Польская карта

Глава 16

Событие сорок третье

«Шахматы воспитывают склонность к самостоятельному мышлению, а потому не следует их поощрять.»

Фридрих II (король Пруссии)

Бисмарк много чего наговорил. А что вообще о нём простому русскому человеку известно? Был послом в России. И любил ходить на охоту. На медведя. Зимой. И даже двух мишек завалил. Нет, не рогатиной. Немчура же. Из мосинки палил. Не было мосинок, ну, из берданки. Слабак.

Ещё всем известно его «железом и кровью» (Blut und Eisen). Это про Германию, про её объединение.

Понятно, что ещё все слышали в разных интерпретациях его слова: «Заключайте союзы с кем угодно, развязывайте любые войны, но никогда не трогайте русских.» и последнее: «Не надейтесь, что, единожды воспользовавшись слабостью России, вы будете получать дивиденды вечно. Русские всегда приходят за своими деньгами…»

Ещё этому товарищу ошибочно приписывают совет немецким тётечкам: Kinder, Küche, Kirche (киндер, кюхе, кирхе) — «дети, кухня, церковь». На самом деле данную аллитерацию ляпнул кайзер Вильгельм II. Это тот самый, что проиграл войну, сбежал в Голландию и женился там на молоденькой принцессе и умер за две недели до начала Великой Отечественной войны в возрасте весьма преклонном. 82 года было с хвостиком.

Кроме перечисленных персонажей наговорили для цитатника ещё несколько немцев или пруссаков. Да вот того же Карла Филиппа Готтлиба фон Клаузевица взять. Его одного хватит на целый цитатник. Например: «Лучшая стратегия состоит в том, чтобы всегда быть возможно более сильным; это значит прежде всего — быть вообще сильным, а затем — и на решающем пункте.» Или вот тоже неплохо сказал: «Чтобы победить, необходимо встретить главные силы противника.»

Последним пусть будет Фридрих II — король Пруссии. Он отметился тоже кучей цитат, например: «Русского солдата мало убить, его надо еще повалить.» Или вот это: «Русских легче убивать, чем принуждать к отступлению.»

И вот что самое интересное, про этого Фридриха Великого с его русофобскими высказываниями все знают и цитируют их, а про человека, который гонял этого Фридриха санными тряпками из одного конца его Пруссии в другой, в Германии не знает никто, стыдно им немцам про такое учить, в России знают четверо — два профессора, что на нем диссертацию защищали и два студента, что по нему реферат писали. Неказистый мужичок этот сидел сейчас перед Брехтом и тот ему наставления давал.

— Пётр Семёныч, ты только не миндальничай с ними. Это враги. Самые главные враги нашей страны на все времена. Не будет у России никогда более лютых врагов, более сильные будут, а вот более непримиримых не будет. Учти это, выполняя мои хотелки. Максимальная жёсткость.

Полковник Пётр Семёнович Салтыков — сын генерала Семёна Андреевича Салтыкова сидел, губы надув. Не нравилось, видимо, то, что ему этот выскочка, через постель дорвавшийся до власти, приказывает.

Брехт, кстати, на сто процентов, что это именно тот Салтыков, который фельдмаршал с санными тряпками, уверен не был. Как звать фельдмаршала, гонявшего Фридриха, он не помнил. Салтыковых прилично. Вон, Иван Алексеич по возрасту тоже подходит. Брехт, как и все в стране, об этом куске русской истории знал мало. Наши взяли вместе с австрияками Берлин, присоединили Кёнигсберг, а потом пришёл Пётр третий и всё вернул побитому Фридриху, не такому уж и Великому, этому мужеложцу, мать его.

Единственно, что, может, в отличие от большинства жителей России, помнит Брехт, так это то, что жил себе старичок, почти не воевавший и почти никем не командовавший, так, дивизией в мирное время, а его Елизавета откуда-то из деревни, кажется, достала, пыль и песок со старичка стряхнула и отправила воевать с на самом деле серьёзным противником, который и французов побил и австрияков. И дедушка этот полуштатский взял, да и навалял несколько раз, вопреки козням австрияков, Великому.

Петрушу третьего Бирон из Шлезвига этого, из Киля, в начале этого года изъял в пятилетнем возрасте и присовокупил к тому детскому саду, что у самого имелся. А батяньку оставил. Типа, вот переедем в новый дворец, подготовим армию, и отобьём у Дании оккупированные земли на севере Шлезвига. Жди и готовься. Бодаться за эти несколько километров квадратных нужно или нет, Брехт пока не решил, но это не мешало воспитать мальчика русским человеком, презирающим Фридриха, а не пресмыкающегося перед ним.

Но это всё в далёком будущем будет. Сейчас Ивану Яковлевичу было не до Шлезвига и, тем более, не до Гольштейна. Нужно было заканчивать войнушку на территории Речи Посполитой. Осталось не так и много. Необходимо срочно добраться до Дрездена, забрать там Августа Саксонского, желательно с несколькими тысячами саксонских бравых солдатиков, отвезти его в Краков, который к тому времени должен занять Карл Бирон, и короновать его там. А затем отвезти в Варшаву. Рыкнуть в Сейме на панов и подпанков и ехать в Ригу. Дома он нужнее.

— Пётр Семёнович, не криви мне тут губы. Ещё раз повторю, и попробуй хоть на йоту отойти от моих слов. Библиотеку университета всю до последнего листочка изъять, завернуть в парусину приготовленную, законопатить в бочки и отправить под надёжной охраной в Ригу. Всех профессоров и прочих преподавателей со всем имуществом и семьями тоже отправить туда. На плач и слёзы не обращать внимания. Они своего счастья просто не разумеют.

На самом деле Иван Яковлевич долго сомневался, стоит ли этих товарищей в Россию тащить. В Университете было два факультета: философский и теологии. Точно не самые нужные в России профессии. Даже уже в принципе махнул на этих товарищей рукой, пусть сидят на месте, изъять у них из домов все книги и пусть дальше мракобесие это в Польше преподают. В последний уже момент спросил, зыркающих на него товарищей, а кроме философии чего знаете? И вот тут оказалось, что есть и математики, и переводчики с древнегреческого, и преподаватели латыни, и даже химик один нашёлся. У двоих оказались защищёнными диссертации по медицине. Один так настоящий виршиплёт, типа нашего Ершова, который «Конёк — горбунёк». Жаль на польской мове. Ничего Тредиаковский переведёт. В результате получилось, что «бесполезных» осталось только двое. Ну, и решил Иван Яковлевич всех забрать. Пучком.

— Из всех костелов, соборов, и прочих католических богоделен реквизировать все ценности включая картины и книги. Даже ризы забрать. Само собой, в первую очередь изделия из золота и серебра. Медные или бронзовые колокола тоже все снять и отправить в Ригу. Самих монахов или священников отправить в Киев, их там дальше в Самару переправят на новое место жительства. Исключения никакого не допускается, даже если священнику сто лет, и он еле дышит. Пусть умрёт в дороге. Нельзя оставлять в городе латинян этих. Они организуют народ на сопротивление и вместо доброго вечного будут сеять ненависть к России. Если Ватикан пришлёт новых, то они не будут поляками и не будут сеять ненависть к России.

— А думаете, Ваше Высочество, что в Риме нас обожают? — хмыкнул будущий фельдмаршал.

— А ничего плохого мы пока им не сделали. А кроме того, человек смертен, и как это ни печально — внезапно смертен. Начнут воду мутить и отравятся грибами или Аннушка масла разольёт. Будет кому за ними присматривать. Ладно, с монасями больше не лезь ко мне, полковник. Я так решил и так будет. Это приказ. Дальше пошли. На Кавказе и в Поволжье, в новых поселениях, нужны кузнецы и другие металлисты. Этих сначала поуговаривай. Стимул такой — поедут добровольно — получат дом и подъемные на обзаведение на месте, не поедут сами, всё одно привезём, но уже в качестве крепостного. Именно этими посулами и уговаривай. Дальше едем. Аптекари. В Ригу, в Питер, в Москву. Везде нужны. Уговоры те же. Либо дом и подъёмные, либо крепостным в подмастерья к нашим аптекарям.

— Так не много должно быть их. А травы всякие и готовые отвары с настойками? — продолжал дуться Салтыков младший.

— Я не волшебник. Ты тоже. Что могут пусть распродадут, что могут с собой возьмут. Купи им лошадей и телег. Под наши фургоны переделайте.

Брехт задумался. Кого ещё нужно залучить в свой удел.

— Ага. Пройдись по местным богатеям, нет, ничего не изымай. Просто смотри на мебель, и если красивую увидишь, то узнай, где делали. Ежели местный мастер или мастера, то с ними, как с аптекарями разговор. Ага. Ещё сходи на базар, посмотри, кто мёд продаёт. Нужны бортники на Кавказ и в Москву.

— Ваше высочество так весь город вывезем. Одни могилы останутся.

— Блин, молодец, полковник. Музыкантов поищи и тех мастеров, если есть, которые умеют музыкальные инструменты делать. Скрипки там, контрабасы всякие. Нужен оркестр — на похоронах играть. Шутка. Просто нужен оркестр хорошей. Может евреи умеют. Тут полгорода евреи. О, у них поузнавай. Нужны богатые ростовщики. Хочу коммерческий банк открыть в Риге и Митаве. Ну, тут пока просто поуговаривай. Может несколько семей объединятся. Фамилии перепиши, ежели заартачатся. Сам приеду добрым словом и пистолем уговорю. По кладбищу. Пройдись по кладбищу. Посмотри на могилы. Если красивые памятники из камня увидишь, в виде статуй… да даже если просто красивая резьба по камню, то мастеров сих сыскать надо и в Ригу отправить с семьями и инструментом. Если есть подмастерья, то и их.

Про кладбище Брехт не зря вспомнил. Когда ездил по путёвке в Трускавец, то там была экскурсия выходного дня во Львов. Купил, съездил. Почти вся экскурсия — это посещение кладбища. Там сразу видно, что город долгое время был польским. На могилах латиница и фамилии польские, но это ладно. Польский и польский. Сейчас всё будет по-другому. Главное в том посещении — это контраст. Был Иван Яковлевич на другом элитном кладбище. Был на экскурсии в Питере, и Брехта тоже водили на кладбище, где всякая знать похоронена.

— Вот тут лежит жена Пушкина — Наталья Гончарова, которая вышла потом замуж за… Вот тут…

По сравнению с оформлением могил во Львове, с памятниками на этих могилах, могилы на Лазаревском кладбище Александро-Невской лавры — это пипец. Уж точно генерал Ланской был богаче тех польских купцов, что похоронены во Львове. Просто нет мастеров. Стоит гранитный параллелепипед. А рядом на чьей-то могиле просто пирамида железная. Как солдатский памятник. И решётки настолько убоги, что не верится, будто в России вообще мастера были. Позор.

— Иван Яковлевич, что у нас своих каменотёсов нет? — взбрыкнул в очередной раз побиватель Фридриха будущий.

— Нет. Скажи мне, Пётр Семёнович, а чего ты ерепенешься всё время? Врагов жалеешь, добра своей стране не хочешь? Добренький? Слёзы детишек тебе видеть поперёк горла? Так ты, мать твою, зачем в армию пошёл? Сидел бы в имении и турнепс выращивал. Отставить сопли!!! Всё, что я делаю, я делаю на благо России! Может это тебе и не видно. Поймёшь с годами. Ладно. Сбил ты меня с настроя. Закончим на этом. Но тех мастеров и прочих жителей славного города Познань отправь, куда я указал. Мы завтра поутру уходим. Ты остаёшься с одним батальоном башкир и батальоном егерей Егорьевского полка. Если начнётся бунт, в крови потопи, но людей вывези. С последней партией и сам можешь в Ригу убыть, вместе с этими двумя батальонами. Тут вроде кончились желающие повоевать. Справимся.