Фактор беспокойства

Да, с водой тут проблемы, кому вообще нафиг сдалась эта пустынная саванна? То, что нефть тут сейчас не обнаружат, я знаю. Но где и когда её найдут точно не помню. Никогда специально этим вопросом не интересовался. Через полчаса полог откидывается и в палатку входит тот самый «бритый» майор. Увидев, чем я занимаюсь, он молча открывает шкафчик достаёт бутылку и две салфетки. Взглянув на Альберта и чему-то усмехнувшись произносит на хорошем немецком языке:

— Михаил Григорьевич, раны лучше прижечь этим пойлом. На вкус отвратно, но как обеззараживающее средство нет ничего лучше местного самогона. Проверено на себе. Местность тут поганая и болезнетворная, вот и спасаемся с помощью подручных средств. Я пришёл сообщить, что Николай Францевич внял Вашему предложению и отпускает Вашего пленника с Вами. Даже расписку об отказе от военных действий брать с него не станет. Войне так и так вскоре конец, а потеряв сегодня добрую треть своих самолётов боливийская авиация становится нам не опасной. Только из Асунсьона советую убраться как можно скорее.

— Дело в том, что мне поручено сопроводить тело нашего погибшего боевого товарища на родовое кладбище Штрёснеров в пригороде столицы. Старик Гуго будет потрясён гибелью своего сына и, если он узнает, что один из виновников его горя находится рядом, его ничто не остановит. Так что улетайте сразу. Нам выделено два авто. В одном поедем мы с вами и двое сопровождающих, на другом повезут тело старшего лейтенанта.

— Этот молодой герой заслужил право быть похороненным в родной земле. Представляете? Альфред установил «Льюис» на штабель из зарядных ящиков и вёл прицельную стрельбу по атакующим самолётам! Безрассудная храбрость. Один шальной осколок в висок и герой сражения при Бокероне погибает в самом расцвете своих сил, мальчику не исполнилось и двадцати двух лет. Какое горе для его семьи!

Намочив салфетку самогоном начинаю прижигать ранки на лице Альберта, тот шипит, но терпит, понимая необходимость подобной экзекуции.

— Михаил Григорьевич, капитан Порфёненко дал Вам самую высокую оценку как боевому лётчику. Скажите, а Вы не хотели бы сменить профессию музыканта на профессию военного пилота? — здрасьте! Опять за рыбу деньги?

— Нет господин майор, простите, не знаю вашего имени и отчества. Меня вполне устраивает моя мирная профессия.

— Извините, не представился. Одинцов Сергей Юрьевич, начальник штаба второго артиллерийского полка. Ну, я так и предполагал, что Вы откажетесь, но попытаться-то предложить стоило? Кстати, мне Ваш мюзикл понравился, я был на его премьере и сидел во втором ряду партера неподалёку от Вашего дирижёрского пульта. — майор вновь ничуть не стесняясь всматривается в моё лицо и в задумчивости качает головой.

— Просто поразительно! Вы удивительно похожи и напоминаете мне одного человека. Моего хорошего знакомого и друга, но возможно, что это просто совпадение. Владимир Николаевич утверждает, что Вы его земляк и родом из Одессы. Куда и стремитесь вскоре вернуться. Это так? И не переживайте. Мы знаем, что Одесса находится в советской России, но ещё Александр Васильевич Колчак метко заметил: — «Не трогайте артистов, кучеров и проституток, они служат при любой власти». Тем более, что Вы нас очень выручили. Так что к Вам у нас никаких претензий нет! — ну спасибо тебе, успокоил! Иронизирую про себя, хотя — да. Действительно как-то легче стало дышать.

— Не совсем так, Сергей Юрьевич. Я не знаю где я родился. Своего отца не помню, а скорее всего и не видел никогда. Моя родная матушка умерла много лет назад. Бродяжничал, беспризорничал, умирал с голода. Как попал в Одессу уже не помню, видимо моя память повредилась от перенесённых страданий. Меня подобрала и буквально вырвала из рук смерти одна сердобольная женщина, заменив мне родную мать. Выходила, дала образование и помогла стать тем, кем я сейчас стал. Я обязан ей всем, что у меня есть, вот к ней и хочу вернуться.

— Похвально, что Вы так тепло и по-доброму отзываетесь о своей приёмной матери и стремитесь вернуться к ней домой, но скажите, а свою родную матушку Вы помните?

— Смутно.

— А как её звали не припоминаете? Случайно не Вера Андреевна? — непроизвольно вздрагиваю, замираю и видимо слишком сильно нажимаю на ссадину, от чего Альберт не просто шипит, а чуть ли не повизгивает. Откуда этот майор может знать о моей матери? Она умерла в другом времени и даже в другой реальности!

— Я так и предполагал. Ваша матушка — Вера Андреевна Воронцова!

— Меншикова! — поправляю машинально, ещё не придя в себя от первого потрясения.

— Да-да. Девичья фамилия Вашей матушки — Меншикова, это я знаю. Воронцова она по покойному мужу. — сижу в полном обалдении и ничего не понимаю. Заметив моё состояние Одинцов поясняет:

— Кажется я был знаком и с Вашей матушкой, и с Вашим отцом. Его звали Григорий Михайлович Лапин, не так ли? — вновь вздрагиваю. Но чёрт побери, откуда он может это знать?

— Я впервые заметил Вас ещё в кабаре «Жернис» куда приходил послушать Люсеньку Лопато. Это ведь Вы писали для неё романсы?

— Не все. Она исполняла не только мои песни, но и других русских композиторов тоже.

— Но «открыли» для публики её Вы! Это было известно всему Парижу, не скромничайте. Уже в те редкие свои посещения я обратил на Вас своё внимание, но Вы были слишком юны, и я решил, что мне просто показалось. Но на премьере Вы были сосредоточены и уже напомнили мне своего отца в юности. Я хотел с Вами переговорить, но не сложилось. И вот я увидел Вас сегодня и все мои сомнения рассеялись.

— Вы определённо сын моего товарища! Мы с Григорием Михайловичем были дружны, учились в Михайловском училище почти одновременно, но я был на курс старше. Вместе заканчивали академию генерального штаба и даже распределились в один артиллерийский полк. И в молодости ухаживали за одной и той же барышней, но Ваш отец оказался удачливее меня в амурных делах и под венец она пошла с ним.

— Ваша матушка не говорила Вам, что у Вашего отца были законная супруга и сын от этого брака? Я не знаю их судьбы, но если они живы, то где-то в России у вас есть единокровный старший брат. Как и Вас его зовут Михаилом. Это вообще ваша фамильная традиция называть старшего сына в честь деда. Михаил родился в десятом году и сейчас ему двадцать четыре года. Надеюсь он жив и здоров.

— В четырнадцатом году в самом начале боевых действий был тяжело ранен князь Воронцов, муж Вашей матушки. Вера Андреевна всегда отличалась решительным характером и получив известие о ранении супруга выехала в действующую армию, чтоб ухаживать за раненым, но к её приезду князь скончался и был похоронен на русском кладбище в Бухаресте. А Вера Андреевна осталась при полковом госпитале сестрой милосердия.

— Она приходилась двоюродной сестрой законной жене Вашего батюшки и была очень на неё похожа лицом. К тому же умна, красива и младше на восемь лет. Неудивительно, что между Вашим отцом и Вашей матушкой возникли чувства. Офицеры полка не одобряли эту связь, но считали себя не в праве вмешиваться в их отношения. Знаете, на войне не зря год засчитывается за три. От понимания фатальности бытия чувства обостряются, от жизни стараются взять всё что можно, а почти два года вместе, это уже не просто интрижка.

— Но, когда связь скрывать стало невозможно, Вера Андреевна уехала в своё имение под Николаевым. Где и должна была в начале зимы шестнадцатого года разрешиться от бремени. А через два месяца после её отъезда, Ваш батюшка, капитан Григорий Михайлович Лапин погиб. И тоже был похоронен на русском воинском кладбище в Бухаресте, недалеко от могилы князя Воронцова. Такая вот гримаса истории. — майор достаёт стакан и налив до половины молча опрокидывает в себя.

— Кстати, Михаил Григорьевич, а Вы не замечали, что очень схожи лицом и телосложением со своим пленником? Ваш батюшка, барон фон Лапин тоже был из обрусевших немцев. Его предок прибыл на службу в Россию ещё при императрице Анне Иоанновне. Так что вполне возможно, что вы дальние родственники. — майор усмехается.

— Ладно, не стану мешать. Сейчас Вам принесут обед, а через час будьте готовы выдвигаться. Погоды нынче стоят жаркие, так что поедем без долгих остановок. Бог даст, к завтрашнему утру будем уже в Асунсьоне. И бога ради, сразу же улетайте, это в Ваших интересах. — майор Одинцов направляется к выходу, но я его останавливаю.

— Сергей Юрьевич! Генерал Эрн распорядился пропечатать в газетах сообщение о сегодняшнем бое, но Вы же знаете кто я и куда собираюсь вернуться? Для меня даже наш с Вами разговор может закончится очень большими неприятностями. А уж сообщение о том, с кем бок о бок я сражался, поставит жирный крест на моём возвращении на Родину.

— Прошу Вас, не упоминайте обо мне в этом сообщении? Я без сожаления отдаю все свои победы господину Порфёненко или любому другому лётчику по Вашему усмотрению. — а что мне ещё остаётся делать? Такая «слава», как сражение «плечом к плечу с белогвардейцами» для меня самый настоящий приговор. Надеюсь, что господин Одинцов это понимает и желание подвести меня «под монастырь» в его планы не входит.

— Так стоит ли возвращаться, Михаил Григорьевич? Не обязательно становится военным пилотом, можете и дальше заниматься музыкой, благо это у Вас получается хорошо. Но в свободной Европе или Америке. Зачем Вам эта большевистская Россия?

— Это моя Родина и там моя приёмная Мама! — замираю в ожидании ответа, а майор задумывается.

— Хорошо, я что-нибудь постараюсь придумать. Но вряд ли кто из наших пилотов согласится приписать себе чужие победы. Завидую Вашей приёмной матушке, что Вы так к ней стремитесь, несмотря на все опасности. Я тоже хотел бы встретится со своей семьёй, но даже не знаю живы ли они.

Майор выходит, а нам приносят два котелка с какой-то похлёбкой и по пресной лепёшке вместо хлеба. Но даже не замечаю вкуса варева машинально отправляя ложку в рот. Мне не даёт покоя информация, полученная от майора Одинцова. Пытаюсь упорядочить те обрывки мыслей, что мельтешат в моей голове и привести их в удобоваримую систему. Альберт помалкивает, хлюпает ложкой и ко мне с расспросами не суётся, видя мою задумчивость и нежелание о чём-либо говорить.

Это что же получается? Если принять на веру слова Сергея Юрьевича, то мой предок, а в этом я уже не сомневаюсь, имел на стороне ещё одного сына от сестреницы своей жены? Ну блин, однако прадед был ещё тот «ходок»! Его единственный сын от законного брака и мой родной дед как раз в это самое время уже закончил артиллерийское училище, женат на моей бабке, имеет одну совместно нажитую дочь и двух падчериц-близняшек, а вскоре должен родится мой отец. Эту историю хоть и не в подробностях, помню со слов моей бабки и отца.

А вот вторая «история» выглядит не менее занимательной чем первая. Получается, что «внебрачный сын», то есть я, появился тоже от союза Лапиных и Меншиковых? Но позвольте! Я-то в своей реальности тоже от брака Лапина и Меншиковой родился! Выходит, моё сознание переместилось не просто «абы куда», а в тело моего «кровного» деда? Да и обе мои матери в обоих мирах тоже родственницы? Вот это настоящий оксюморон получается! Однако… провидению пришлось сильно подсуетится, чтоб подыскать такой подходящий «вариант переноса».