Курьерская служба 5. Финал Секатора

— Комары, — покачал головой Вильям. — Конечно, сейчас полно средств — и дымовые завесы, и ловушки, и спреи, и амулеты — но последние, к примеру, придётся менять куда чаще, чем на нашем Поморье.

— А если брать кого-то покрупнее?

— Покрупнее вы вряд ли встретите. Большие кикиморы живут только в лесах, степные грифоны только со стороны японцев. Правда… — тут он помрачнел. — В мою вторую или третью поездку, когда я был ещё обычным инспектором и проверял участок пути с оборудованием, мы разминулись с лешим на пару часов. Он перегрыз всех в вахтовых домиках. Пожалуй, страшнее только драконы. Но Великие без крайней нужды не нападают, а малые антарктические живут только на Новом Кавказе, и их почти всех перебили Великие.

Лешего я видел в нескольких видео, и, как это уже было раньше, только сейчас сообразил, что это не кадры из мистификации. Он напоминал что-то вроде трёхметрового бурого чешуйчатого медведя с ветвистыми рогами.

— Вы видели драконов? — не мог не спросить я.

— Нет, разумеется, я ни разу не был на плато — и, признаться, не собираюсь, — Вильям покачал головой и взглянул на наручные часы. — И вам, мой друг, не советую. Приятно было побеседовать — меня ждут ещё некоторые дела. Да, подскажите, в какое отделение вы направляетесь, в Акулаевск?

— Да, туда.

Акулаевск был крупнейшим русским городом в Антарктике и бывшей столицей колоний и назывался Николаевск-Антарктический. Но в девяностые, после независимости Союза столицу перенесли севернее, поближе к большой земли. Центральный офис же так и остался в старой столице.

— Возможно, ещё увидимся — у меня будет для вас небольшое дельце.

— Ну, тут уж как распределят, — я развёл руками. — Вы можете написать комментарий, что хотите распределить на меня, но как в таких случаях поступает мой новый начальник — я не знаю. Я его ещё не видел.

Признаться, встречи со своим новым руководителем я немного побаивался. Кучин успел сказать, что он старик, что общался с ним на заре карьеры на некоторых рабочих конференциях, и что тот произвёл впечатление немного безумного.

Из Ресифи мы вылетели в Монтевидео, которых здесь был небольшим, самым южным городом континентальной Бразильской Империи. Там мы с Эрнесто переночевали один день, а затем наступил перелёт в один из самых странных островов в моём путешествии.

Как я понял уже сильно позже, оживив в памяти карты прошлых миров, этот остров назывался Южной Георгией. Здесь он в русских источниках назывался Южным Грумантом, а также островом графини Кулагиной и был открыт в конце XVIII века почти одновременно англичанами и русскими. Удачно нависая на антарктическими морями, он был идеальной пересадочной гаванью во все колонии, которые в девятнадцатом начали активно расти и развиваться. Как было написано в энциклопедии — всего за остров произошло порядка тридцати сражений, и не менее десяти раз он переходил из рук в руки. Всё закончилось в середине XX века, в начале «ледяной войны», когда после заключения мира было принято решение сделать Южный Грумант, как и пролив Босфор, «всемирным достоянием». На побережье построили три порта и три аэродрома, принадлежавшие концернам с инвестициями крупнейших империй.

Самолёты в этом мире пока что имели куда меньшую дальность, чем в привычных мне мирах, мелкие суда не могли пробиться через мощное течение вокруг потому Антарктики. Остров стал своего рода воротами в Антарктиду. Другими такими воротами было Королевство Маори, известное мне ранее как Новая Зеландия. Как успел мне рассказать Давыдов, сейчас остров был абсолютно безопасен. Его наводняли сотрудники всех возможных российских спецслужб, а также агенты Общества, а все информационные системы имели «дыры» для возможности контроля ситуации.

Итак, спустя девять дней и полторы тысячи потраченных рублей я оказался на острове графини Кулагиной. Именно здесь я распрощался и посадил на обратный рейс Эрнесто. Старик лил слёзы, спросил разрешения обнять на прощание, как будто я прощаюсь с ним навсегда. У меня такого чувства не было, хотя, конечно, после полутора недель перелётов оставалось ощущение, что прощаюсь с близким родственником.

Я остался в обширном зале ожидания, оборудованном небольшими лежанками и откидными столиками. Перекинулся парой слов с Вильямом, он сказал, что будет ждать рейса в Казанцев ещё два дня. Мне же сначала лежал путь в столицу — город Юстиновск, и самолёт, который забирал туда половину всех ожидающих, должен был прилететь через час с небольшим.

После отбытия Эрнесто я остался один. Это чувство было одновременно уже и позабытым, и пугающим. Не то, чтобы я перестал чувствовать себя несамостоятельным, просто наличие Общества, подпирающего спину, внушало чуть больше уверенности и предавало спокойствия.

Приближение климата чувствовалось всё острее, я распаковал багаж и надел куртку. В южном полушарии в начале августа ещё была зима, но снега в этих широтах ещё не наблюдалась, погода больше напоминала привычную мне балтийскую или поморскую, но на улицу я решил всё же не выходить — дул сильный ветер с мелким дождём. Вскоре я заметил в зале ещё одного спутника, который летел с нами ещё с Африки. Причём заметил я его не просто так. Бритый парень в бежевом пиджаке в дальнем конце зала у колонны явно наблюдал за мной и отвёл взгляд, когда я заметил его.

Я тоже стал наблюдать за ним. Больше он на меня не глазел, но через минут двадцать как бы невзначай сходил за чаем, а затем пересел со всеми вещами поближе ко мне, сократив расстояние почти вдвое. Здесь я уже напрягся. На всякий случай, пересел поближе к выходу, за колонну, чтобы уйти из зоны видимости. Ещё десять минут — он пересел чуть ближе и в сторону, снова контролируя моё местоположение.

Наконец, женский голос объявил на трёх языках, что самолёт из Юстиновска прибывает на третью посадочную полосу. Ещё десять минут — и в зал ожидания ввалилась разноцветная, но хорошо утеплённая толпа, среди которой я разглядел чёрную, как смоль, голову моего нового местного камердинера — Дмитрия Момоты-Хабзы. Я пристал, чтобы быть заметным, мы встретились взглядами, и антарктический мулат, расплывшись в улыбке, вальяжной походкой направился ко мне.

Сделал пару шагов и увидел, как бритоголовый тоже пришёл в движение. И не просто пришёл — побежал.

Интуиция сработала чётко.

— Ложись!! — успел рявкнуть я — не то толпе, не то лично Дмитрию, а затем сам свалился на пол, чувствуя, как пламя огненного цветка от взрыва бомбы раскрывается вокруг меня.