Шаровая молния

Окончание книги

40

Поезд Минск – Москва неспешно погромыхивал по стыкам, приближаясь к столице. Вот только настроение у сидящих в купе троих мужчин, одетых в гражданскую одежду, было ни к чёрту. И не из-за мелкого дождичка, оставляющего на вагонном стекле наклонные полосы стекающих капель.

Помимо основной задачи командировки, Демьянов, младший лейтенант госбезопасности Кузнецов и старший сержант госбезопасности Удовенко, должны были посетить ещё и объекты Минского укрепрайона, входящего в «Линию Сталина», как назвали западные журналисты линию укрепрайонов.

В республиканское управление госбезопасности об их предстоящем визите сообщили заранее, и с пропусками на военные объекты вопросов не возникло. «Товарищи из центра» посетили несколько дотов, находящихся в полной боеготовности (приказа о переходе советско-польской границы «знающие люди» ждали со дня на день, но бдительности не теряли: мало ли как сложится «там, в верхах», и вдруг германская армия, совершив рывок, выйдет к границе?), полазили по ходам сообщения и огневым точкам их предполья. Никакой расхлябанности в подразделениях, занимающих объекты укрепрайона не наблюдалось. Наоборот, красноармейцы и красные командиры пребывали в напряжённом ожидании, проникнувшись важностью и непредсказуемостью происходящих где-то на западе событий.

Замечания у Николая, конечно, имелись. За время, прошедшее с момента постройки укрепрайона, ушла вперёд и техника, и вооружения. Слабоватыми по современным меркам были и стоящие на вооружении старенькие 37-мм противотанковые пушечки, и развёрнутые для огневой поддержки в тылу «полковушки» образца 1927 года. Случись им сейчас вступить в бой с вермахтом, их моментально накроют более дальнобойные германские гаубицы калибром 105 мм. Засекут позиции с воздуха и накроют.

Конечно, казематные 76-мм орудия, установленные в пушечных дотах, создавали впечатление надёжности, но этих дотов не так уж и много. Основная масса всё-таки пулемётных. Порадовало и то, что у кого-то хватило ума использовать в качестве бронированных огневых точек выработавшие ресурс старые танки. По большей части – слабенькие МС-1 с 37-мм пушчнонкой, но попадались и более современные Т-26 и даже БТ.

Демьянов поставил задачу своим подчинённым оценивать укрепления не с точки зрения обороняющихся, а как будто им предстояло штурмовать их, чем вызвал недовольство сопровождающих местных чекистов.

- А вы считаете, что противник, как последний идиот, будет выискивать, где ему нанесут максимальный урон? – парировал их возмущение теперь уже старший лейтенант госбезопасности. – Нет, товарищ Гринченко, он постарается этого урона максимально избегать. Потому и будет изыскивать способы, как с меньшими потерями расколошматить этот дот, прикрывающий ложбинку. Вот представьте себя на месте командира вражеского полка, которому поставлена задача прорваться на этом участке. Как бы вы действовали?

- Мне кажется, это невозможно без поддержки артиллерии, танков и авиации.

- А с их поддержкой?

- Вы сомневаетесь в стойкости личного состава, занимающего укрепрайон?

- Не сомневаюсь. Но при должном упорстве можно прорвать любую линию обороны. Понимаете? Любую, даже считающуюся неприступной. Весь вопрос во времени и количестве ресурсов, которые необходимы, чтобы это сделать. И моя задача – дать рекомендации, как добиться того, чтобы противник истратил этих ресурсов как можно больше. Вам рассказать, как бы действовал я, штурмуя данный участок укрепрайона?

- Сделайте одолжение, - явно недовольным тоном согласился сопровождающий, имеющий то же звание, что и Демьянов.

- А я бы не стал его штурмовать в лоб. Нет, видимость попыток штурма создавал бы. Обстреливал бы траншеи из пулемётов и миномётов, окопал бы солдат и приказал им вести перестрелку с красноармейцами. А сам, тем временем, вызвал бы самолёт-разведчик, выявил цели для дальнобойной артиллерии, нашёл бы мёртвые зоны пулемётов и орудия, ведущих огонь из дотов. Потом, скоординировавшись с авиацией, нанёс бомбово-штурмовой удар по самим дотам и прикрывающим их артиллерийским и миномётным батареям. И добавил огнём дальнобойной артиллерии. И так – несколько раз. И лишь после, когда какой-нибудь из дотов замолчал, прорвался бы в тыл. А уж потом послал штурмовые группы с огнемётчиками выжигать огнём тех, кто уцелел в соседних дотах. Не в лоб, а с тыла. И послал бы своих солдат в атаку, скорее всего, вдоль вон того овражка, чтобы они могли совершить короткий рывок до мёртвой зоны пулемётов вот этого дота. Удовенко, а что бы сделали вы, если бы знали, что я так поступлю?

- Установил бы в овражке минное поле, - задумавшись на пару секунд, ответил старший сержант госбезопасности. – А чтобы прикрыть его от сапёров, ещё бы расчёт с ДП выслал.

Системные слабости, которые, посовещавшись между собой, определили «товарищи из центра», были ожидаемы Николаем. Самая главная из них – плохое зенитное прикрытие. Можно сказать, никакое. Вторая – почти повсеместное отсутствие запасных позиций для артиллерии и миномётов. Третья – зачастую проложенная открыто телефонная связь с батареями. И фактически тотально отсутствующая радиосвязь. Для себя Демьянов отметил неподготовленность прикрываемых дотами и дзотами мостов к взрыву. Нет, речь не о заложенных за два года до войны зарядах взрывчатки, а о подводке к мостам проводов, по которым будет передаваться электрический импульс к зарядам, когда поступит приказ их взорвать. Он-то, в отличие от сопровождающих, прекрасно помнил, как легко диверсанты из «Бранденбурга-800» будут резать «воздушки», наспех проброшенные к этим зарядам. А сами мосты и заложенная под них взрывчатка в целости и сохранности доставаться немцам.

Ещё одна важная слабость – недостаточная насыщенность противотанковыми средствами укреплений, прикрывающих дороги. И тоже основанная на его послезнании того, что немецкая техника будет ломиться не непролазным белорусским лесам, а по дорогам. Которые, по его разумению, должны быть просто «обсажены» бронированными огневыми точками из неспособных передвигаться танков, замаскированными позициями «сорокапяток», стрелковыми ячейками расчётов противотанковых ружей и зарытыми в землю мощными фугасами. Ничего! Время для того, чтобы это устроить, к счастью, пока имеется. А Кузнецов, когда они вернутся в Москву, в качестве инструктора перейдёт в подчинение майора Орлова, подбирающего кадры для будущей Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД. Фактически на два года раньше известных Демьянову сроков.

Лишь закончив с инспекцией на укрепрайоне «инспектора контрольно-инспекторской группы при первом заместителе народного комиссара внутренних дел» направились на север Минской области, откуда пришло письмо, переданное Николаю Берией.

«Здравствуйте, уважаемые члены экспериментального литературного объединения, - писал его автор. – Возможно, я ошибаюсь, но о троих из вас я точно уже слышал, несмотря на то, что вас называют «молодыми».

Я прочитал о ваших планах написания книги о полётах к звёздам, и мне кажется, что у такого авторского коллектива она должна получиться замечательной. Вот и хочу внести свою маленькую лепту в её написание. Мне кажется (дважды подчёркнуто), первый полёт в космос должен случиться 12 апреля 1961 года. А космическим кораблём «Восток» должен будет управлять Юрий Гагарин.

Если это не розыгрыш, то готов придумать (дважды подчёркнуто), кто ещё и на каких кораблях полетит в космос».

Первый же мужичок, встреченный приехавшими в сельцо на выделенной районным начальством бричке «писателями», огорошил их ответом на вопрос «где нам найти Фёдора Панкратовича Мажейко».

- Где, где? На погосте!

И, глядя на ошарашенных гостей, добавил:

- Вчерась старика Панкратыча схоронили. Он хоть и немного «того» был, но дед беззлобный, - покрутил растопыренными пальцами в районе виска колхозник. – Да и трактор, ежели сломается, только он отремонтировать мог. Матерными словами ругается, какой-то каменный век поминает, а делает.

- А что значит «того»? – справившись с шоком, остановил Демьянов собравшегося бежать по своим делам мужика.

- Да то и значит. Как долбануло его той молнией, так и стал не в себе. То, что раньше с ним было, напрочь забыл. Даже детей и внучат перестал узнавать, зато, бывало, такое начинал молоть, что хоть стой, хоть иконы с хаты выноси. Однем словом, умом повредился. Участковому даже пришлось грозиться на Соловки его спровадить, если он контрреволюционную пропаганду не прекратит.

- А что он говорил-то такого?

- Дык, повторять-то за ним такие гадости не хочется. Какую-то тиранию всё поминал. Эти самые… как их? Рыпрессии. А на следующий год, как его тем шаром блестящим шарахнуло, после убийства товарища Кирова и вовсе брехал, будто в этом сам товарищ Сталин виноват, - приглушил голос крестьянин. – И самое-то главное, до той молнии всегда за Советскую Власть был, а тут его – как подменили. Журнал «Огонёк» шибко любил читать, да только всегда плевался, что совсем он испортился, никакой правды в нём больше не найдёшь. И ведь тоже – до той молнии еле-еле буквы разбирал да фамилию выводил, а опосля и книжки умные читать стал, и ежели кому в район или родственникам написать красиво что-то надо, так к нему шли. А он уж старался. Всё хвастался, что с его десятью классами образования и каким-то непонятным незаконченным пе-те-у такое написать – раз плюнуть.

- А на самом деле сколько классов он закончил?

- Да какие классы? Он в свои шестьдесят еле-еле курсы ликбеза одолел! Я ж говорю: тронулся он чуток после молнии.

- А помер-то отчего?

- Да кто ж его знает? Старый он был. Почитай, семьдесят второй год шёл, а он шибко выпить любил. Ему фершал с района говорил, что вредно в его возрасте пить, а знаешь, что Панкратыч ему в ответ? Один раз, говорит, живём, а я и вообще – полраза. Вот вышел к колодцу четвёртого дня си-и-ильно пьяненький, схватился за грудь, да и упал замертво прямо среди улицы.

- Доктора вызывали?

- Приезжал фершал на этой самой бричке. Говорит, сердце не выдержало: пил ведь Панкратыч-то. А вы сами-то кто будете?

После слов о Кирове и Сталине колхозник очень струхнул, когда ему предъявили документы НКВД. Так, что пришлось успокаивать его. Он и провёл приезжих к дому, где жил Мажейко.

Расспросы родственников и знакомых Фёдора Панкратовича дали несколько новых штрихов к портрету «попаданца». Причём, очень специфичных.

- Девок да молодых баб шшупать любил Панкратыч. Зажмёт в углу, и давай титьки им мять да задницу оглажвать. Говорил, раз в жизни не довелось ни одну бабу огулять, так хоть этак нагонит.

- А они что? Морду ему не били?

- Так он же безобиднай в таком-то возрасте. Которым бабам, особливо вдовым, даже ндравилось, - махнула рукой и осуждающе сплюнула одна из бабулек, едва ли не ровесниц покойного. – Чего с шумашедшего возьмёшь? «Ни одной бабы не огулял». А восемь детишек откуда? Двух жён похоронил! И, слышь-ко, как бабы али девки купаться али в баню, так он за ними подсматривал. Прямо как малец какой.