, а в вашем сердце появится кто-то ещё. А может быть, и жена одумается сама и решит вернуться к вам. А сейчас присаживайтесь с нами и почтите память моего царствовавшего деда.